Львица: — Мучаешься раскаянием? По твоей печали я читаю: «что сделано, того не вернешь!» И за что ты убил Тельца? Ободрись! Уныние омрачает ум и сердце, а тебе надо сообразиться и принять решение. Да и где же это видано: не расспрося, не подумав, бросился, как хмельной. А говорят между вами была большая дружба?

«Всегда он был мне по душе, во всем верен, послушный. И от его советов кроме добра я ничего не видел. Вечерами он приходил ко мне коротать мою печаль и мы раскладывали пасьянс, слушаем радио. Тужу о его смерти. Для меня так ясно, он передо мной ни в чем не виновен. Я поддался злым словам».

— Ихнелат из зависти, домогаясь самому занять высокое место, оболгал перед тобою Тельца. Я знаю это от верного человека.

«Кто же это такой?»

— Не спрашивай: тайна. Кто не держит тайну, бесчестит друга и свою совесть чернит. «Лучше, говорится, с высокой голубятни наземь дряпнуться, нежели из—за языка на гладком месте кувыркнуться».

«Мой старый учитель Леопард мне говорил: «человек, умеющий держать язык за зубами, мастер на обман». Когда выплывает на свет темное дело и требует отмщения, нельзя прикрывать грех никакими тайнами. Под каждым свидетельством должна быть именная подпись. Не по слуху наказывают, а сначала исследуют, желая добиться истины. Боюсь, не каяться бы мне за Ихнелата, как мучаюсь о Тельце».

— Какое там каяться! Тебя испугали мои слова о Ихнелате?

«Истину хочу вывести на свет».

— Клянусь, я говорю тебе не спуста.

«Я созову совет. Хочу поговорить и с Ихнелатом. И ты останься».

— На тебя жалко смотреть.

* * *

Пока еще только слух и пересуды. Толком никто ничего не знает. Да и откуда знать? Единственный свидетель убийства Тельца Ихнелат. Но молва уж идет, что преступление дело рук Ихнелата. Неспроста же в самом деле после убийства Тельца Ихнелат занял у Льва первое место: места не даются, а их занимают.

* * *

Ихнелат: — Разве случилось что особенное, всех нас собрали сюда? И что такое с нашим гордым Львом? Как постарел, согнулся. На его царственном челе такая человеческая скорбь. Темной печалью обведены его запалые глаза.

Львица: «О чем другом и печалиться царю, ты про это знаешь лучше всех. Только по его воле ты еще среди нас. Но он больше не в состоянии прикрывать твое зло, окаянный! Пронырством ты втерся в доверие к царю и обманом подстрекнул его убить Тельца».

— Кто стремится ко благу, всегда готов быть ошельмован. Разумные люди давно это поняли и ушли из мира, предпочитая пустыню, служить Богу, а не его твари. Из моей преданности царю я открыл ему о Тельце: я разоблачил злую мысль Тельца.

«Злодей!»

— Потаённый в камне огонь выводится на свет железом, а преступления розыском. Что же я, по-вашему, дурак: зная за собой вину, я торчал бы до сих пор среди вас, нет, я давно бы скрылся в надежном месте, куда не допихнется никакая ваша лапа и не просунется никакой ваш хвост. Я прошу царя поручить расследование моего дела одному из своих приближенных, кто не станет извращать истину и судить пристрастно обо мне по слуху от моих завистников. Врагов у меня довольно, мне это ясно. Не велика любовь и царя: на его глазах меня порочат, а он молчит.

Лев поднял голову и его глаза свинцом ударили в Ихнелата.

— И нет у меня другого прибежища, как одно только благоутробие Божие. Вот вы меня куда загнали! Оно одно не лицемерно испытывает и сердце и утробу. А смерти я не боюсь: ей вся тварь подвластна. Грядет час — попомни! — она вышла. И пусть клеветники, эта мелкая душонка, завистливая нищая мразь готовится к ее костяным мукам. И я клянусь моей верой в ваш пропад: владей я тьмами душ, я не пощадил бы ни единой в угоду царю.

Лев, опустя голову, отвел глаза.

Кабан: «Нечего тебе о угоде распространяться, изворачивайся в своем, что сам натворил, тоже угодник!»

