– Представляю, как вам было страшно! – ахнула я.

– А ты знаешь, не очень, – возразила тетушка Суок. – Пожалуй, даже совсем не страшно. В двенадцать лет об опасности не думаешь, точнее, просто не понимаешь, что это такое. Я имею в виду настоящую опасность. В темной комнате мне тогда было бы страшно, а под дулом пистолета – нет. Тем более, меня переполняла гордость от того, какое важное задание я выполняю. Вот тебе сейчас сколько лет?

– Двенадцать.

– Значит, как мне тогда. Ну и что, бывает тебе страшно в темноте?

– Нет, мне часто случается бывать в лесу ночью. Я привыкла.

– А под дулом пистолета?

– Не знаю, я не пробовала…

– Вот и хорошо. Пусть тебе никогда не доведется это попробовать, – ласково произнесла тетушка Суок.

– Так и чем же все кончилось?

– Кончилось все хорошо. Ключ раздобыла. В зверинец пробралась. Просперо освободила. Трех Толстяков свергли. С тех пор там Вольный город, которым правит народ.

– А наследник Тутти? Его тоже свергли? И вы ничего не сказали про оборотня. Оборотень где был?

– Ах да, оборотень! – спохватилась тетушка Суок. – Когда я пробралась ночью в зверинец, то не знала, где искать Просперо. Тем более, я его никогда раньше не видела. Вдруг меня кто-то позвал по имени, и я увидела в одной из клеток это страшное существо – покрытое шерстью, с ужасными когтями и горящими красным глазами. Оно стояло, держась за прутья клетки и выглядело как зверь, но говорило, как человек, хоть хрипло и с каким-то поскуливанием. Пожалуй, это был единственный момент, когда я по-настоящему испугалась. Этот человекозверь сказал мне странные непонятные тогда слова: что ждал меня, хотел увидеть перед смертью. Он просунул сквозь прутья своей клетки дощечку, сказал, что там все написано, и умер прямо у меня на глазах. Но это был не Просперо.

Тетушка Суок замолчала, задумчиво глядя поверх моей головы.

– А Тутти? – напомнила я.

– Мартин, ты помнишь, мы ездили в гости к дяде Артуру? – обратилась тетушка Суок к вошедшему в комнату сыну.

– Еще бы! Его дочка – отличная девчонка. Мы с ней сразу подружились. Это моя двоюродная сестра, – пояснил Мартин мне. – Мама, а почему ты о нем вспомнила?

– Потому что в детстве твоего дядю Артура называли Тутти, – улыбнулась тетушка Суок. – Мы с Мартой тут кое-что обсуждаем и мне надо объяснить ей, кто такой наследник Тутти.

– Ка-ак?! – ахнула я. – Наследник Тутти – ваш брат?! Почему же тогда он воспитывался во дворце, а вы выступали в бродячем цирке?

– Оборотень, его звали Туб, когда-то было ученым, – продолжила свой рассказ тетушка Суок. – На дощечке, которую он мне дал, оказалась записана наша история. Мы были двойняшки – Суок и Тутти. Когда нам было по четыре года нас похитили у родителей и привезли во дворец Трех Толстяков.

Тубу приказали сделать куклу, которая не отличалась бы от живой девочки, от меня. Она даже должна была расти, как растет живая девочка.

– Разве так бывает? – не удержалась я.

– Как выяснилось, бывает, – вздохнула тетушка Суок. – Туб был великим ученым. Ему удалось сделать такую куклу.

– А зачем это было нужно?

– Три Толстяка хотели сделать своего наследника железным диктатором. У него не должно было быть человеческих привязанностей. С этой целью нас с братом разлучили – его оставили во дворце, а меня продали бродячему цирку за редкого попугая, – тетушка Суок усмехнулась. – Потом Тубу велели сделать мальчику железное сердце, но он отказался, и тогда его посадили в клетку, в которой он провел восемь лет. Там он постепенно стал терять человеческий облик и превращаться в зверя, можно сказать, стал оборотнем.

– Жуткая история! – я поежилась. – Но про оборотней я как-то иначе

себе представляла. Я думала это, когда человек может превращаться в зверя и обратно. А этот… ученый… Туб, как он превратился в зверя? Вы ведь говорите, он не пил оборотного зелья?

