– Ну и что же, что волк! – возмутилась бабушка. – Раз он волк, надо охотиться в лесу, на кого надо, а людей трогать нельзя!

– А может, он старый! Может, он не может догнать оленя! – настаивала я. – Ты же сама мне рассказывала, как много лет назад встретила в лесу молодого волка, и он тебя не тронул, а проводил до дому, потому что уже темнело, и было страшно. Может, это тот самый волк, а ты не хочешь ему помочь!

– Ну знаешь, дитя мое, – вконец рассердилась бабушка, – не ожидала я от тебя такого! Не может быть обстоятельств, оправдывающих этого волка! Он должен быть наказан!

– Но он уже наказан, бабушка! Давай не дадим ему умереть. Тогда он расскажет другим волкам, что людей трогать нельзя, потому что, когда помощи ждать неоткуда, помочь может только человек. Бабушка, ведь ты сама учила меня, что прощение выше справедливости!

Бабушка ничего не ответила, и я поняла, что веду себя неправильно. Нельзя резко разговаривать со старенькой бабушкой, которая очень любит свою внучку, даже когда не понимает ее. Нельзя обижать своих родных, ни словом, ни делом, потому что ближе и дороже их нет никого на свете. Ведь именно из любви ко мне, своей внучке, бабушка никак не может простить волка. Но всегда можно договориться по-хорошему. Всегда!

Я подошла к бабушке, обняла ее и поцеловала.

– Прости меня, бабушка! Я неправильно выразилась и рассердила тебя. Я не хотела, просто разволновалась и сказала как-то не так.

– Ну, то-то! – смягчилась бабушка.

Тогда я открыла дверь и крикнула наружу:

– Эй, внучок, ну-ка бегом сюда!

Коготки маленьких лапок простучали по крыльцу, и в дверном проеме показался волчонок.

– Проси бабушку! – шепнула я.

И он понял. На брюшке прополз от двери до стола, положил мордочку на бабушкин тапок и завилял хвостиком, заглядывая ей в глаза.

– Это еще что такое? – удивилась бабушка.

И тогда я обратилась к ней с такими словами:

– Я – твоя внучка, а этот звереныш – внук раненного волка. Но у меня, кроме тебя, есть родители и сестра, а у него нет никого, кроме дедушки. Охотники убили его маму, папу, братьев и сестер. Умрет дедушка – погибнет и он. Прошу тебя, давай пожалеем тяжело раненного старика, который уже никому не может причинить вреда. И спасем этого малыша.

В глазах у бабушки блеснули слезы.

– Оказывается, у тебя по-настоящему доброе сердце, девочка моя, – растроганно сказала она. – Ты растешь хорошим человеком. Я могу гордиться тобой! Вот тебе самая крепкая шелковая нитка и самая острая иголка с позолоченным кончиком. Зашей рану старому волку, а я пока приготовлю настои целебных трав: один будешь давать ему пить, а вторым промывать рану. Авось, вылечим! Как ты думаешь, этот кутёнок будет есть пирог с брусникой?

– Не знаю, надо попробовать, – засмеялась я и побежала к старому волку.

Я зашила его рану, наложила повязку, смоченную отваром целебных трав, а другим отваром напоила зверя из чайника, вставив носик ему в пасть. Потом соорудила над волком шалаш из жердей и накрыла ветками, которые мне натаскал наевшийся пирога волчонок.

Когда мы закончили, было уже совсем темно. Я вдруг почувствовала, как устала за этот длинный и тяжелый день, с трудом добралась до постели и моментально уснула рядом с бабушкой.

А волчонок лег спать в шалаше, прижавшись спинкой к спине дедушки. Засыпая, он чувствовал, как постепенно выравнивается дыхание старого волка. Теперь дедушка уже не умирал, а просто крепко спал.

Ночь прошла спокойно. Только под утро мне приснилось, что кто-то скулит и скребется в дверь. А потом оказалось, что это не сон. Я неохотно вылезла из-под теплого одеяла и выглянула наружу. В комнату тут же просунулась мохнатая мордашка.

– Дедушка хочет пить, дай ему пить, Человек! – запищал волчонок.

– Во-первых, с добрым утром! Во-вторых, надо говорить «дай, пожалуйста» – сонно пробурчала я.

– А я и говорю: утро, пожалуйста, дай доброго питья!

– С тобой не знаешь, сердиться или смеяться! Подожди на улице, а то бабушку разбудим.

