20-III-1953. Париж.
ЕЛИАБЕЛЛА
Было так, судьба: не дано ему видеть отца, а мать — хранит в своем печальном имени Тристан.
Об отце со слов своего воспитателя Говерналя. О матери от него же. Много знать печаль, Тристан очень много узнает. Мудрый наставник Говерналь выдумывал по-своему и «привирал», как скажут о нем Беруль и Тома, они хранят древнюю кельтскую легенду с подкраской французским двенадцатым веком.
О любви — тут он прошел все углы моря — было ему за любовь, и любимое: феи, чары, ведуны, ирландские повести и учитель Мерлин. Первый навык Тристана направить себе руку не «огамом» кельтской по дереву резьбой, а по-нашему, пропись:
«Что более воды? — Ветер.
Что больше ветра? — Гора.
Что более горы? — Человек.
Что больше человека? — Хмель.
Что лютее хмеля? — Сон.
Что крепче сна? — Любовь».
Смолоду им повелевало одно желание, или ему убить или пусть его убьют, — отчаянная голова и пропадное сердце. Но когда он увидел ее — он вошел незаметно, были сумерки и никого — она читала и свет от ее лица освещал ей книгу: Елиабелла — Белоснежка! — он забыл все на свете: восторг осветил его душу, одна и нераздельно, это единственное имя Елиабелла, она вошла в его мысли, подмысли и в самое поддонное — прамысли.
Говерналь рыцарь королевы Елиабеллы.
* * *
Их было три брата — Мелеад в Елинасе, Марк и младший Перль в Корнуале.
Как-то осенью в хороший день взял Марк с собой Перля в горы. Перлю захотелось пить, а проезжали горный поток. Не слезая с коня, Перль нагнулся и упал головой о камень — потом говорили: Марк кулаком в загривок напоил любимого брата. Без Перля один вернулся Марк домой в замок Тантажиль.
С Перлем покончено, очередь за старшим Мелеадом.
Королева Елиабелла ходила на последнем месяце, ждала первенца и очень беспокоилась: недоброе предсказывали ей ведуны. Мелеад ни на шаг из дому, боялся; тоже скучал. Елиабелла сама уговорила его развлечься.
Мелеад поехал на охоту в лес Моруа, ближайший от замка. В полдень охотники задумали передохнуть, как раз холм, удобно расположиться. Было знойно, море отливало металлом и черные шапки слепили глаза. И видят, из дубравы вышла, совсем ребенок, закутана в листья, а глаза поляника, косоглазка, и прямо к Мелеаду.
— Хочешь, говорит, покажу какие — мой дом, мои владения? и ударила веткой по ноге.
Мелеад, оторопя, спрыгнул с коня.
Она подошла совсем близко, ореховый кулачок ее цепко вдавился в его руку. И они пошли, неразрывно. Пройдя несколько шагов, Мелеад обернулся: «Я сейчас!» Деревья затолкались и как не бывало.
И никто не осмелился следовать за королем. Сошли с коней. Расположились в тени на холму, вынули запасы, пили и ели, кто спит, кто клюет носом: ждут. А и вечер: пора бы. Ночью разбрелись по лесу. Лунный фонарь. Но никаких следов не заметно. Глушь, пропалые окнища, болото. Вернее не кликать — что еще откликнется: страшно. Ни с чем вернулись. Рассветает. Да скорее домой.
Дома темная весть: пропал Мелеад — увела лесная фея косоглазка.
Елиабелла выбежала из дому и на дорогу — лес Моруа. Близко от холма из дубравы вышел навстречу: на его плечах одежда тень и весь он держится на скрепе, вот подымется на воздух и без крыльев улетит. Елиабеллу трудно было узнать, но он назвал ее королева.
— Мелеад жив, сказал он, и весел, как никогда еще.
Она с надеждой — —
— Нет, этими глазами ты его не можешь видеть.
Мерлин исчез.
Ночь Елиабелла убивалась, клича. Какие голоса звучали в ее разлучной — звери в тоске шарахались, а глаза ее замученные увидеть видели лишь свое горе. Руки подымала она к звездам — вернуть ей. Звезды спускали ей свои поводья, но изменить свое течение они не могут. Руки ее судорожно натянули поводья и она упала навзничь лицом к звездам. С болью погасают звезды.
