Сейвен, не отвечая, повернулся к ней и заглянул под мешковатый капюшон. Пепельно-серое, изрытое черными нитями лицо… Она поторопилась отвернуться, прикрыть лицо ладонью, но Сейвен схватил ее за запястье и отвел руку. Несмотря на видимые попытки вырваться, он не чувствовал усилий. «Как призрак. Или воспоминание».
– Пусти! – зашипела она, но Сейвен не отпускал.
Заостренное злобой лицо, оскаленный черногубый рот с острыми белыми зубами, глаза-щелочки скрывающие бесконечно-черные, широкие зрачки.
– Разиель, это и впрямь ты? – губы его, против воли, исказились отвращением. – Во что ты превратилась?
– Это все ты! Ты затащил меня, ты отдал меня ему!
– Ты сама оторвалась, – Сейвен отпустил ее руку и хмыкнул. – Пока я охотился за черепами на болоте. Где была ты?
– Я… – она вздохнула и понурилась. – Всего лишь тень. Отражение в черном стекле. И когда ты пропал я отразилась в нем. Я стала его. Вы… Очень похожи, Сейвен. И если вы объединитесь, то…
– Ну, уж нет. Мы вернулись истребить его, помнишь? Помоги мне и я попрошу для тебя место у матушки. Она не откажет.
– Мы не в генизе Вербарии, – сухо ответила Разиель. – Это хаос Айро.
– Как по мне, так все порядочно.
– Это ты выстраиваешь ее растление своими воспоминаниями. После Айро от ментальностей остаются только бессвязные элементы из которых состояла личность... Крик ребенка, например, запах моря, танцы под Зойбой... А может чувство времени, любовь к лимонам или упоение от музыки? Или другой бесконечно несчетный обрывок-образ когда-то составляющий цельную личность. И ты сплавляешь эти клочки в то, что вспомнишь, что представишь себе...
– Я могу представить, как тебя разрывает на части.
На лице Разиель выразился неподдельный испуг. «Похоже, не шутит».
– Хорошо-хорошо. Пусть все так. Что ты мне предлагаешь? Вы, что предлагаете?
– Пойдем с нами. Ат изучит тебя, разберется как ты это делаешь и тогда мы освободимся.
– Может быть ты хотела сказать, что он освободится? – Сейвен покачал головой и отхлебнул вина. – Нет, я это не сделаю. Хочешь – оставайся. А если я так сильно нужен Атодомелю, то пускай сам спускается.
– Сейвен, ты не понимаешь... Возможно, ты именно то, что Первые искали с начала времен.
– Мне нет до этого дела. Я хочу оградить от них Солнечную систему и только. А с Айро я уж как-нибудь сам разберусь. – Сейвен поднялся и обернулся на нее сверху вниз. – Ты со мной?
– Глупец! – прошипела Разиель. – Ты не видишь дальше собственного носа! Если они заполучат тебя, то прекратят потрошить вселенную! Тысячи, а может миллионы цивилизаций не исчезнут!
– Но и не появятся, – со вздохом ответил Сейвен. Беседа начинала его утомлять. – Они ведь сеятели жизни. Если ты веришь, что он и ему подобные остановятся, заполучив меня, то это твой промах. Я же считаю, что с моими возможностями будет еще хуже. Они сотрут в порошок миллионы гениз в миллион раз быстрей. И только. Я рискну ошибиться, имея за то уверенность, что Солнечная система останется в покое. Так что… Я не стану помогать вам. И знаешь, – тут он присел на корточки так, что его лицо оказалось как раз напротив лица Разиель. – Я сам сотру его при первой возможности.
Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза. Она больше не пыталась укрыться, а смотрела открыто. Взгляд ее темных, будто наполненных смолою глаз, казалось, ничего не выражал.
– Ты помнишь ее, Сейвен? – произнесла, наконец, она тихим проникнутым голосом. – Ты помнишь Диз?
Произнесенное имя врезалось в сознание, точно кузнечный молот в стену древнего склепа. Он отшатнулся, упал. Бокал вывалился из его руки и, с кристальным звоном, разбился о каменный пол.
– Диз?.. – механически повторил он. Имя звенело в голове рухнувшим колоколом. Ее он вспоминал, ее он хотел слышать! – Диз…
– Ты ведь не помнишь ее? – Сейвен молчал, обхватил голову руками, и молчал. – Ты искал ее везде, вывернул наизнанку каждый закоулок свой памяти и не нашел, так?
