Чем она могла подойти им? Тем, что разгадала дурацкую шараду про трех обезьян? Или тем, что в настоящей жизни у нее ничего нет? Она могла бы рассуждать так, не будь у нее Мастера, который все объяснил. Мастер… При воспоминании о нем, сердце Юки на мгновение замерло и застучало сильней. Теперь у нее есть он и в действительности она больше не одинока.

— Действительность, — вздохнула Юки, поднялась, повесила на крючок халат и юркнула в душ.

Когда она вернулась в жилую комнату, Мастер спал. Он сидел на полу, уже одетый до пояса, со склоненной на голую грудь бородой. Заслышав ее шаги, он поднял голову и улыбнулся.

— Я уже подумал, что больше никогда тебя не увижу.

Юки улыбнулась в ответ, села напротив и сложила под себя ноги.

— Я пойду, — наконец сказала она после нескольких секунд молчания.

— Но…

— Не перебивай. Я согласна, но на одном условии. Можешь считать меня эгоисткой, но и я хочу заявить права кое на что. На кого. Я хочу, чтобы после того, как все будет сделано… Я хочу остаться с тобой. Не до конца моих, а до конца твоих дней. Понимаешь? Пусть, я не смогу вернуться в свое уродливое тело, но я могу ведь вернуться к тебе?..

— Конечно. Спасибо, Юки.

Они обнялись, но ненадолго. Юки высвободилась, положила руки на плечи Мастеру и, глядя ему в глаза, твердо спросила:

— Как ты хочешь меня умертвить?

* * *

В «Молотке и паяльнике» все так же пахло канифолью и ладаном.

— Почему такой запах? — спросила Юки, оглядываясь на Енисея, запирающего изнутри дверь.

— Ну, — ответил тот, защелкивая замки, расставленные по всему периметру двери, — Канифолью тут и положено пахнуть, а ладан… Одно время я служил протоиерем в уездной церкви и вот там-то заметил одну штуку.

Он покончил с дверью и развернулся.

— Можешь мне не верить, но плохие люди его не выносят. Чувствуют себя неуютно и, если их никто не нудит, — сбегают. Взял, стало быть, на вооружение, пользуюсь. Немного странно, согласен, но меня это не смущает… Пойдем?

Пошли в ту самую скрытую дверь, из которой Енисей впервые явился Юки. Потайная комната оказалась просторной и, не в пример основному магазину, технологичной.

В центре стояла большая стеклянная колба, уходящая основаниями в пол и потолок комнаты. И там и там колбу сжимали обручи из трубок, проводов и темно-синих наборных панелей. Рядом с конструкцией ютился пульт управления с небольшим старомодным дисплеем и дыркой вместо клавиатуры. Юки огляделась. Слева, справа — полки с коробками, противоположную стену прячет белый экран, растянутый на всю ширину. В холодном белом свете комнаты он казался глыбой льда. От него, казалось, даже холодком тянуло.

Енисей подошел к пульту и, оглянувшись на Юки, в извинении поджал губы.

— Я должен снять руку. Прости, если снова неприятствовать буду.

Он сдернул кожу, как перчатку, расплел свив щупалец, развел их в стороны, как будто разминая, сложил веретеном и вставил в отверстие под монитором. Когда Юки подошла, на экране уже светились окошки незнакомой программы. Экран делился на две части и в каждой из них стеной шли каталоги и списки. Голубой грубый шрифт, синий фон, зеленая рамка обводки…

— Это что за ось такая?

— Это? Нортон коммандер. Хорошая штука.

— Боже… Из какого она века?

— Из прошлого, — без тени юмора ответил Енисей. — Чистый набор функций, без шелухи. Для меня в самый раз.

Колба шикнула и, у самой кромки нижнего кольца проводов, ввалилась небольшим круглым лазом. Дверца управлялась механизмом, выполненном из стекла или прозрачного пластика, так, что тот оставался практически незаметным. Юки, было, одобрительно хмыкнула, как вдруг поняла предназначение колбы и похолодела.

— Ты точно хочешь этого? Еще не поздно отступить.

— Нет, я… Это не больно?

— Отнюдь. Только… Вот…

— Раздеться придется?

— Да.

Смущение Енисея, умилило Юки до слез. Она обняла его и долго поцеловала.

— Ты чудо, мой друг, — шепнула она ему на ухо и, отстранившись, принялась раздеваться.

