– «Прости», – наконец извинилась она. – «Мое существование теперь напрямую зависит от тебя. Одним хранителям известно, что произойдет, если у тебя случится новый припадок».

«Вот кем-кем, а припадочным меня еще не называли».

– «Это только слово, но оно ближе всего характеризует твои... Срывы. И неудивительно, что именно эмоциональный всплеск выступает катализатором, ведь ментальность осязает мир через тело. Чувства это кисть, фиксирующая на полотнище мыслей тебя самого. Так созидаются личности каждого вербарианца. Чем богаче на впечатления жизнь, тем выразительней и ярче ментальность. Так обстоит дело. Но не с тобой, Сейвен. В припадке ты словно пронзаешь эмоцией разум и оказываешь на той стороне... Хм. Меня ты записал на обороте...»

– «Вот еще. Если ты на моем обороте, то кто записывает все остальных?»

– «Планета. Я говорю о кошмарах навеянных ею. Она воздействует на самую мощную и древнюю эмоцию – на страх. Ужас может разорвать эмоциональный замок, вынудить ментальность отказаться от тела в пользу сна, как более надежного прибежища. Сон, воплощенный генизой Земли, способен дать ментальностям чувство... Покоя, защищенности... Я не знаю! Но главный мотив заключается именно в подмене личностных ощущений, на фальшивые. Когда это произойдет, реальность станет сном, а сон – реальностью».

«Кажется, я начинаю понимать. Ментальность не может существовать сама по себе. Ей нужно либо тело, либо гениза. То, что может дать ей возможность осязать себя. Эмм. Чувственно».

– «Да, это так», – Разиель улыбнулась.

– Ну а как же Вечность Кетсуи-Мо? А Крайтер и его креатура? Они ведь тоже как-то существуют».

– «В Вечности все просто: тела спали, а ментальности видели дивный сон. Бесконечно долгий и контролируемый сон. Когда тело умирало, ментальность вливалась в генизу Вербарии, где ей и положено быть после исхода. Крайтер же… Он стал центром. Нет, не так. Крайтер стал маленькой генизой, вокруг которой собрались ментальности».

«Если так, то у генизы планеты тоже должен быть центр».

– «Видимо да, но я не знаю что это».

«А, может, кто?»

– «Прошу, давай оставим. На самом деле я совсем не понимаю, как все это устроено».

«Ладно, как скажешь. Давай к насущному. Как тебя вернуть обратно и уберечь остальных знаешь?»

Говоря про остальных, Сейвен невольно вспомнил о Диз. Он уже привык, что без Айро их отношения стали действительно сокровенными. Воображение преподнесло образ, где он и Диз уединились вместе с… Разиель. Тут же подоспела другая картина, где Разиель и Крайтер, но уже с лишним Сейвеном.

– «Да, проблемка», – Разиель засмеялась, и Сейвен только сейчас сообразил, что они не говорили, а обменивались мыслями. – «Но это не самое худшее, что могло бы случиться. Я думаю, что смогу вернуться в себя. С помощью Крайтера. Как уберечь остальных без его помощи я не знаю. Но пока буду узнавать, всем лучше не смыкать глаз».

«Енисей так и предложил, но вот Олаф что-то... Кстати, Олаф!» И Сейвен бегло припомнил сны протектора. Мысленный пересказ взволновал Разиель больше, чем того можно было ожидать.

– «А о чем говорили остальные»?

Пришлось напрячь память и выборочно обдумать несколько других кошмаров.

Разиель погрузилась в раздумья, да так глубоко, что Сейвен потерял всякую надежду уследить за светом ее мыслей. Он видел только узловые образы, но они мало о чем говорили. Лес, ночь, сияние бесплотных тел, спящий купол, Крайтер, гениза Вербарии, снова Крайтер, миллионы тел окружают его, спящий купол, Олаф… И так далее.

Оставив попытку разглядеть за деревьями лес, Сейвен и сам призадумался. Продержаться двое суток без сна в принципе не так уж и трудно. Кроме того, судя по Олафу, можно выдержать три сновидения к ряду. Только нужно ли? После этих угнетений протектор выглядел крайне отвратительно. «Получается, что те, кто продрых всю ночь и видел только один сон, легче отделались, чем он, просыпающийся после каждого кошмара».

«Разиель, а что ты видела во сне?»

– «Что я видела?» – отозвалась Разиель и его коснулись обрывки тех воспоминаний, о которых он спрашивал. – «Я будто проснулась на нашей солнечной поляне, в центре большого леса. Ты ведь помнишь эту поляну? Место, где ты впервые познакомился с Айро?»

