— Твою мать, а?! — Всплеснул руками Женька и схватил себя за голову. — Одно лучше другого! Это ж звиздец! Этого мы точно никак не скроем! Даже если всю эту мутату зароем в землю, я ж всю керню изрешетил! Как это-то я объясню?!

— Заур, ложечка с тобой? — тихо произнес Вавилов и присел над трупом.

Товарищ подал инструмент, и он зачерпнул в него немного черного песка, поднес к глазам, прищурился. Песчинки не просто лежали горкой, они двигались, шевелились, рябили как… Как помехи на старом телевизоре или как кучка очень мелких черных муравьев. Движение отчетливо улавливалось, но отчетливо разглядеть его не удавалось.

— Жень, приготовь саркофаг, — прервал Вавилов причитания Скворцова. — Надо законсервировать эту дрянь. Заур, отстегни прицепное с керней и тоже запечатай ее как можно тщательней. Дыры от прострелов замажь моменткой. Вась… Да не трогай ты это голыми руками! У тебя банка из прочного стекла найдется?

— Да, есть колба для едких жидкостей.

— Неси скорей.

Пока Скворцов разворачивал сферический саркофаг из титана, а Шаов опечатывал керню, Вавилов все тем же обувным рожком аккуратно насыпал в принесенную Васькой колбу черного песка. Едва он наполнил ее и отошел, как под труп, вместе с продолжавшим чернеть снегом, врылась чаша саркофага, а сверху ее накрыла вторая такая же, образовав прочную, непроницаемую сферу. После чего шар, ярко блестящий в лучах низкого солнца, подняли лебедки и он повис на цепях, точно громадная капля.

Группа вернулась в кабину головного вездехода и расселась по креслам. Все молчали. Вавилов чувствовал себя героем фантастического боевика. И именно героем, а не актером, ибо у него не было ни вторых дублей, ни контракта от которого он мог бы отказаться, послав в чертовой матери агента, что подкинул ему роль в этом дерьмовом фильме. И если до сего момента все происходящее пусть и явствовало бредом, но не было столько откровенно опасным.

Однако ж тварь исдохла и узнать чего-то нового от нее не удастся. Впрочем, была ли она жива? Он посмотрел на колбу, в которой копошилась «кровь» чудовища. Может, эти древние роботы какие-то? Биологические автоматы на службе Атодомеля.

— А-то-до-мель… — произнес он медленно, отделяя каждый слог имени. — Думаю, нам нужно поговорить с ним еще.

— Ваня, разговаривал с ним только ты один, — ответил Заур. — Если не считать тех гипнотизирующих вливаний. И, думаю, только ты один сможешь понять как поговорить с ним еще.

Помолчали. В эту минуту Вавилову казалось, что он чувствует мысли своих товарищей. Как тогда, когда они были одурманены волей Создателя. Он снова посмотрел на кишащую чернотой склянку, окинул взглядом собравшихся и достали из кармана полукруги. Пододвинувшись к столу, на котором стояла колба, он одну дольку положил слева, а другую справа.

Внутри зародился круговорот из черного песка.

— Я так и думал, — проговорил Скворцов. Вавилов оглянулся — товарищи стояли вокруг него и тоже внимательно смотрели на миниатюрное завихрение. — Они что, намагниченные?

— Навряд ли. Тут что-то другое… Атодомель сказал, что эти полукруги были его… Его манипулятором. А раз он манипулировал этими песчаными болванчиками, отчего бы манипулятору не управлять их содержимым.

— И все же, что будет, если их соединить, — спросил Алешин, неотрывно вглядываясь в чернеющий водоворот. — Взрыв?

— Скорее всего сила этого манипулятора мультиплицируется. Это он так сказал. И, скорее всего, нам от этого станет плохо.

— Может, уберешь их, а? — попросил Скворцов, но сам же и придвинулся ближе. — Вдруг стекляшка лопнет… О, черт! Смотрите, смотрите!

Но Вавилов и сам уже видел, как черная песочная воронка разжижалась. Песчинки уже не перекатывались, а перетекали, да и сами они угольно-черные, постепенно светлели и наливались цветом. Спустя минуту или две в колбе уже вихрилась ярко зеленая прозрачная жидкость. Только теперь Вавилов убрал полукруги в карман, взял колбу и поднес ее к свету. Четыре пары глаз уставились на нее, точно ожидая высмотреть ответы на свои сугубо общие вопросы.

