— Кетменщик с рукой-калекой я никудышный, — сказал он как-то председателю, — а вот все, что связано с «достать» и «обменять», может, у меня получится, а? Надо попробовать. Без этого все равно нам не обойтись.

— Спасибо, друг, — обрадовался Муминов. Он уже и сам не раз думал о том, чтобы заняться этими делами лично, но боялся, что если его не будет среди колхозников, они перестанут выходить на поля, или же будут работать «абы день прошел». — То, что мы делаем, это половина, если не четверть дела. Можно и арыки подготовить, и землю, но если не будет семян, хлеба, денег, то и стараться нечего. Бери председательскую кобылу и шпарь на ней куда хочешь, лишь бы польза была!

— Попросим ссуду в банке, если Саибназаров вмешается, дадут, — сказал Нияз.

— А ты зайди к нему, расскажи обо всем.

— Хорошо. Но самое трудное ждет меня в МТС.

— Пусть директор выделит нам хорошую бригаду и точка, — отрезал Муминов.

— Я хочу, чтобы к нам послали трактористов-джидасайцев, хотя бы троих.

— А их всего сколько?

— Семеро.

— Не нужно ни одного, — сказал Муминов, — они будут дома, начнут с работы пораньше удирать, к детишкам да к женам. Пусть дают чужих!

— Удрать ты им не позволишь, раис, — сказал Нияз, — а выгода колхозу все-таки есть. Мы вот должны три тонны зерна трактористам. Хочешь не хочешь, надо отдавать. Да и еще первосортной пшеничкой. Тонны полторы из них предназначены трактористам из нашего кишлака. Так вот они могли бы и подождать или обойтись меньшим количеством, пока не соберем урожай.

— Ну и хитер ты, друг мой, — рассмеялся Муминов. — Выходит, если колхоз не сможет вовремя рассчитаться, то трактористы подождут горло драть и жаловаться в инстанции. Ну что ж, жми, как говорят пушкари, беглым!..

В начале марта на Джидасай обрушился последний снег зимы — ляйляккор, снег аиста. Он был крупным и водянистым, шел целые сутки, а после него ударил такой морозец, что пришлось отменить занятия в начальной школе. На ферме околели две коровы, а неубранный виноградник вымерз, стал белым и хрупким. «Досаднее всего то, что пали коровы, тут, как не крути, а на страховку замену не купишь, успели б прирезать — мясо для колхозников. Опять-таки за их счет, по ведомости. Когда б у колхоза появились деньги, можно смело покупать на базаре новых коров. Хорошо, что шкуры поделили между пахарями на чарыки, все люди обуты», — думал Муминов.

А потом как-то сразу потеплело. С горок потекли ручейки, мутные и певучие, кое-где сквозь слежавшийся и серый снег стали пробиваться подснежники и кишлачные мальчишки с удовольствием втаптывали их обратно. Существует поверие: подснежник, оказывается, увидев человека, с удивлением восклицает: «Гляди-ка, он опять живой!» Чтобы он поменьше восклицал, его и уничтожали.

Стал сходить снег с адыров, и на их склонах ярко зазеленели озимые. «Теперь и трава пойдет в рост, — думал Муминов, — с кормами для скота полегчает. Настроение у людей поднимется. Просто потому, что — весна, обновление!»

— Не торопись радоваться, сынок, — разочаровала его мать, покачав головой, — это раньше весна была желанной гостьей, а теперь ее боятся, как смерть. Весной кончаются запасы хлеба, а до нового урожая еще далеко. Каково людям-то? В последние годы весна стала приносить только страдания. Люди начинают питаться съедобными травами, а потом маются животами. Страшная эта болезнь, за один день вымотает столько сил, будто сто лет хворал человек. А руки-то людские как раз весной и нужны больше всего. Подумал бы лучше, где хлеба достать, чтобы народ хоть немного поддержать.

Муминов согласился с мнением матери и решил сам ехать в райком партии. «Разбиться, но немного зерна нужно найти», — решил он. Утром отобрал у Нияза председательскую кобылу и отправился в райцентр. Саибназарова на месте не оказалось, он был на совещании в области, и Муминов зашел к председателю райисполкома Хабибову.

