Священной и у вас, и у нас. Она существует много веков. Люди всегда знали, что там нельзя рубить деревья. А сейчас они решили нарушить вековой запрет!
***
Утро выдалось теплым и солнечным. Но настроение у меня было ему не под стать. Мне было тревожно. Странный сон не шел из головы. Такой яркий, будто все происходило на самом деле.
Около полудня ударил церковный колокол. Бабушка, оторвавшись от вязания, удивленно взглянула поверх очков:
– Что такое? Вроде, сегодня праздника нет, и службы быть не должно. Видно, народу собирают объявить что-то. Сбегай, внученька, узнай, что там стряслось.
Я вышла на улицу. В соседних домах захлопали двери. Народ неспешно тянулся к соборной площади. Соборной ее именовали с легкой иронией – в деревне был не собор, а лишь небольшая кирха. Но название прижилось.
Новости в деревне по традиции объявляли с крыльца кирхи, даже если к церковным делам они не имели никакого отношения. Сейчас на крыльце стояли церковный староста, дядя Ганс, и еще какой-то господин важного вида, не из наших, деревенских.
– Здравствуйте, дядя Ганс! – сказала я и смутилась, сообразив, что здороваться-то надо было с обоими, раз они стоят вместе. Помешкав, я решилась полюбопытствовать:
– А что случилось?
– Сейчас все скажем, – отозвался дядя Ганс. – К вам с бабушкой это отношения не имеет, можешь идти домой.
Но я осталась. Через некоторое время дядя Ганс, обвел площадь глазами:
– Ну, вроде, собралась, в основном. Будем начинать. Слушайте! К нам приехал герр Гюнтер Гросс, торговец лесом. Он хочет сделать вам объявление. Прошу вас, герр Гросс.
Важный господин вышел вперед, но говорить не стал. Глядя на собравшихся селян, он молча ждал, когда стихнут все разговоры. Поняв это, беседующие люди стали умолкать и одергивать тех, кто еще переговаривался друг с другом. Наконец наступила тишина. Тогда герр Гюнтер Гросс, наконец, заговорил.
– Кто хочет хорошо заработать? – голос у него был низкий и хриплый.
По толпе прокатился смешок.
– Проще узнать, кто не хочет! – крикнул кто-то.
Реагировать на шутку герр Гюнтер Гросс не стал.
– Мне нужные крепкие мужчины рубить и возить лес. Платить буду хорошо. Желающие – подходи записываться.
У меня екнуло сердце – сон в руку. Погруженная в свои мысли, я не расслышала, сколько посулил платить герр Гюнтер Гросс. Но, судя по тому, как выдохнула толпа, сумма была внушительной. К крыльцу стали подходить люди:
– Меня запишите!
– Меня тоже!
– И меня!
– А где рубить будем? – спросил кто-то.
– За дальним логом, – рыкнул герр Гюнтер Гросс.
Над площадью повисла тишина.
– Там же Священная роща! – произнес тот же голос.
– Мне все равно, как вы ее называете! Там хороший строевой лес, его давно пора рубить, а то перестоит.
Народ заволновался. Раздались голоса:
– Там никогда не рубят!
– Это запретное место.
– Наши предки там не рубили, и мы не будем.
Церковный староста дядя Ганс поднял руку. Народ приутих.
– Это какая-то ошибка, герр Гросс, – сказал дядя Ганс. – Я бы не стал
собирать народ, если бы знал, что речь идет о Священной роще. Там, действительно нельзя рубить лес, этот запрет отражен даже в древних летописях. Пожалуйста, выберите себе для работы другое место.
– Я деловой человек и не могу ставить свой бизнес в зависимость от сказок и предрассудков! – взревел герр Гюнтер Гросс. – В других местах надо выбирать дерево там, дерево тут, выискивать подходящие. Это долго и неудобно. А за дальним логом можно рубить все подряд, там все деревья подходящие. Дело пойдет быстро. Поэтому я и плачу хорошо. В других местах такой платы не будет, даже не надейтесь. Ну, что стоим? Никому деньги не нужны, что ли?
Народ нерешительно переминался с ноги на ногу. Сердце у меня заколотилось, как бешенное. Мне показалось, что оно вот-вот выпрыгнет наружу, и тогда я не успею сделать то, что должна. Я бросилась к церкви и бегом взбежала по ступеньками.
–Ты чего, Марта? – удивился дядя Ганс.