Сейвен сдавленно застонал. Он почти не слушал Разиель, продолжая неустанно повторять имя, зная наверняка, что упусти он его хоть на мгновение, то сразу забудет. «Диз, Диз, Диз…» Не помня, не понимая себя, он стал раскачиваться взад-вперед. Его потерянный взгляд упал на осколки бокала, острые и блестящие как лед. Рука потянулась к самому крупному, к осколку с уцелевшей тонкой ножкой. Он занес острие и вырезал на предплечье крупными кровавыми буквами: «Диз», отшвырнул перо и жадно всмотрелся в надпись. Четкие, красные линии стали расплываться, имя набухло, заслезилось. С отчаянной торопливостью он стер кровь рукавом, но на месте четко вырезанных букв алели бессмысленные порезы.
Он забыл его. Забыл сакральное имя.
– Нет! Нет…Вернись. Вернись же! – в каком-то безумном отчаянии Сейвен захлопал ладонью по порезам. – Вернись…
– Ты по-прежнему считаешь, что можешь в одиночку разобраться с Айро? – напомнила о себе Разиель.
– Это вы… Это вы похитили ее у меня!
– Нет, – она поднялась и теперь смотрела на него сверху вниз. – Айро знает твою ментальность. Как и любую другую. Знает, из чего ты сделан. Но, в отличие от прочих, она не может тебя разобрать. Ей удалось только вычленить самое дорогое для тебя воспоминание. И теперь ты, ты – Сейвен Болферт, переиначишь сокровенную для себя частичку точно так же, как и все остальное. Где она, ты знаешь? Блокирована внутри тебя? Развеяна по телесам Айро? Сокрыта где-то в ее глубине? Если ты и дальше будешь бороться с Айро по-своему, то уже ничего не узнаешь и никого не вернешь. А ведь это еще не самое страшное.
Она опустилась перед ним на колени, взяла в свои горячие руки его голову и придвинулась так близко, что Сейвен почувствовал огонь ее слов.
– Ты даже не заметишь, как вы приметесь за Вербарию. Айро ее будет разминать, а ты будешь из нее лепить свои горшки. Для тебя ведь нет разницы – Все глина! Но в отличие от нее, ты разумен. И я прошу тебя пойти со мной. Атодомель не причинит тебе вреда. Это за рамками его возможностей.
Она выпустила его из рук и вновь поднялась.
– Но можешь остаться. Сожрать Айро, Вербарию и нас вместе с нею. Ты построишь свою Вербарию, но… В ней не будет Диз. Так что, решайся, Сейвен Болферт, – она криво усмехнулась. – Ведь всегда есть выбор.
Tat 28
– Я выбирал уже однажды, – ответил Сейвен и поднялся. – Доля у меня такая.
Разиель радостно улыбнулась, обнажая темные, подернутые белизной только у кромок, зубы.
– Сейчас, – она развела в стороны руки и закрыла глаза. – Мы уйдем.
От нее, как от маленького шторма, подул ветер, всколыхнувший одежду Сейвена. Меж разведенных ладоней, прямо напротив ее лица, образовалась узкая и длинная щель, вонзившаяся концами в пол и потолок. Проем медленно расширялся, внутри что-то поблескивало черно-синими искрами, переливалось, как масло на поверхности воды.
Сейвен следил за разверзающимися вратами с мучительным чувством неправильности происходящего. Он ошибся, жестоко ошибся, согласившись с оскверненной Разиель. «Должен быть способ вспомнить ее иначе. Должен быть… Ведь… Ведь она существовала, не для меня одного, не я один ее знал».
Вдруг ему на плече легла чья-то рука. Сейвен обернулся и увидел Олафа – протектор приветливо, по-отечески улыбался ему.
– Я помню ее, – со странной задумчивостью произнес он, глядя куда-то вглубь Сейвена. – Милая, маленькая девочка. Всегда грустная, всегда одинокая. Другие дети не то чтобы боялись ее, а всегда сторонились. Было в ней что-то отталкивающее, странное. Я считал, что смерть ее родителей в Лазурную ночь наложила свою печать на ее характер. Так, если бы цветок втоптали в грязь. Он смят, но все также прекрасен. Мне нравилась прелесть ее сосредоточенных глаз, ее прямота и ответственность. Сейчас, оглядываясь в прошлое, мне вериться, что она была моей любимицей. Но, думаю, услышь она мое откровение, то непременно рассердилась бы.
– А я помню, как однажды стащил у нее туфельку, – Сейвен повернул голову и увидел Зака. Он тоже улыбался и смотрел задумчиво, точно как Олаф. – Не со зла, а так… На спор. Внимание, наверное, хотел привлечь к своей персоне. Мало’й был, что уж… Это случилось в редкий день нашего выгула в порт. Солнечно было, жарко. Тогда мы участвовали в пляжных соревнованиях. И что же? Она не наябедничала, никому не доложила. Просто выбросила оставшуюся туфлю и вернулась в купол босиком.
