ОНА. Завидую золоторожцам.

ОН. Уж не потому ли, что он пел тебе дифирамбы?

ОНА. Это не дифирамбы, а трезвая оценка творческих возможностей артиста. И вот что, милый: надо пригласить его к нам, тем паче мы больше года работаем без главрежа.

ОН. Если надо, душенька, будет сделано. Я скажу нашему директору, пусть вступит в переговоры с этим — как его? — кажется, Гоголевым. Только вот не знаю, захотят ли отпустить такого проницательного театрального деятеля золоторожцы? (Шум за сценой.)

Итак, с интересующей нас ремаркой мы уже встретились дважды. Но какую же аллегорическую смысловую нагрузку она несла? Чтобы стало яснее, приведем уточняющие создавшуюся ситуацию некоторые обстоятельства.

1. Золоторожцы Гоголева отпустили. Причем, как это ни может показаться странным, отпустили… более чем за полгода до его одесской встречи с выдающейся Катериной и Марией Стюарт.

2. В Н. новый главный режиссер областного драматического театра прибыл с огромным запасом художественных идей, но без трудовой книжки.

3. Поставленные им два спектакля, как принято выражаться в театральных гостиных, не оказались в ряду творческих удач театра.

4. Озабоченные местные театралы решили навести справки о творческом прошлом главрежа и узнали, что еще в прошлом году приказом по областному управлению культуры он «был освобожден от занимаемой должности как не обеспечивший художественного руководства театром». Так что вырвать его из объятий золоторожцев театральной общественности не составляло труда.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Жаркий августовский день. Служебные помещения областного драматического театра. Перед кабинетом директора за столиком двое пожарных играют в шашки. Душно.

1-Й ПОЖАРНЫЙ. Понимаешь, Митрич, который год я состою при театре, а такой накаленной атмосферы не помню.

2 Й ПОЖАРНЫЙ. И не говори: в стационаре горят, на гастролях пылают. Жалко на актерскую братию глядеть. За что ей муки такие?

1-Й ПОЖАРНЫЙ. А все беды от него, гостя Золоторожского. Привезли его неизвестно зачем, а теперь мучаются. Кажется, стучатся к нам, открой служебку, Митрич, посетитель рвется.

2-Й ПОЖАРНЫЙ. Какие могут быть посетители, когда мы в некотором роде на консервации. (Открывает служебный вход.) Пожалуйте. (Входит курьер.)

КУРЬЕР. Где тут у вас доска приказов?

2-Й ПОЖАРНЫЙ. Вот она. А зачем вам доска потребовалась?

КУРЬЕР. Велено приказ Управления культуры вывесить. (Вывешивает приказ, уходит.)

1-Й ПОЖАРНЫЙ. Ну что там за приказ? Читай, Митрич.

2-Й ПОЖАРНЫЙ (читает): — «Главреж Гоголев не обеспечил художественного руководства театром… Поставленные им спектакли критикой и общественностью признаны творческими неудачами… До сих пор нет репертуарного плана, практически коллектив не приступил к постановке ни одного нового спектакля…»

1-Й ПОЖАРНЫЙ. Ну, а дальше что?

2-Й ПОЖАРНЫЙ. Дальше известно что: «Гоголева от должности главного режиссера освободить как не обеспечивающего художественного руководства».

1-Й ПОЖАРНЫЙ. Ура!

2-Й ПОЖАРНЫЙ. Подожди пока «Ура!» кричать. Как бы чего худого ие вышло. Слышишь, опять стучат. (Открывает дверь, снова появляется курьер, но уже другой.)

КУРЬЕР. Где тут у вас доска приказов?

2-Й ПОЖАРНЫЙ. Показывали уже твоему сослуживцу. А тебе зачем?

КУРЬЕР. Велено тот приказ снять, а этот повесить. (Вывешивает приказ, уходит.)

1-Й ПОЖАРНЫЙ. Ну, что там за новый приказ, Митрич? Такой же длинный?

2-Й ПОЖАРНЫЙ. Нет, короткий. (Читает): «Гоголева освободить от должности главного режиссера по собственному желанию». (Шум за сценой.)

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Жаркий сентябрьский день. В кабинет заместителя начальника Управления театров Министерства культуры РСФСР входит инспектор.

ИНСПЕКТОР. Я по поводу фельетона, опубликованного вчера в газете. Разрешите доложить.

