Жанна вынуждена была признать правоту Кейна. Да, соседи недолюбливали Оринберг: богатые земли, большая территория и цепкие руки правящей династии.

 Простые люди порой жили на грани нищеты, но король умел вовремя сделать щедрый жест и раздать кусок хлеба, бросить горсть монет, устроить праздник в память о былых победах.

 И страх. Все тот же страх, но уже перед своими собственными воинами, довлел над оринбержцами. Рыцари герцога Свейна, вышколенные, преданные, сытые, тщательно следили за порядком в королевстве. У герцога был прямой интерес к престолу и об этом шептались во всех углах.

 Герцог выглядел куда более презентабельно, чем распустившийся и одряхлевший Лусиан Свейн. Но Альберт Свейн поддерживал своего правящего брата, его харизма, его могущество сдерживали население от открытого бунта.

– Чем же отличаются лоринцы от верийских людей? Разве что, верийцы довели своих крестьян до самой грани. А где она, эта грань, за которой вскипает кровь? Сколько можно терпеть унижения? Раболепно повиноваться, крепиться, отдавать последние крохи, терпеть надругательства над собственным достоинством, лишь бы… Жить? Но стоит ли такая жизнь этого терпения? – Голос Кейна звучал то громко, то тихо, успокаивая, настраивая на размышления.

 Жанна знала, что каждого второго мужчину в Вересе могли легко забрать в армию Кейна. Не важно есть ли у несчастного жена и дети. Семьям погибших щедро выплачивали золотом. А бывало, супруг возвращался. Другой. И дело было не только в верийской крови, что навсегда изменила человека. В его глазах плясала смерть и все, что он теперь умел – убивать.

 Девушка смотрела на Кейна как зачарованная. Слова звучали убедительно, он больше не казался страшным и грозным. Кейн не был оторван от своих подданных так сильно, как правители Оринберга. Он прекрасно знал, как жалко и обреченно влачат свое существование смертные Вереса. Даже сочувствовал им. В его памяти жили дни, когда смех звучал на просторах его мира, а храмы наполнялись благодарными молитвами.

– Я не заслужил твоей ненависти, дитя… Любая война – это смерть и боль. И умирают самые беззащитные. Жалость здесь не уместна. И у тебя был и остается шанс изменить все в Вересе. Я думал об этом много раз, но ты знаешь, что я не умею творить.

 Девушка рассматривала собеседника: от Кейна веяло льдом. Все верийцы обладали своим запахом. От короля пахло морозом, снегом, вьюгой…

 И сам он напоминал суровую зиму, способную гневаться метелями, восхищать своей лаконичной природой, привлекать загадочным и холодным блеском.

 И как она раньше не видела этой верийской привлекательности? Чужой, совершенно непривычный образ, стал восхитительным!

 Их взгляды встретились. То, чего не хватало Кейну – умения творить – в достатке было в ней. Жанне не хватало расчетливости и жесткости. Этого было довольно в Кейне. Вместе у них могло получиться все что угодно.

 Король наклонился и слегка коснулся губами ее губ.

 Девчонка вздрогнула и отшатнулась.

– Я не буду убивать за тебя. – Пообещал король, смеясь. Порою, ему нравилось поддразнивать это юное и бесхитростное создание. – Во всяком случае, тебе придется заслужить эту честь. Но поклянись, что будешь верна мне и только мне. Что будешь доверять без оглядки и вместе мы сможем навести порядок во всех восьми мирах! Мы остановим разрушения, вернем к жизни то, что погибло.

 Он снова потянулся к ней, в этот раз она не сдвинулась с места. Кейн крепко прижался губами к ее губам и почувствовал жар девичьего тела под слоем одежды.

 Почему-то сейчас Жанна не сомневалась в правильности происходящего, не цепенела от страха, не дрожала. Лоринка полностью доверилась Кейну, точно ответив на его вопрос. Она позволила избавить себя от одежды, жадно впитывала каждое прикосновение к необыкновенно бледной коже, вспыхивала от умелых прикосновений. Пламя внутри разгоралось все жарче.

 Кейн смотрел в ее глаза, ожидая, что королева дрогнет, смутится. Постепенно они оба просто растворились в ощущениях, потеряв связь с реальностью.