Забравшись в колбу, она уселась по-турецки. Теперь ее голова была на уровне головы Енисея. Она откровенно любовалась его сосредоточенным лицом, тем, как он старался не глядеть на нее, но нет-нет, да и поглядывал.

— Сейчас… Кх-м. Сейчас я наполню колбу теплой вытяжкой, но не полностью по горлышко.

— Хорошо, — Юки поднялась.

Дверца вжикнула и закрылась. Тут же из решетчатого пола колбы проступила обычная на вид вода. Она совершенно не чувствовалась и, видно, по температуре была ровна температуре тела.

— Как ты там внутри? — донесся сверху голос Енисея. — Держишься?

— Да тут держаться совсем не за что…

Енисей за стеклом улыбнулся.

— Сейчас раствор поднимет тебя, будешь как в невесомости.

Действительно, когда жидкость поднялась до подбородка, Юки точно воспарила. На мгновение у нее даже дух захватило, насколько вознесение оказалось натуральным. Она посмотрела вверх, на решетчатый потолок, оттолкнулась от него руками и нырнула на дно. Там она вцепилась пальцами в решетку и задержалась настолько, насколько хватило дыхания. Вынырнула, наконец, и, стирая с лица соленую воду, вспомнила про давешнее чувство невесомости. Оно притупилась.

— Так, а теперь я пущу вибрационный газ, — проговорил Енисей и Юки послышалась тревога в его голосе. — Не спрашивай что это и больше не ныряй, хорошо?

Она кивнула и заозиралась, ожидая, откуда польется газ. Невольно в голове мелькнули камеры смерти третьего рейха, жестяные банки с черепами, изможденные люди… На сердце тяжелым грузилом опустился страх. Он потянул ее вниз, на дно, где смерть можно было бы отсрочить. Хоть на две минуты, хоть на пять секунд…

Розовый с янтарным отливом. Вот каким он был.

— Не бойся, Юки. Он сладкий.

Потихоньку, как холодную воду, Юки втянула позолоченный воздух. Действительно, как зефир. Вдохнула поглубже, улыбнулась. На смертельный этот газ не походил. А что она, впрочем, знала о смертельных газах? Ничего, кроме того, что они смертельные.

Вдруг сверху, где был спрятан репродуктор, донеслись тяжелые удары — кто-то колотил в дверь комнаты.

— Вот, незадача… — последовал озабоченный комментарий Енисея и какие-то сухие щелчки.

Юки напряглась. Она совершенно ничего не видела сквозь этот розовый туман, но, судя по звукам, снаружи творилось что-то неладное. И как приговор:

— Енисей Прокопьевич! Это полиция острова Шикотан! Немедленно откройте дверь!

— Сейчас! — услыхала Юки непривычный испуганный выкрик Енисея, а следом ожесточенный шепоток. — Сейчас, суки, я вам открою. Век меня помнить будете.

Сухой одинарный щелчок, удар и как будто что-то тяжелое покатилось по полу. Несколько секунд ничего не происходила, а потом в уши врезался оглушительный звон, разнесший колбу вдребезги. Юки, как на приливной волне, вынесло назад в комнату. Дым почему-то не рассеялся, а стал гуще. В ушах звенело. Она кричала, но ничего не слышала. Тут ее за предплечье схватила перчатка цвета хаки. Вслед за перчаткой появилась рожа в чулке черной маски. Один глаз вытек, пропитав маску под дырой глазницы. Рожа что-то кричала ей и настойчиво тянула за собой, она уперлась и тогда рожа ткнула под дых кулаком, тяжелым как булыжник. От боли Юки согнулась пополам, обезволила и завалилась на бок. Рука на предплечье, было, сжалась сильней, но тут что-то коротко щелкнула и она обмякла — рожа свалилась на пол.

Кое-как справляясь с оковами боли, она доползла до стены, опрокинула на себя несколько полок с коробками и притаилась.

Туман рассеивался, сползала глухота. Теперь Юки видела зубастый остов колбы, разбитую тумбу и… Енисея, ничком лежавшего рядом. На косящихся ногах она доковыляла до него, опустилась рядом и попробовала перевернуть на спину. Не выходило. Енисей будто три тонны весил.

Стало совсем чисто. Со стороны разодранной в клочья двери послышался топот.

— Юки! Сюда!

Она оглянулась. Белый экран у противоположной стены… Ожил. За ним, как за окном простирались солнечные непролазные джунгли. У самой кромки стояла и махала ей Эйра. Она все еще напоминала Инфи, только с другими, сестринскими чертами лица.