ЗАМ. НАЧАЛЬНИКА. Докладывайте.

ИНСПЕКТОР. Газета критикует нас за частую смену главных режиссеров периферийных театров. Приводятся убийственные факты по театру города Н.

ЗАМ. НАЧАЛЬНИКА. Ну и что же вы сообщите газете?

ИНСПЕКТОР. В ответе министерства мы признаем критику правильной и пообещаем добиться стабильности кадров.

ЗАМ. НАЧАЛЬНИКА. Ни в коем случае! Нельзя брать на себя столь опрометчивых обязательств. Надо придумать что-нибудь обтекаемое. Дайте-ка мне проект ответа, я поправлю. (Правит.) Вот теперь, кажется, хорошо. Прочитайте.

ИНСПЕКТОР. (Читает): «Считая работу с кадрами режиссеров одной из важнейших, управление театров сделает для себя необходимые выводы».

ЗАМ. НАЧАЛЬНИКА. Поняли? Просто и ясно: сделаем необходимые выводы. (Шум за сценой.)

Наше исследование подошло к концу. Остается подвести итог: что же произошло в театре города Н. с тех пор, как Управление театров Министерства культуры РСФСР выступило с этим публичным заявлением? С того времени в театр пришли и затем ушли из него 6 главных режиссеров. Гоголев — седьмой за пять с лишним лет.

Мы поставили заключительную точку, а затем приоткрыли дверь в блистающий позолотой зрительный зал. И явственно услышали глухой шум, выражающий недовольство зрителей и актеров тем плачевным положением, в котором оказался некогда славный Н-ский областной театр. Это был шум за сценой.

А БУДЕТ ЛИ ЗОЛОТО?

В какой-то теперь уже забытый серенький февральский день произошло с виду как бы будничное, а на самом деле знаменательное событие: экскаватор Ковровского завода вынул первый ковш земли. И поскольку это произошло не на стройке какой-нибудь всесоюзно известной ГЭС или ГРЭС, а в тихом местечке Якорная Щель, в тридцати километрах от известного курортного города, то, естественно, событие это привлекло внимание аборигенов. Ими оказались два подростка, возвращавшиеся из школы. Они молча наблюдали за тем, как ловко манипулировал экскаваторщик стрелой-ковшом. А когда он, заглушив мотор, спустился из кабины экскаватора на землю, спросили:

— Дяденька, а что вы тут добывать будете?

Экскаваторщик с любопытством оглядел ребят, а потом, чему-то хитро улыбнувшись, коротко ответил:

— Золото.

Мальчишки удивленно переглянулись и несмело задали второй вопрос:

— Дядя, а тут будет золото?

Ответа они не дождались. Экскаваторщик, видимо, нашел вопрос нетактичным и, оскорбленный в своих лучших профессиональных чувствах, молча удалился в кабину машины. Когда строитель вбивает первый гвоздь или выдает на-гора первую лопату грунта, по меньшей мере неловко ставить под сомнение конечную цель его труда. Да еще во всеуслышание, как это сделали два юных аборигена. А между тем к скептическим ноткам, прозвучавшим в их втором вопросе, следовало бы прислушаться: как говорят, устами младенца…

Но не будем забегать вперед. Пока в Якорной Щели игра велась, как у взрослых: лязгали железными цепями экскаваторы, урчали бульдозеры, в дощатом штабном вагончике девушки с кудряшками отчаянно крутили арифмометры, кто-то хорошо поставленным драмкружковским голосом требовал по телефону немедленно отгружать трубы. Повторяю, все было серьезно вплоть до освоения ассигнований на текущий год: предусматривалось 133,8 тысячи рублей, освоено 56,3 тысячи рублей.

Непосвященному может показаться, что это означало катастрофу для стройки или уж, во всяком случае, ее автоматическое зачисление в разряд захудалых и непопулярных. Ничего подобного. Такова уж наша причудливая строительная действительность, что именно отстающие объекты, а еще лучше объекты, на которых «создается угрожающее неблагополучие*, вырываются на авансцену, отодвигая на задний план не вызывающих никаких тревожных эмоций середнячков. Так случилось и с Якорной Щелью.

Отныне она вошла красной строкой в строительные сводки. Ей посвящали обстоятельные, развернутые ведомственные документы. О ней заговорили на оперативных совещаниях и собраниях актива. Эта стройка стала важной персоной не только в районе, но и в масштабах Большого курорта.