— Помнишь пещеру Шара? Так вот тебе последняя капля.

С кончика трубочки сорвалась маленькая капелька света, попавшая черному уродцу точно под хобот — в рот. Его тело мелко-мелко задрожало, по заскорузлой коже побежали лазурные сполохи, он точно загорелся внутренним огнем. Тот, кто звался Тиефом, наконец, отпустил его, поднялся и теперь молча стоял, смотрел как яркое пламя пожирало Верховного. Его толстая кора прорвалась — прогорела в нескольких местах и языки огня вырвались наружу разгораясь все сильней. В каменном своде стало настолько светло, что кровавая мозаика на стенах поблекла и растаяла. От сгораемого тела, точно хлопья белого пепла, полетели сгустки электрических разрядов. Они впитывались и растекались по поверхности камня, вытесняя белым, теплым светом последние алые завитки.

Искристый свет тягучей патокой стекал по стенам, выбеливая всю пирамиду. Вавилов зачарованно следил за этой волной, но лишь до того момента, как она коснулась пола и стала медленно растекаться по нему. Тогда он поднялся и, едва держась на ногах, подошел к Тиефу.

— Это ведь был ты? — просипел он. — Молибденовый человек под Антарктикой, чуйка моя? И сами эти полукруги… Ты был со мной с того самого дня, ведь так?

Существо обернулось и Вавилов почувствовал, что оно улыбается ему. Разглядеть что-то в таком чужом, нечеловеческом лице было просто невозможно, да и ненужно. Он чувствовал исходящее от него доброту, как тепло, проникающее сквозь кожу, греющее саму душу.

— Иван… Я не ошибся, выбрав тебя. И я хотел бы извиниться за все те тяготы, что невольно взвалил на тебя. На всех вас. — Тиеф обвел ясным голубым взглядом собравшуюся возле него компанию. — Но по-другому было нельзя. Мы с моим… Старшим братом были разделены реальностями и долгое время я не мог подобраться к нему. Я знал, что он есть, что он убил моих истинных братьев и вылил креатуру Вербарии. Знал о всех тех бесчинствах, что он творил на Земле, но ничего не мог поделать до тех пор, пока вы, люди, не придумали вычислительную сеть. Пока не родилась ты, Эйра.

Повернувшись к обескураженной девушке, он поклонился.

— Благодаря тебе я узнал, что народ Вербарии жив, что Енисей исполнил свой долг с честью. Верховный, как вы называли моего черного брата, хотел с ее помощью довершить начатое, слить воедино ментальности людей, народа Ра, вербарианцев и… Тебя.

— Меня?!

— Да, тебя Эйра. Ведь ты новая ментальность. Чудо жизни, взращенное не Атодомелем, но созданиями. Людьми. Ваша звездная система уникальна. Ведь помимо Ярчайшего Сейвена она преподнесла космосу еще одну не менее весомую драгоценность. Ты живое доказательство тому, что род Первых не уникален. Что не одни они способны созидать жизнь. Но он осознал твою ценность слишком поздно, сосредоточившись на поимке оставшихся в действительности вербарианцев.

— Аба, — услыхав свое имя, Аба вздрогнул и почтительно склонил голову не смея поднять на яркоокого глаза. — Твою близость к Верховному, твою находчивость и здравый ум невозможно переоценить. Без тебя сойтись в нужный момент и в нужном месте вряд ли бы удалось. Я благодарен тебе за это.

Он поклонился ему, перевел свой взгляд на Юки и, помолчав немного, вымолвил.

— Юки, подойди пожалуйста, — когда она подошла, Тиеф присел возле нее так, чтобы его глаза оказались напротив ее глаз. — Ты ключ ко всему. И тебе еще многое предстоит сделать. Возьми, теперь это принадлежит тебе.

Он протянул ей свои изогнутые тонкие длани в каждой из которых держал по полукругу.

— Я… Я не могу, — замотала она головой, — Я не справлюсь!

— Сможешь. Ведь он выбрал тебя. Твой Мастер.

С минуту стояла тишина. Потом Юки молча взяла протянутые ей полукруги.

— Теперь соедини их.

Юки послушно свела грани и в то же мгновение раздался глухой стук, как будто сошлись две каменные плиты. На излете, тяжелый, глухой звук вышел нежным звоном колокольчиков. Вавилов заозирался, но источника звука не нашел. Яркий и теплый свет теперь струился не только с потолка — Юки стала его новым центром, и очень быстро, если не сразу вытеснила все.

— А теперь ступайте к себе. Юки, Эйра. Прощайте.

Вавилов будто уплыл по безбрежному океану тепла и покоя, умиротворения, какого он еще раньше не знал. Он улыбнулся. Глупо, конечно. Глупо было так безрассудно влюбиться в ту, которую он больше никогда не узнает. Глупо и правильно. Ведь для чего еще человеку это чувство, если не отдаваться ему? Пусть. Пусть идет к своему Мастеру, так похожему на него. А ему пусть останется сознание, что теперь она наверняка будет счастлива. И этого достаточно.

Ведь так?