 Хрупкая и нежная, неопытная, девушка повиновалась его движениям. Послушно позволила усадить себя сверху, на мгновения вздрогнула от неожиданной боли, закусила вскрик своей же рукой.

 Кейн замер, не зная, готова ли она продолжать. Чуть выждал и крепкие ладони обхватили девичью талию, задавая ритм. Сжатые мышцы стали расслабляться, наливаться жаром и влагой.

 Когда ее дыхание перешло в сладкие стоны, вериец позволил инстинктам взять верх. Нежно и властно Кейн вступил в свои законные права мужа и короля.

 Пленительная утонченная чужестранка разбудила в Кейне что-то большее, чем обычная похоть, которую всегда были рады утолить аристократки. Завораживал ее тихий голос, рассыпанные по обнаженному телу жемчужные волосы. Хотелось крепче прижать к себе это разгоряченное грациозное тело.

 Девушка тяжело дышала, не в силах пошевелиться от усталости. Тело охватывала легкая и приятная дрожь. Ее голова замерла на плече верийца, вслушиваясь в быстрые удары чужого сердца. Врали все, кто говорил, что бог бессердечен!

 Кейн провел кончиками пальцев по ее губам, замер на щеке, потянулся и поцеловал, поглаживая беззащитно обнаженную спину.

– Иди сюда. – Позвал он.

 Кейн мысленно потянулся к Нитям ее души и оба провалились в безумную эйфорию, сплетаясь не только телами, но своими жизнями.

 Сбудется ли проклятие Лорин? Что же, стоит проверить.

 ***

 Волшебница молчаливо воззвала к королю. Но он не отвечал.

 Каменная стена, обожженная, точно здесь бушевал взбесившийся огненный демон, превратилась в монолитный слиток. Лилит проследовала дальше, пока, наконец, не увидела среди обожженных валунов и почерневшей травы короля.

 Волшебница хотела подойти, но Кейн наконец-то ответил ей.

 "Я не звал тебя". – Раздался его недовольный голос.

 "Все в порядке? Этот грохот и заклинания"…

 "Мы просто немного поговорили. – С легкой иронией ответил Кейн. – Я же просил не беспокоить!"

 Лилит поджала губы и отступила в приближающийся рассвет. Но не выдержала и с любопытством оглянулась. Увиденное привело волшебницу в смущение и ярость: Кейн, этот железный и бесчувственный воин трепетно и настойчиво раздевал проклятую лоринку, явно намереваясь вступить в связь с этой грязной полукровкой!

 Лилит почти бежала, не замечая ничего вокруг, пока не уткнулась в застывшего как статуя князя.

– Ты зря волновался. – Волшебница поравнялась с неподвижной высокой фигурой в темно-бардовом мундире, попыталась вернуть себе величие и невозмутимость. – У них все хорошо. Даже слишком.

 Фауст окинул Лилит бесцветными глазами, но не сдвинулся с места.

– Тебе не стоит здесь оставаться. – Лилит потянулась к руке князя, намереваясь увести его и встретила пустоту.

 Вериец стремительно смешался с тенями.

 В полумраке угадывались очертания пары. О чем говорили двое, – понять было невозможно. Король пытливо всматривался в лицо девушки, будто видел ее в первый раз. Такой же голодный взгляд иногда бросал на Жанну сам Фауст.

 Обнаженная, восхитительная, она стояла спиной к князю, но он мог поклясться, что сейчас она с восторгом внимает каждому слову Кейна, каждому его движению.

 Фауст видел это много раз. Хозяин Вереса умел подчинять себе, очаровывать и завлекать своей уверенностью. Сколько наивных и вполне сознательных умов загорались желанием услужить, отдать свою жизнь во благо Кейна!

 И сколько потом с горечью осознавали, что больше не нужны!

 Возле подошвы своего сапога Истинный заметил светлый предмет. Сердце сжалось от боли, князю не хватало воздуха, полуистлевшие деревья давили, мир вдруг показался омерзительным, блеклым и пустым…

 Вериец поднял вещицу, крепко сжал в кулаке. Вот, оказывается, как втаптывают чувства в грязь!

 Он же просил ее держаться подальше от Лорин и Кейна! Он убил ради не дважды. И убийства эти не принесли ему удовольствия. Лишь горечь.