И тут из этих мыслей меня вырывает стук в дверь.

Сейчас

Максвелл сидит напротив, положив локти на кухонный стол и пристально глядя на меня своими большими янтарными глазами. Мои руки крепко сцеплены перед подбородком; пальцы краснеют, пока я все крепче сжимаю их, ожидая, когда же он «введет меня в курс дела».

– Боюсь, Бет, что полиции разрешили продлить срок содержания вашего мужа под стражей. Я предупреждал вас, что такое может произойти, и, конечно, боролся против этого, но после обыска чего-то подобного и следовало ожидать.

– Ничего не понимаю, Максвелл… – Качаю головой, затем опускаю подбородок на сложенные чашечкой руки. Он не дает мне полной картины, я это знаю. Только вот что конкретно недоговаривает? – Я думала, что сегодня к вечеру Тома отпустят и он вернется домой.

– Да, я знаю и очень сочувствую. – Вид у него усталый, и можно не сомневаться, что ему тоже выдался тяжелый день. – Ситуация далеко не идеальная. Плюс завтра с утра они могут запросить в суде дальнейшее продление до максимальных девяноста шести часов. Но в любом случае инспектор Мэннинг и констебль Купер захотят допросить вас, Бет. Так что вы должны быть к этому готовы.

Говорит он мягким спокойным голосом, явно предназначенным для расстроенных родственников и обезумевших супругов. Людей вроде меня.

У меня пересыхает во рту, язык прилипает к нёбу. Делаю глоток воды из своего стакана. Я приготовила Максвеллу кофе, но сама даже смотреть на кофе не могу. Хотя доза кофеина после столь невероятно долгого дня – вроде бы самое то, не хочу всю ночь маяться от бессонницы.

– Ладно, – говорю я, пытаясь оправиться от нежданно свалившихся дурных вестей. – Пускай так. Хотя не пойму, что, по их мнению, я могу добавить. Он ведь, конечно же, уже все им рассказал?

– Они будут спрашивать, что вы знаете о Кэти Уильямс – что вам о ней рассказывал Том. – Максвелл пропускает мой вопрос мимо ушей, и мне остается только гадать, что же все-таки поведал им Том. – А еще они захотят получить представление, что являет из себя Том как личность. Отвечайте на их вопросы по возможности без особых подробностей.

– Без особых? Почему? Не лучше ли будет отвечать как можно подробней?

– Нет. Чем больше информации вы им дадите, тем длинней у них будет веревка, чтобы его повесить.

Откидываюсь на спинку стула, у меня отвисает челюсть.

– О, простите, – быстро говорит Максвелл. – Неудачный выбор слов. Но вы поняли, что я имею в виду. Отвечайте просто «да» и «нет», где это возможно, а при любых описаниях старайтесь побыстрей закругляться. В противном случае вы рискуете сказать что-то, что может его уличить.

– Правда? Например? Я ничего не понимаю, Максвелл… Если он невиновен, ничто из того, что я скажу, на нем никак не скажется.

– Это не совсем так. Они считают, что Том замешан в исчезновении Кэти – а предположительно и в убийстве, – так что какие-то мелочи, которые вы всегда считали несущественными, будут буквально рассмотрены под микроскопом. В ретроспективе что-то совсем незначительное может выглядеть как весьма значительный факт. Все зависит от того, под каким углом следственная группа на все это посмотрит. Понимаете меня?

– Наверное, – говорю я, на самом деле абсолютно ничего не понимая.

– Держите это в голове. В одном недавнем уголовном деле супружескую пару подозревали в убийстве их ребенка, что они оба упорно отрицали. Утверждали, что, мол, нашли его утром в кроватке и не смогли разбудить. Во время допроса в полиции мать говорила без умолку и, пытаясь дать полный отчет, сказала слишком много. В том числе и про то, что считала самыми обычными своими действиями, – например, упомянула тот факт, что регулярно давала ребенку «Калпол»[12], поскольку у него прорезывались зубки. Детективы, а позже пресса и социальные сети начали подозревать, что она ошиблась с дозировкой. Ее обвинили в том, что она случайно убила своего ребенка и пыталась скрыть это. – Максвелл делает паузу, чтобы перевести дыхание. – Теперь понимаете? Она выдала целую повесть, полагая, что помогает им, и вот что из этого вышло. Что-то совершенно невинное само по себе было по косточкам разобрано полицией. Там повернули все так, чтобы ее заявление соответствовало тому, что они хотели видеть, – что она виновна в непредумышленном убийстве. В вашем случае дело может кончиться тем, что Тома обвинят в умышленном убийстве, а это куда серьезней. Не вдавайтесь в подробности, Бет. Отвечайте кратко и сжато. К тому же в таком случае легче запомнить, что вы сказали.

