Я часто вспоминаю тот день так ясно, словно это было вчера. Хотя нет, не совсем так. Волк, приход дровосека – это будто во сне. Да и видела я не все. К счастью. Но потом… потом помню все в мельчайших деталях. Бабушка обнимала меня, прижимала к себе и все спрашивала, цела ли я. Я твердила, что цела, а она спрашивала снова и снова. Дровосек усадил ее в кресло и пытался успокоить, повторял, что все обошлось, все позади. Потом он попросил меня дать бабушке воды. И тут она как-то сразу пришла в себя и сказала, что воды не надо, а давайте лучше все вместе выпьем чаю. Моя бабушка, к слову, умеет готовить потрясающий чай с лесными травами, душистый, вкусный и наверняка очень полезный. Но от чая дровосек отказался, сказал, что сегодня никак не получится, надо спешить домой. Он обещал жене вернуться засветло, и не хотел, чтобы она волновалась, если он задержится. Тогда я завернула ему с собой половину того пирога, который принесла бабушке. Надо сказать, что моя мама – большая мастерица печь пироги с брусникой. Напоследок бабушка взяла с дровосека слово, что он обязательно заглянет к ней на чай, когда у него будет время, и он ушел, пожелав, чтобы ничего плохого с нами больше не случилось. Да уж, хотелось бы надеяться!

Чай с пирогом мы с бабушкой пили уже вдвоем. Вот сидим, разговариваем, обсуждаем случившееся, а мне то и дело слышится то ли скрип, то ли писк – какой-то такой жалобный звук. Я у бабушки спрашиваю, что бы это могло быть, а она мне:

– Не обращай внимания, внученька, это, верно, ставни скрипят на ветру.

Я выглянула в окно. Солнце клонилось к западу. Я очень люблю это время. От косых лучей стволы сосен светятся теплым светом, как морской камень янтарь, который можно найти на берегу нашего моря. И на душе становится тепло, спокойно и, в то же время, торжественно.

Так вот, выглянула я в окно. Сосны стояли, не шелохнувшись.

– Нет, бабушка, – говорю, – это не ветер. Ветра нет совсем. Это… как будто кто-то плачет снаружи.

Старенькая моя бабушка туговата на ухо и, как ни прислушивалась, так ничего и не услышала. Она пыталась меня уверить, что я сегодня просто переволновалась, вот мне и мерещится. Но услышанный тоскливый звук все-таки не давал мне покоя. Я продолжала прислушиваться. И вот звук повторился. Бабушка в этот момент рассказывала, как когда-то, собирая травы, она встретила в лесу молодого волка.

– Извини, бабушка, я на минуточку!

Я вскочила из-за стола и выскользнула за дверь. Так и есть! Перед крыльцом скулил маленький щенок.

– Откуда ты тут взялся, песик? – спросила я.

– Я не песик, я – волчонок, – отозвался он.

– Ой! – под впечатлением событий дня я слегка испугалась и схватилась за дверную ручку, чтобы заскочить обратно в дом. – Тут, наверно, твои родители недалеко, я, пожалуй, лучше пойду.

– У меня нет родителей, я сирота, – пискнул волчонок.

– А что с ними случилось? – спросила я, все еще держась за дверь.

– Их убили охотники, и маму, и папу, – ответил волчонок и заплакал.

Я непроизвольно отпустила дверную ручку, сделала шаг навстречу зверёнышу и сочувственно спросила:

– А братья и сестры у тебя есть?

– Их всех тоже убили! – взвизгнул волчонок и заплакал еще сильнее.

У меня сжалось сердце. Я спустилась с крыльца, села на корточки и погладила маленькую лобастую голову.

– Так у тебя, что же, вообще никого нет? Как же ты живешь один, такой маленький?

– У меня есть дедушка. Но сейчас он умирает. Если умрет, мне тоже не выжить в лесу одному. Пожалуйста, я очень тебя прошу, помоги ему, он очень добрый и хороший! – скулил волчонок.

– Но что же я могу сделать? – растерялась я.