Тетушка Суок отрицательно покачала головой.

– А как же тогда? Отчего он стал оборотнем? – допытывалась я.

– Он считал, что очень виноват передо мной и Тутти, – вздохнула тетушка Суок. – Ведь он сделал куклу, не понимая, что с ее помощью хотят искалечить психику ребенка. Только когда ему велели сделать маленькому мальчику железное сердце, он понял, что его знания и талант великого ученого используют, чтобы сделать из ребенка жестокое и бездушное создание – получеловека-полумашину. Причем полдела было сделано, кукла создана и этого уже не исправить. Теперь мальчик будет играть не с живыми детьми, а с машиной. Хотя Туб отказался сделать для Тутти железное сердце, мальчику сказали, что оно сделано. Так ему пытались внушить, что добрых чувств он испытывать не может.

Туб не мог смириться с мыслью, что невольно принял участие в таком подлом деле. Применяя свои знания и талант, ученый обязан убедиться, что они используются во благо. А Туба увлекла предложенная ему идея создания уникальной куклы, и он не задумался, для чего ее заказали. Этого он себе не простил и решил, что не достоин быть человеком. Вокруг него были дикие звери. Глядя на них Туб думал, что он ничуть не лучше их, несмотря на все свои знания. Вот и стал одним из них. Так он себя наказал, потому что считал, что совершил преступление.

– Как это? – растерялась я. – Что, вот просто так решил – и стал? Разве так может быть?

– Нет, это совсем не просто,– возразила тетушка Суок. – К этому привели годы мучительных раздумий, сожалений и раскаянья.

– Ну, да, конечно, я понимаю, – промямлила я. – То есть, нет, совсем не понимаю. Разве этого достаточно – просто решить стать зверем – и стать им? А зачем же тогда варят оборотное зелье?

– Видишь ли, девочка, – сказала тетушка Суок очень серьезно, – Человеческий разум может все. Или почти все. А мозг ученого – особенно. Обычные люди используют только малую толику того, что может их разум. Для того чтобы немного расширить эти возможности придуманы разные зелья, в том числе оборотное. А великий ученый привык работать головой, он может добиться много и без зелья.

– Это… это удивительно – то, что вы говорите! – я была потрясена и от нахлынувших эмоций с трудом подбирала слова. – А можно этому научиться – расширять возможности своего разума?

– Можно! – сказала тетушка Суок так, будто речь шла о чем-то совсем обыденном. – Я даже знаю школу, где этому учат.

– Вы там учились?

– Нет. Я – нет. Там учился Тутти, мой брат.

– А вы почему не учились? Туда девочек не берут?

– Берут. Туда берут всех, кто хочет учиться. А я… может, глупая была, а, может, и не надо мне было. Тутти, правда, меня уговаривал учиться с ним вместе. Но знаешь, Марта, если говорить честно, в том возрасте мне хотелось быть артисткой, а не ученицей. Выступать на публике, слышать овации зрителей, видеть свое имя на афише, для девочки это ведь куда интереснее, чем корпеть в библиотеке или в лаборатории. Как ты думаешь?

–Н-не знаю… По-моему, самое интересное – изучать что-то новое, особенно, если это такие знания, которые даются не всем. По-моему, это гораздо интереснее, чем изо дня в день исполнять один и тот же трюк на публике… Ой! Простите, тетушка Суок, я не то хотела сказать!

– Все хорошо, девочка, – добродушно рассмеялась тетушка Суок. – Ты – умница и все правильно говоришь. Но у меня было одно смягчающее обстоятельство. Или отягчающее – как посмотреть. Я была влюблена в Тибула. Выступая в цирке, я была с ним. А если бы пошла учиться, это означало бы разлуку, на которую я согласиться не могла. Теперь понимаешь?

– Теперь понимаю, – вздохнула я. – А он вас любил?

– Конечно, любил, – кивнула тетушка Суок. – Но как ребенка. Он звал меня «мой маленький друг». А мне-то хотелось совсем другого – романтики, восхищения, в общем, всего того, о чем грезят девчонки. Я думала: «ничего, вот вырасту, вот тогда…»

Я затаила дыхание. Мне вдруг очень захотелось, чтобы эта история имела счастливый конец. Как будто от этого зависело мое собственное счастье. Тетушка Суок молчала со странной улыбкой.