Сейвен кивнул, припоминая свой далекий, последний сон.

– «Это была наша полянка», – Разиель печально вздохнула. – «Как же давно это было… Я придумала эту полянку еще задолго до того, как познакомилась с Крайтером. На ней же я впервые встретила Айро… С ней, с этой поляной, очень много связано и… Наверное, поэтому я там и очутилась. Сон оказался осознанным лишь отчасти, ведь я уснула по-обычному, без подготовки. Так что не удивляйся моему безрассудству. Я как будто проснулась на земле у стены избушки. Проснулась я от того, что замерзла. Огляделась и поняла, что на полянке одна. Трава блестела в лучах ясного солнца точно стеклянная, но оказалась только сырой и холодной. У края поляны, между двух бревен, горел костер и я пошла к нему, чтобы согреться. Села на бревно и удивилась – костер дышал холодом. А еще в огне сверкали голубые искры которые не тухли наравне с обычными костровыми, а уносились к небу. Я попыталась схватить одну, вторую, третью, но они проходили сквозь пальцы, как сквозь туман. Пока я скакала вокруг костра, огонь переменился. Он стал ритмичным, а языки пламени приобрели человеческие формы. Теперь в костровище плясал не огонь, а… Я сама. Или, как я теперь понимаю, образ моей ментальности. Я уселась на бревно и стала наблюдать за танцем. Недурственно зрелище, надо сказать. Просто я никогда не танцевала и не могла представить, что могу выглядеть… Так».

«Не отвлекайся. Из рассказа я пока ничего не вынес, кроме самолюбования. Я мог бы представить, как твоей танцующей наготой любуется Крайтер, но не ты сама. Для женщин это норма?» Сейвен видел ее. Видел, как в узком костровище билось воспоминание Разиель. Прекрасное, трепещущее страстью воспоминание, которое Сейвен поспешил оборвать от беды подальше. «Ну, так что дальше?»

– «Дальше?» – Разиель как будто не заметила впечатлений Сейвена и вдумчиво продолжила. – «Дальше она стала звать меня. Прямо в огонь, которым сама и была. По всей видимости, гениза планеты толкает инородцев на самоубийство. Во сне это как подмена точки зрения, когда ментальность уверывает в смерть тела и следует за отражением в генизу. Хм. Судя по вашим наблюдениям, добиться этого планете с первого раз не удается – жертвы просыпаются под впечатлением необъяснимой угрозы. Это своеобразная подготовка, за которой следует вторая, третья попытки… До тех пор, пока жертва окончательно не раствориться во сне».

«Как ты?»

– «Как я».

– «Мне до сих пор не понятно, как гениза схватила первой именно тебя».

– «Я сама виновата. В тот момент мне казалось, что я контролирую сон. Пляска закончилась, и мое отражение всецело отдалось зову. Но я просто смотрела и ждала, что произойдет дальше. А дальше вспыхнул лесной пожар. Вот уже горела поляна, и бревно на котором я сидела. Горело все, кроме костровища, ставшего островком прохлады. Мое отражение обратилось в ледяную статую, таявшую прямо на глазах. Очень быстро, если не сразу, от нее осталась только лужа. Вот тут-то бы мне и проснуться, но… Но я подошла к костровищу и погрузила ладонь в воду. Дна я не нащупала и тогда полезла в нее ногами. Обволакивающая прохлада овладела мной. Было приятно как… Это было как искупаться в чистом озере жарким днем. Приятно, но обманчиво. Когда я опомнилась, стало уже поздно. Вода поглотила меня целиком, точно трясина. Хм. Знаешь, сейчас вспоминая произошедшее, мне кажется, что я погрузилась в генизу земли. Во тьме я слышала множество голосов, слившихся в гомонящую реку. Я видела жизни, стиснутые до неуловимых мгновений, чувствовала, как они наполняют меня, становятся частью меня... Нет, нет. Все не так. Это я растворялась в прожитом. Но тут появился ты. Ты раздвинул этот живой омут одним только голосом. Я слышала тебя ясно, как… Как глубокой ночью виден свет фонаря. И я пошла… Поплыла к тебе… И к себе. Я точно просыпалась ото сна длинною в жизнь, припоминая все то, что мне снилось. Так я двигалась от рождения до последних мгновений, пока не переступила порог комнаты. В застывшей серости живым был только ты. Я позвала тебя, ты обернулся, а окружение вспыхнуло, точно с него сдули пыль. Вот, собственно, и все».