– Уже разбудили, – раздался бабушкин голос. – Дай волку выпить остатки отвара, внученька. А я сейчас встану и приготовлю свежий.

Волк еще не мог говорить, но глаза его были открыты. Он сам выпил отвар и лизнул мне руку. Волчонок скакал вокруг, заглядывая в глаза то мне, то дедушке и возбужденно поскуливал. Напившись, старый волк снова уснул. Волчонок попытался было его растолкать, но я не позволила:

– Не буди, пусть спит побольше, так к нему быстрее вернутся силы. Стереги его сон, а мне надо домой. Надеюсь, мама догадалась, что я осталась ночевать у бабушки, но вдруг все-таки волнуется. Я ее успокою и вернусь. Жди.

– Нет, Человек, я тебя провожу. А дедушка пусть пока спит. Ты нам помогаешь, и я буду тебе помогать. Я буду защищать тебя в лесу! – заявил волчонок.

– Ну, спасибо, защитник! – сказала я, пряча улыбку. – Тогда пошли.

– А завтракать?! – ахнула бабушка, выглянувшая на крыльцо.

– Боюсь, мама там беспокоится. Дома позавтракаю. А к обеду буду опять здесь.

Я поцеловала бабушку и побежала в родную деревню по самой кратчайшей тропинке. Волчонок еле успевал за мной на своих пока коротеньких ножках, но при этом не умолкал ни на минуту:

– Спасибо, тебе, Человек! Ты нас спасла, Человек! Мы никогда не забудем этого, Человек! Мы с дедушкой отблагодарим тебя, Человек!

– Пусть сначала дедушка поправится! – отозвалась я. – И, пожалуйста, перестань называть меня «человек»!

– Но ведь ты – человек!

– Ну, да, человек. Но у меня есть имя. У всех должно быть имя. Вот тебя как зовут?

– Люпин.

– Как?! Что за странное имя! Так называется цветок у нас в палисаднике. Почему тебя назвали как цветок?

– Какой еще цветок?! – возмутился волчонок. – Я – волк! Я – хищник, а не цветок!

– Ладно, не кипятись, хищник. А дедушку как зовут?

– Дедушка.

– Нет, это не имя, а степень родства. Вот мою бабушку зовут Берта, а я называю ее «бабушка», потому что мне она приходится бабушкой. И она меня часто называет не по имени, а внученькой. Понятно? А как зовут твоего дедушку?

– Тогда не знаю. Я был совсем маленький, когда не стало всех моих родных. А после больше некому было называть дедушку по имени, – вздохнул Люпин. – Для меня он просто дедушка.

Мне снова стало жалко волчонка, и я остановилась, чтобы погладить его.

– А у тебя тоже есть имя? – поинтересовался Люпин, ободренный лаской.

– Даже два! – засмеялась я. – Точнее одно имя и одно прозвище, которое стало тоже почти именем. При рождении меня назвали Мартой. Потому что я в марте родилась. Ты знаешь, что такое март? Это… как бы тебе объяснить… ну, в общем, это время, когда весна начинается. Знаешь, что такое весна? Тоже нет? Волчата появляются на свет как раз в это время, в марте. Теперь понятно?

– Понятно! – восторженно пискнул Люпин. – Но раз мы с тобой родились вместе, значит, ты – моя сестра!

– В общем, не совсем так. Но что-то в твоих словах есть, – улыбнулась я.

– Есть, конечно, есть! – воодушевился Люпин. – Пожалуйста, давай ты будешь моей сестрой! Ну, раз других у меня все равно нет, может, хоть ты согласишься?

Он сел на хвост и с надеждой заглянул мне в глаза. И смешно и трогательно!

– Ладно. Сестра так сестра, – согласилась я.

– А твое второе имя? Ты сказала, что у тебя их два, – продолжал любопытствовать Люпин.

– Мое второе имя – Красная Шапочка. Почти все меня так и зовут. Как-то раз мама сшила мне красную шапочку. Она мне очень понравилась, и я носила ее, почти не снимая. Вот за это меня так и прозвали. Эта шапочка, – я похлопала себя по голове, – уже третья. Первая стала мне мала, а вторая утонула, когда папа брал меня на море ловить рыбу. Подул ветер, она и улетела. Мама сшила новую. Говорят, она мне идет. Как ты думаешь?

– Куда идет? – удивился Люпин.

– Неважно, просто так говорят.

Люпин наморщил мохнатый лобик, пытаясь сообразить, куда идет шапочка. Это ему не удалось.