Бросаю на него растерянный взгляд.

– Вы что, призываете меня врать?

– Я на это даже не намекаю. – Максвелл качает головой. – Но вам следует быть поаккуратней. Если вы хотите, чтобы Тома выпустили и он вернулся домой, к вам и Поппи, – после того как истекут все сроки временного содержания под стражей, – то стоит хорошенько подумать о том, что именно говорить полиции.

– Вы что, верите, что Том может иметь к этому какое-то отношение, Максвелл? Вы как раз это пытаетесь до меня донести?

– Ну конечно же, нет! Хотя это не моя работа – верить или не верить… Том поручил моей фирме действовать от его имени. Если дело дойдет до суда…

Мое сердце начинает бешено колотиться.

– Вы сказали, что у них недостаточно доказательств, чтобы даже просто предъявить ему официальное обвинение, а теперь уже говорите о суде! – взрываюсь я, поднимаясь со стула и опираясь руками о стол, когда наклоняюсь через него к Максвеллу. – Да откуда нам знать, что Кэти вообще мертва? Разве ее все еще не ищут?

– Все имеющиеся свидетельства или их отсутствие указывают на то, что Кэти больше нет в живых, Бет. Она в буквальном смысле бесследно исчезла. Поначалу ее друзья решили, что она просто отправилась путешествовать, но, похоже, Кэти общалась с ними только по электронной почте, и они начали подозревать, что письма вовсе не от нее. Она ни разу не воспользовалась кредитной картой, чтобы купить что-либо за границей. Не оставила ни единого следа. Так что, не имея никаких доказательств, что она жива, боюсь, что полиция теперь ищет тело.

– Том не имеет никакого отношения ни к ее исчезновению, ни к ее предполагаемой смерти, Максвелл, – твердо заявляю я. – Вы говорили, что обязательно добьетесь его освобождения.

– Я помню, что говорил, Бет, – вздыхает он. – Удивительно, что такой опытный оперативник, как детектив-инспектор Мэннинг, решил закосить под дурачка, не раскрывая мне всех улик. Боюсь такое сказать, но, по-моему, вид у следственной группы довольно самодовольный. У меня плохое предчувствие, что у них все-таки может иметься достаточно доказательств, чтобы КПС[13] позволила им выдвинуть обвинение. Они явно что-то скрывают, и поначалу я решил, что исключительно из-за слабости имеющихся улик, но теперь уже не настолько в этом уверен.

Требуется несколько секунд, чтобы эта информация улеглась в голове, а когда это происходит, чувствую, как у меня подкашиваются ноги. Тяжело сажусь обратно, яростно качая головой.

– Нет, нет, нет!

– Мне очень жаль, Бет. Пока это не более чем вероятность, но я хочу, чтобы вы были к этому готовы. Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы вернуть Тома домой, к вам и Поппи.

Я очень переживаю за Тома, но никак не могу перестать думать о том, как все это скажется на мне. Мне приходит в голову, что если Тому предъявят обвинение, то я стану самым популярным человеком в Лоуэр-Тью.

Жена подозреваемого в убийстве.

Сейчас

Максвелл был прав. После того как он ушел, буквально в течение часа позвонили из полиции с вопросом, когда мне будет удобней с ними побеседовать. На сегодня мне удалось от них отделаться – сказала, что завтра после обеда меня вполне устроит. Они попросили подъехать к ним в отдел, но после того, как я объяснила, что у меня нет никого, кто сможет забрать Поппи из детского садика, согласились приехать сами. Отсрочка до завтра дает мне время как следует обдумать все, о чем говорил Максвелл, и заготовить свои ответы. Это явно будет нелишним.