– Ты – Человек, а Человек может все! Нам не на кого рассчитывать, кроме тебя! Спаси нас! – отчаянно завопил волчонок.

– Ну, хорошо… я что-нибудь придумаю, – нерешительно проговорила я. – Где он?

Те, кому я рассказывала эту историю, всегда спрашивали, как мы разговаривали. Волчонок мог говорить по-человечески или я владею языком зверей? В общем, ни то, ни другое. Каждый говорил на своем языке, но мы понимали друг друга.

На самом деле, в этом нет никакой мистики. Если у вас дома есть собака или кошка, вы понимаете, когда она просит есть или гулять, когда сердится, боится или обижается. Наверняка вы замечали, что и она понимает то, что вы ей говорите. Правда, порой хитрит, делая вид, что не понимает, если не хочет слушаться. Скажу больше: ваши звери понимают, практически, все. Потому что улавливают мысли, чувства, настроения. Люди тоже так могут, но отвыкли, поскольку в обычной жизни общаются только словами. Но если правильно настроиться, можно и без слов все понимать. Я потом расскажу, как ездила на Север. Там почти все местные охотники по волчьему вою могут узнать, где находятся олени, сколько их и в какую сторону идут. Тут главное захотеть – кто хочет, тот поймет. Я, например, зверей хорошо понимаю.

Ну так вот, про волчонка. Далеко идти нам не пришлось. Завернув за угол дома, я увидела огромного волка… того самого! Волк лежал, прикрыв глаза, и тяжело дышал, на боку у него была большая рана. Волчонок подбежал к дедушке и, поскуливая, стал лизать его морду, но тот не реагировал. Тогда волчонок бросился ко мне и стал дергать за платье, вопя:

– Помоги! Ну, пожалуйста, помоги ему! Прошу тебя, Человек! Ты же обещала! Сделай что-нибудь! Спаси нас! У нас никого нет, кроме тебя, Человек!

– Так, тихо, не шуми! – велела я, – Ему нужен покой. Побудь с ним, но не тормоши. Просто разговаривай, проси его не уходить, не оставлять тебя одного. Я скоро вернусь. Понял?

– Понял, – всхлипнул волчонок.

Я бегом вернулась в дом, но на пороге сообразила, что нельзя пугать бабушку, и постаралась войти в комнату спокойно.

– Что ты ищешь, деточка? – спросила бабушка, когда я прямиком направилась к полке с принадлежностями для рукоделия.

– Бабушка, а помнишь, ты учила меня вышивать гладью? – начала я издалека.

– Конечно, солнышко, у тебя неплохо получалось. Я всем с гордостью показываю вышитую тобой подушку, которую ты подарила мне на именины. Но почему ты вспомнила о вышивании именно сегодня? – улыбнулась бабушка. – Уж не волка ли ты решила вышить?

Она засмеялась своей шутке. А я в растерянности опустила руки. Но уже через секунду поняла, что надо говорить правду – это всегда лучше.

– Не вышивать, а шить.

– Ну, волка так волка, – продолжала смеяться бабушка, полагая, что в качестве разрядки после пережитого я решила сшить мягкую игрушку. – Какие нитки тебе понадобятся? Серые, наверно.

– Это неважно. Главное, крепкие. Мне нужны самые крепкие шелковые нитки, бабушка. Помоги, пожалуйста, выбрать, – и я поставила перед ней шкатулку.

От моего срывающегося голоса бабушка перестала смеяться.

– Что такое, Красная Шапочка? У нас ЕЩЕ что-то случилось?

Тогда я набрала полную грудь воздуха и заговорила:

– Бабушка, дело в том, что там, – я указала на восточную стену дома, – лежит волк. Тот самый. Он умирает, и если мы ему не поможем, умрет совсем. Я хочу зашить его рану и попытаться его вылечить!

– Господи, внученька, что ты такое говоришь!? – всплеснула руками бабушка. – Лечить волка, который собирался нас съесть! Умрет и поделом ему!

Я перевела дух:

– Бабушка, я очень тебя люблю, но не могу согласиться. Волк, конечно, виноват. Но он… не виноват – он же волк!