От громкого стука во входную дверь Вавилов чуть не выронил колбу. Товарищи переглянулись. Раскатистый стук, казалось сотрясший весь головной вездеход, повторился. Васька первым опомнился, подскочил к обзорным мониторам и включил наружные камеры. У входа в их вездеход стоял Верховный со снятым шлемом, что могло означать только одно — это был он сам. За его спиной угадывалась понурая и вся сморщенная фигура Абы Гольштейна.

— Это как?.. — Выдавил Васька, щелкая с камеры на камеру. Вертолета нигде не было видно. — Они что, пешком?!

— Вот, сука, а, — прошипел Вавилов и опрометью бросился к выходу. Верховного, как бы он не добрался сюда, следовало впустить немедленно.

В коротком коридоре его настиг третий раскатистый стук. Уже у самой двери в голове мелькнуло, что на камерах и Верховный и Аба стояли на земле, а дверь, в которую они колотили, была у них над головой…

Отодвинув засов, Вавилов распахнул дверь. Визитеры уже стояли на пороге.

— Господин Вавилов, — подчеркнуто учтиво проговорил Верховный. — Можно войти?

И, не дожидаясь ответа, он легонько пихнул Вавилова в грудь так, что тот отлетел к противоположной стене и ударился об нее спиной. Кривясь от боли, он поднялся как раз в тот момент, когда мимо проходил Аба. Вид у наместника был такой, будто он со своим «болванчиком» поменялся ролями.

В кабине вездехода все стояли вытянувшись по струнке. Верховный прошествовал к креслу главного рулевого, развернул его и бесцеремонно уселся, закинув ногу на ногу. Выражение его сурового, широкого лица ничего не выражало, так, будто на лице он носил маску. Усевшись и оглядев присутствующих пустым, холодным взглядом, он жестом подозвал Абу и усадил его рядом со своим креслом. Прямо на пол, как собаку.

— Ну что, господа хорошие, — пророкотал в тишине его раскатистый голос, обращенный ко всем и ни к кому в отдельности. — Рассказывайте, что вы вынесли из Хрустального грота, что притащили сюда и что только что натворили. Вавилов? Может быть вы?

— Вы ведь все знаете лучше нас. Стоит ли?

— А вдруг это поможет спасти ваши души? — Проникновенно ответил Верховный и слегка подался вперед. Лицо и взгляд его по-прежнему ничего не выражали. — Вы начните, а там видно будет.

Вавилов виновато вздохнул, сунул руки в карманы и начал рассказ. В середине рассказа Верховный, поднялся и стал ходить по рулевой, будто прислушиваясь или присматриваясь к чему-то. Он, то подходил к шкафчикам с одеждой, открывал их и подолгу всматривался в развешанные комбинезоны. То останавливался у вентиляционных отверстий и глядел на них, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Один раз он даже наклонился и заглянул под рулевой стол, засунул туда руку и что-то попытался нашарить. Наконец, когда Вавилов закончил свой правдивый рассказ и замолчал (упразднив лишь историю о полукругах и молибденовом человеке), Верховный вернулся к своему первоначальному положению и молча, долго посмотрел на него.

— Ты, — вдруг он повернулся к Женьке. — Подойди.

Евгений, все время прятавший руки за спиной, подошел.

— Покажи руки.

Скворцов беспомощно поморщился и достал руки из-за спины. В правой он держал склянку с зеленой жидкостью.

— Дай.

Делать было нечего — он послушно отдал ее.

Разглядывая жидкость, слегка взбалтывая ее, Верховный первый раз за свой тягостный визит явил на лице улыбку и даже усмехнулся. Неуловимым движением он свинтил пробку и, запрокинув голову, осушил колбу. Затем вытер рукавом губы, поставил сосуд на стол и откинулся в кресле как ни в чем ни бывало. Лишь по лицу его пробежала едва уловимая рябь, будто по отражению на воде.

— Ваш рассказ Вавилов правдив и чрезвычайно точен. Однако он не объясняет того, как вы получили сею жидкость. Я довольно точно знаю ЧТО это. А вы знаете?

— Это была кровь того зеленорожего. Мы взяли немного себе на анализ.

— Странное дело. У зеленорожего, как вы выразились, она черная и сыпучая. А эта, — он снова усмехнулся, — зеленая и жидкая.