Светает. Печальный час. Туманы, — каркас ночи, — валясь и подымаясь, таяли.
Глаза ее резко переменились. И она видит: над ней склонилась в зеленом плаще, в ее руках — или это горсть розовой зари́ и поняла: это ее дитя. И с ее последним вздохом из печали прозвучало имя: Тристан.
И она увидела не этими глазами, сквозь зарю лес, в лесу мокреть, под папоротниками Мелеад: его руки и его ноги притрушены листьями и ворох листьев на его груди, из листьев ореховые кулачки слепые шарят, рот его забит травой, или это кровь зеленая в заре? Она хотела окликнуть и поманить, но ее голос и ее руки остались на земле. И загребая в крылья туман, она плывет — печаль ее не печальная и труд ее нетрудный — беспредельно и бес — конечно.
Фея Син, ей запретить ничего нельзя, ее узнали по ее зеленому плащу, принесла Тристана в дом, а Елиабеллу люди принесли.
Рассказывали, будто когда родился Тристан, у холма появились два рыцаря и хотели убить и похитить Тристана. Но когда, соскочив с коней, они приблизились к Тристану, Мерлин остановил их — пламя выскользнуло из его рта, острясь мечом. Перепуганные рыцари отступили и повинились: они из Корнуаля и не по своей воле, велено им от короля Марка.
Елианос остался без короля и королевы. Тристана увезли в Корнуаль к королю Марку.
Время сотрет имена: сегодня громко, а завтра не слыхали.
И дочь короля Андремо и Фелицы, сестры короля Артура, Белоснежка — Елиабелла, кто о ней вспомянет?
Не вспоминали о короле Мелеаде, забыли и королеву Елиабеллу, и только ее верный рыцарь сохранит Тристану образ его матери в нежеланный час ненужной разлуки:
Над твоими трудными бровями
над печалями неутоленных глаз
сияет месяц.
В руках поводья нахмуренных звезд,
Обод солнца — дуга.
И гулкие кони — черные вихри —
алчная ночь! — мчат по серебру дороги.
СИДОНИЯ
В Тантажиле в замке короля Марка начинает Тристан свою печальную повесть — славную по предсказанию Мерлина.
Марк объезжал свои владения, с ним был Говерналь. Миновав реку Брыкиню, остановились у источника Драгон. Тут появился Мерлин и обратил внимание на высокий камень с нарезанными именами.
— Три первых рыцаря, читал Мерлин, Гелиот, Ланселот, Тристан, и добавил: первый из них Тристан.
И когда потом, вспоминая встречу с Мерлином, Марк припомнил Говерналю слова Мерлина о Тристане, карлик Мядпауп тоненький — восковая свечка, алый колпачок, поклевывая воздух, выпискнул на ухо Марку:
— От Тристана беда, ты погибнешь.
Жена Марка Сидония, она из Нанта, дочь короля Малой Земли Гуе. У них сын Перль — по имени погибшего любимого брата Марка.
Тристан и Перль растут вместе. Они и спали в одной детской: к окну кровать Тристана, а за ней к двери Перля.
Нянька Петунья тоже не здешняя, бретонка, из Нанта, обоих детей любила, а Тристана еще и жалела: «без матери» его глаза изнывали печалью.
«Подойдешь к нему курточку оправить, он взглянет и улыбнется, на сердце захолонет: без матери!»
Призывали ворожейку: с чего-то куры не несутся? Ворожейка ошептала курятник.
Сидония следила — в Нанте у них не так ворожат: любопытно. Прибежали дети, а им уж как! Ворожея и детей, как кур, оглядела. И шепчет Сидонии, скосясь на Тристана:
«Твоего погубит!»
Слова капнули ядом и отравили мать: Тристан погубит Перля. Нянька не раз говорила Сидонии о Тристане: спит беспокойно.
К ночи как детей уложили спать, вошла в детскую Сидония: в ее руках серебряная фляжка.