Если бы мы имели возможность заставить вновь зазвучать мембраны некоторых служебных телефонных аппаратов, то до нас донеслись бы обрывки таких разговоров:

— Сергей Петрович, а что же ты о Якорной Щели ничего не докладываешь?

— Так ведь вчера я уже докладывал, Николай Дмитриевич. Жмем изо всех сил.

— Жмите, чтобы кровь из носа!

Так были сказаны необходимые слова. Наступила осень, шли дожди, стройку заливало водой. Мощные насосы непрерывно откачивали бурую жижу. Монтажники по пояс вязли в грязи. Стройка перешла на уплотненный график: работали в две смены. А «сверху» то и дело раздавались подбадривающие возгласы:

— Жми!

— Кровь из носа!

И, конечно, никому из подбадривающих не приходила в голову мысль поинтересоваться: а почему, собственно говоря, надо жать и во имя чего должна из носа кровь капать? Та простая и естественная мысль, которую в свое время высказали вслух два аборигена со школьными портфельчиками. Но это, напомним, случилось в феврале, а стройку полагалось завершить в следующем июле.

И ее завершили, точно уложившись в намеченный полуторагодовой срок. Госкомиссия оценила работу строителей на «хорошо» со всеми вытекающими для них приятными последствиями. Одновременно стороны подписали акт о недоделках, состоящий из двадцати пунктов. Тут же хлопнули пробки, брызнуло шампанское. Словом, все как в серьезной взрослой игре.

А потом началось что-то несерьезное. Объект, обошедшийся заказчику — курортному «Водоканалу» в круглую сумму — около 150 тысяч рублей, в течение всего следующего года оставался на балансе строителя — СМУ и в эксплуатацию не был пущен. Обеспокоенное судьбой объекта СМУ взяло его под свою охрану. А охранник, дабы не допускать омертвления вложенных в объект средств, стал включать его понемногу в работу: пускать в помещение отдыхающих «дикарей». Началась постепенная фондоотдача: 1 рубль с носа в сутки. А родные и близкие этих «дикарей» стали получать открытки с весьма странным текстом: «Устроилась хорошо, живу на 21-м объекте, почти у самого моря. Кругом сплошной бетон. Наш охранник дядя Вася приносит нам из города кефир и свежие булочки. Целую. Нина».

Следующий год изменений не принес. Придется, видимо, и в наступающем купальном сезоне гостеприимно открыть двери объекта в Якорной Щели купальщикам и ныряльщикам.

И тут, нам кажется, настало время сказать, для какой цели предназначен объект № 21 «Водоканала», располагающий насосной станцией с двумя коллекторами. Увы, он построен не для водоснабжения, которое здесь очень и очень хромает, а для перекачки того, что меткая народная речь обозначила словом «золото» лишь иронически. Именно его имел в виду экскаваторщик в своем интервью юным аборигенам в тот неприметный, серенький, теперь уже забытый февральский день.

Так вот:

а) насосная станция не будет ничего перекачивать, потому что она не может действовать без дорогостоящих очистных сооружений, которые не только не спроектированы, но для которых даже не намечено место;

б) но если бы даже очистительные сооружения и существовали, то все равно станция обречена на бездействие по крайней мере до 1990 года, когда в связи с предполагаемым развитием данной курортной зоны появится столь необходимое для мощных насосов станции «золото». Так как имеющийся в настоящее время и расположенный поблизости весьма маломощный оздоровительный объект пользуется для санитарных целей построенной на свой страх (100 тысяч рублей) и риск (штрафы санэпидемической службы за отсутствие очистки) канализацией по временной схеме, минуя станцию.

На этом, собственно говоря, можно было бы и закончить рассказ о не очень-то громком, но все же поучительном событии в Якорной Щели. Но, возможно, читатель ждет от нас морали. Вот она.

Если ты, читатель, когда-нибудь, проходя мимо, увидишь, что строитель собирается забить первый гвоздь, уложить первый кирпич или выкинуть первую лопату грунта и у него будет вид по крайней мере открывателя Клондайка, то ты не постесняйся и спроси:

— А будет ли тут оно, золото?

Иногда это помогает.