— Тупорылая хрюшка! Или ты не знаешь, всякому живому существу его душа всего дороже. Если я о себе не скажу, кто за меня разинет рот? И знай: кто не огораживает себя, никогда не заступится за другого; что ему другой, когда он сам себя топчет: враг себе, враг и другим. Ты вылез и обнаружил всю свою исподнюю мерзость: ты хочешь подслужиться. Прочь!

Львица: «Удивляет меня твоя наглость, Ихнелат. Сам ты дерзнул на такое беззаконное дело, и смеешь позорить нас. И за что ты облаял безобидную свинью?»

— А ты — что ты на меня одним глазом смотришь? Мне кажется, у тебя их всегда было оба: левый и правый. Этак все извратить можно.

Львица: «Нахал! Посмотреть на такого: столько зла сделал, а еще и брешет. Наглостью и насмешкой хочет отвести глаза и всех нас запутать».

— Говорилось в старину: «жена мужа на удочку поймает и колдовством окрутит, губя и его и себя!» А какой это вздор: «и себя». Что такое ваша косматая порода? Ради собственного покоя вы пожертвуете всем и даже любовью, если вы способны как-то еще и любить. Из расчета, имея в виду всякие льготы и выгоды, готовы вы на все. За мужчину я могу поручиться — из тысячи за одного, а за вас — и в миллионе не уверен ни в одной. И ты свою бабью болтовню распускаешь в присутствии царя.

«А сам-то, ты плетешь свое пустословие, уж не думаешь ли ты увильнуть от наказания?»

— Кто пойдет по ложному пути, а этот путь у всех перед глазами, с правого сворачивает, и ни в слове, ни в деле не тверд.

«Значит, о Ихнелате все вранье? И он представляется невинным, если смеет так дерзко говорить в глаза царю и не встречает ни от кого отпор? Мудрыми сказано: «молчащий соглашается».

Лев: «На цепь! Надеть оковы и заключить в тюрьму».

Медведь—кузнец с кандалами, Пифик—подмастерье с наручниками. И принялись за работу.

Медведь, надевая кандалы на Ихнелата: «Весна пришла».

Пифик: — Сегодня прилетели птицы. Мне жалко Анку: она по-прежнему тоскует лес.

Медведь: «Анка — это тоже что кукушка?»

— По голосу похожа, а кукунят у нее нету, орлица.

«С чего ж это?»

— Жалея детей, хотела спасти от голодной смерти и заклевала.

«Как это возможно?»

— Очень просто: мать. Как-то достался детям на корм: лежит под деревом странник — не то глубоко спит, не то помер, откуда им знать? А это был сам Будда — ты помнишь, под деревом благословил нас всех зверей. И они слетелись на странника: один съел уши, другой глаза, третий сердце, четвертый язык, и когда насытились, пелена жизни упала с их глаз, и они увидели...

«Очень страшное?»

— Не могу сказать. Живым не дано видеть и только в минуту смерти открывается душе этот мир без пелены. Они увидели, что есть за весной, за деревьями, за каждым из нас, и за вечерним закатом и за утренней зарей. И когда они увидели, они отказались от корма и голодные стали чахнуть. Мать как уговаривала, а они не могут, с души воротит. Тогда она и принялась насильно их кормить, и заклевала.

Медведь Ихнелату: «Не дергай лапой, я не больно. — А знать, недаром я всегда говорил детям: «ешьте зверя не с головы, а с ног».

Пифик: — Глаза и уши, язык и сердце — ими живой мир цветет, от них и песня. — Ихнелату: Не верти головой. Новая модель. Полюбуйся, какая американская игрушка с автоматическим замком! Так. Готово.

Львица: «Теперь я открою тебе тайну: мои слова о Ихнелате — слова твоего учителя Леопарда».

Лев: — Посмотрим, что он в тюрьме заговорит.

V СУД

Ночью Стефанит тайком проник в тюрьму к Ихнелату.

* * *

Стефанит: «Какой страшный зверь».

Ихнелат: — Который?

«Я с ним столкнулся в коридоре».

— Мой сосед, смертник. Помнишь, я тебе рассказывал, откуда взялся бык. А это его хозяин — Меркулов. Купец дознался о судьбе своего брошенного на дороге быка и в каком бык почете, и обратился ко Льву, требуя выдачи своей собственности или соответствующее вознаграждение в золотых обезьяньих «лионах», — за дерзость приговорен Львом к смертной казни. Очень мучается без табаку.