— С этой особенностью весны мы уже знакомы, раис, — сказал тот. — И заранее готовимся к ней. А как готовимся, ты спроси! Просто. Пишем слезные письма в облисполком и обком партии, даже правительству республики, и еще не было случая, чтобы нам отказали. Дают из государственных неприкосновенных запасов, а потом, как начинается страда, вновь их пополняют.

— Значит, наш колхоз может надеяться? — спросил Муминов.

— Не обойдем, если выделят. Но на всякий случай оставьте письмо, укажите, сколько зерна потребуется.

— Это я мигом, — улыбнулся Муминов и тут же, в кабинете председателя, написал нужную бумагу. Протянул Хабибову.

Тот прочел и рассмеялся:

— Раз из «НЗ», то и просить можно больше, думаете? Или по другому принципу: проси больше, сколько выделят, столько и ладно, а?

— Сейчас перепишу, — с готовностью произнес Муминов.

— Пусть останется, как есть. Но хочу предупредить, чтобы на многое не рассчитывали. Самое большее, что сможем, тонна пшеницы!

— Это ж курам на смех, — сказал Муминов, — как я ее буду делить?!

— А вы не делите, раис, — посоветовал Хабибов. — Делайте так, как уже практикуется в районе.

— Слушаю.

— Если зерно помолоть крупно, как сечку, и из нее один раз в день прямо на месте работы, то есть в поле или на ферме, готовить приличную кашу, то коварство весны не будет страшным, можно пережить. Убиваете сразу двух зайцев. Накормите людей и именно тех, кто придет на работу. А лентяи вынуждены будут положить зубы на полку. И поскольку голод не тетка, остаться дома никто не пожелает. Председатель колхоза должен быть немного дипломатом, Муминов, чтобы и вертел не сгорел, и мясо не подгорело.

— Спасибо за совет, — поднялся Муминов, — а все-таки, когда мы можем рассчитывать на помощь?

— Это станет известно, как вернется Саибназаров. Не волнуйтесь, ваше зерно мы никому не отдадим…

Прошло недели две, пока руководство района выбило зерно. Муминов уже было отчаялся, ломал голову, как бы выйти из трудного положения. Каждый вечер в контору приходили женщины и старики и просили помочь хлебом. Нияз мотался по соседним хозяйствам, чтобы у них что-то взять взаймы, но весна для всех была одинаковой, и он в конце концов махнул на это рукой. А тут подошло сообщение из района.

Хлеб был очень кстати. Не только потому, что у людей кончались последние его запасы, хотя и это, конечно, существенно, но и потому, что подошла пора массовых полевых работ. Как и советовал Хабибов, Муминов не разрешил делить пшеницу — тысячу двести килограммов — по количеству ртов, а организовал горячее питание на местах работы. Действительно, чтобы получить приличную порцию вкусной каши, никто не оставался дома. Больным по распоряжению председателя пищу доставляли домой. Трактористам дополнительно давали еще и по одной лепешке в день.

Площади под хлопчатник вспахали еще раз, пробороновали, вовремя отсеялись. А затем все же решили освоить гектаров десять земли. В этом деле хорошую помощь оказали трактористы-джидасайцы. Они помогали выкорчевывать джиду. Прицепят тросом ствол, дернут пару раз и отволокут дерево подальше. Десять гектаров не получилось, потому что уходили сроки сева, вышло только шесть с половиной. Вот на эти площади получили семенную ссуду в Заготзерне и посеяли пшеницу.

— Если мы не позаботимся о воде, — сказал Муминов Ниязу после сева, — в июне все тут сгорит.

— Что ж ты предлагаешь? — спросил тот.

И Муминов поделился с ним своим планом переброски через овраг по насыпи воду Айгыр-куля. Колхозники поддержали председателя. И все как один взялись за работу. К началу июня вода озера пришла к яровой пшенице.

6

Уже год, как не стало Марьям. Ее смерть Муминов переживал тяжело, говорил невпопад, забывал о том, что вчера наказывал сделать, и если ему докладывали об этом, слушал с таким видом, точно впервые слышал. Чудилось, что в ее смерти больше всех повинен он сам, мог бы не торопить с ребенком. Фраза врача, брошенная в сердцах, мол, эта война, четыре года истощавшая женщин, еще немало бед натворит, звучала в ушах Муминова как укор ему самому, хоть он и понимал, что в этом именно он невиновен.