ГЛУХОТА

Среди, увы, довольно многочисленных человеческих недугов далеко не последнее место по своим неприятным свойствам занимает глухота. Ученые-медики делят ее на два вида — врожденную и приобретенную. А фактически разновидностей глухоты значительно больше. И вот что примечательно: если для определения, а тем более лечения первых двух видов недуга нужны специальные медицинские познания, то во всех других случаях этого не требуется. Любой человек, который не поднимался по здравоохраненческой лестнице выше скромной ступеньки пациента, может поставить диагноз и назначить лечение. Желающие овладеть столь чудесным способом врачевания пусть внимательно следят за дальнейшим изложением.

Инвалид труда Владимир Иванович, проживающий в небольшом украинском городке, нашел, что имеющаяся у него мотоколяска Серпуховского завода нуждается в некоторых конструктивных изменениях, и написал в Министерство социального обеспечения. Из министерства письмо, как водится, направили в главк, который наряду с велосипедами ведает и производством колясок. Там письмо инвалида рассмотрели и ответили:

«Изменить требования, предъявленные к конструкции серийной мотоколяски, завод не имеет права. Выпускать специальные мотоколяски в связи с отсутствием цеха индивидуального изготовления завод не может.

Подпись».

Получил такой ответ Владимир Иванович и подивился. «Вишь ты, прав не имеют! — подумал он. — Почему же когда механизаторы требуют улучшить машину, то комбайновый завод имеет права и улучшает, а этот всего лишен. За что же его так? И потом: о каких индивидуальных заказах они толкуют? Я ведь хлопотал не за себя, а за всех!»

Короче говоря, написал Владимир Иванович во второй раз. И получил опять-таки короткий ответ:

«Рассмотрев Ваше письмо, вторично подтверждаем, что изготавливать мотоколяски по индивидуальным заказам Серпуховской завод не имеет возможности.

Подпись».

Странные все же дядьки сидят в этом главке, решил инвалид. Я им толкую про Фому, а они мне про Ерему. И послал всю переписку в журнал с просьбой разобраться.

Однако прежде чем познакомить тебя, дорогой читатель, с ходом разбирательства, прошу обратить внимание на характер возникшего конфликта. Вряд ли в поведении руководящих дядек из главка можно усмотреть обычную рассеянность. А не столкнулись ли мы в данном случае с разновидностью недуга, именуемого глухо… Впрочем, не будет спешить с выводами!

Итак, разбирательство: с чего оно началось? С того, что автор этих строк отправился на Серпуховской мотозавод, дабы убедиться в основательности претензий автора письма. А основная претензия сводилась к тому, что коляски-де удобны для коротышек и не подходят людям, имеющим рост выше 180 сантиметров. Оказавшись во дворе завода, сплошь заставленном изготовленными и готовыми к отправке колясками, представитель сатиры стал внимательно присматриваться к сновавшим вокруг людям.

— Вы кого-то ищете? — спросил сопровождавший меня начальник ОТК Евгений Михайлович.

— Да, я ищу… — рассеянно ответил представитель. И вдруг задал неожиданный вопрос: —Евгений Михайлович, а у вас какой рост?

— Сто восемьдесят четыре сантиметра. А что случилось?

— Пока ничего. Но не можете ли вы сесть хотя бы вот в эту коляску? — спросил представитель, указывая на уютное с виду средство передвижения, с которым мы поравнялись.

— Могу, — ответил начальник ОТК. — Только придется мне снять шляпу.

— Из уважения к модели?

— Нет, просто вместе с головным убором я в коляске не умещусь.

И положив шляпу поверх кузова, любезный Евгений Михайлович не без труда забрался внутрь и, кое-как устроившись на сиденье, стал двигать рычагами управления, имитируя лихую выездку.

А мне пришлось убедиться, что путешествовать инвалиду, пристроив шляпу на кузове или где-то сбоку, не самый лучший выход из положения.

Убедился представитель сатирической музы и в другом: Владимир Иванович не одинок, по поводу несовершенств в конструкции мотоколяски, выпускаемой заводом вот уж много лет, пишут инвалиды войны и труда из Смоленской, Харьковской, Астраханской областей и из других мест. И каждый получает один и тот же стандартный ответ: «в ближайшие годы конструкция мотоколяски меняться не будет».