– Послушайте! – крикнула я собравшимся. – Нельзя рубить Священную рощу! Это погубит зверей и духов леса! И людям тоже несдобровать! Наши предки ничего не делали просто так. Если они заповедали эту рощу, значит так нужно! То, что мы не знаем причин этого, не означает, что их нет! Вдруг, нарушив запрет, мы выпустим какую-то страшную силу, о которой сейчас не догадываемся, но которая может погубить все, и людей, и природу!
Мой голос сорвался, а из глаз брызнули слезы. Одновременно с этим раздался хриплый хохот герра Гросса.
– Похоже, у вас в деревне детей воспитывать не умеют! С каких это пор детям можно лезть во взрослые дела? Яйца курицу не учат! Утри сопли, девчонка! Научись сперва дом мести, да кур пасти и сама подрасти! Впрочем, и тогда твои советы никому не понадобятся, за тебя муж решать будет!
И он снова загоготал, жестом приглашая народ повеселиться с ним вместе. Но в толпе не смелись. Соседка, тетушка Клара, обняла меня за плечи и шепнула:
– Молодец, девочка!
Ее муж, первым записавшийся на работы, подошел к крыльцу и решительно сказал:
– Вычеркивайте меня. Я на такое дело не подписываюсь. Мои предки в Священную рощу с топором не входили, и я не войду.
Вслед за ним и другие стали отказываться от работы и хорошего заработка. Я улыбалась сквозь слезы. Народ потихонечку стал расходиться.
– Ну что ж, дураки уйдут, умным больше достанется. Я удваиваю плату! – объявил герр Гюнтер Гросс.
Несколько человек замялись в нерешительности.
– Нет! Утраиваю! – рявкнул герр Гросс.
Когда собрание завершилось, в списке герра Гросса значилось пять имен. Именно столько жителей деревни решились ради хороших денег нарушить вековой запрет. Через день им было велено на подводах прибыть в Священную рощу для начала порубок. Времени оставалось мало. Я побежала в лес и в знакомом овраге разыскала и растолкала волков, отдыхавших после ночной охоты. Люпин хлопал глазами спросонок и никак не мог понять, в чем дело, и чего от него хотят. Зато Старый волк понял все быстро.
– Завтра на рассвете у Лебединого озера, – коротко бросил он и потрусил в чащу. Растерянный Люпин поспешил за ним. Глядя им вслед, я отметила, как подрос Люпин за лето. Забавный малыш превратился в нескладного долговязого подростка. Уши и лапы ему велики, но в движениях уже начала угадываться стать будущего взрослого волка. Было видно, что во всем он старательно подражает дедушке. Что ж, неплохой пример для подражания!
Вечером я легла спать пораньше, встать предстояло до рассвета. Лето кончилось и по ночам иногда даже подмораживало. Поеживаясь от холода, я торопливо шла по лесной тропинке. Насколько все было бы проще, если бы Мартин был тут! Может быть, вместе мы придумали бы что-нибудь получше того, что решила я в одиночку. Но Мартин далеко, с ним не посоветуешься. Где-то он сейчас? С кем? Вспоминает ли обо мне? Между прочим, он свою жизнь лесу решил посвятить. А соображать, как спасти лес приходится мне одной. Ох, только бы получилось!
Чащоба расступилась, и я вышла на берег лесного озера, прозванного Лебединым. Каждый год тут гнездится и выводит птенцов пара лебедей. Вон они, прекрасные белые силуэты с отражениями в розовой утренней воде. Птенцы тоже тут. Они уже подросли, почти догнали родителей, только оперенье у них пока не белое, а серое. А вот и еще два серых силуэта неслышно скользят за кустами, но не по воде, а по суше.
– Я пришла, – крикнула я им.
– Они тоже пришли, – отозвался Старый волк. – Они не выйдут к тебе, ты же знаешь, это не принято у диких зверей. Но ты можешь говорить.
– Они здесь, они все услышат. Мы предупредили их, – подтвердил Люпин.
Дойдя до самой кромки воды, я повернулась спиной к озеру. Заросли передо мной качнулись и замерли, но я успела заметить взмах пушистого рыжего хвоста, ветвистые рога за стволом дерева и кожаную мочку носа, которая втянула воздух и спряталась за корягой. Что-то пискнуло, где-то хрюкнуло и все стихло, лишь точеные силуэты лебедей беззвучно скользили по перламутровой воде, оставляя за собой расходящийся след. Даже страшно было нарушать эту тишину. Набрав побольше воздуха, я произнесла по возможности громко и отчетливо:
