Друзья и сокурсники с пониманием отнеслись к изменениям в характере Михаила, изменив прозвище «Коп» на «Кай». Время шло и диктовало свои условия: сессия, преддипломная практика, защита. Институт успешно окончен, но все успехи в социуме никак не влияли на холод, поселившийся в сердце.

Копов был очень привлекательным молодым человеком и многие девушки пытались влюбить его в себя, но он только снисходительно принимал то, что ему предлагалось, может, в тайне надеясь на то, что им это удастся.

Наследством Михаил распорядился не по годам мудро. Продал большую квартиру с видом на Москву-реку, дачу на Истре, купил однокомнатную квартиру в Филях и все оставшиеся средства употребил на приобретение акций большой строительной компании, акционером которой был его отец. Знакомства, связи и, в большей мере, холодное сердце, позволили ему стать владельцем контрольного пакета акций и исполнительным директором «ЗАО Парадиз». Чем успешнее Михаил становился, тем больше становилась пропасть между ним и реальным миром. Раненое сердце не болело, просто тяжесть его временами становилась такой невыносимой, что Копов терял сознание. Жил он один, и как когда-то его матушка, был готов к внезапной смерти. Соседка, Лидия Ивановна, мудрая женщина раннего пенсионного возраста, приняла в свое сердце Михаила, как родного, и стала для него любимой бабушкой.

Когда безнадежному холостяку исполнилось 36, она познакомила его с Ольгой, и прописала брак, как лекарство. Копов подчинился. Отношение к жене мало отличалось от отношения к девушкам, которые у него появлялись время от времени, он принимал любовь, не давая ничего взамен, но при этом был вежлив, внимателен к датам, дарил цветы, подавал руку, в общем, делал все, что бы со стороны этот брак выглядел счастливым. Детей не было, может из чувства самосохранения жены, видимо, такая подчеркнутая предупредительность поведения мужа настораживала, подсказывая ей, что кроме этой белой и пушистой поверхности есть и другая, не доступная ей сторона. Трудно представить отцом робота, запрограммированного на галантность. Ольга любила Михаила но, это односторонне чувство не могло сделать ее счастливой. Она плакала, ждала чуда, но после 11 лет совместной жизни ушла от него.

Михаил судорожно вдохнул так глубоко, как только мог, ожидая нового погружения и… проснулся, ему снилось, что он переходит бурную реку, поскальзываясь на камнях, погружаясь под воду, с трудом всплывая на поверхность и снова погружаясь. Ему очень хотелось удержаться на поверхности подольше и рассмотреть, кто это сидит на противоположном берегу и плачет, наполняя и без того полноводную реку, искрящимися на солнце слезами… Трель будильника.

Щурясь из-за яркого света, дотянулся до кнопки, едва не упав с кровати.

– Как погано начинается день! – Понимая, что проспал, буркнул Михаил.

– Оля! Оля!? Оля?.. Оооль, ты дома?

Копову никто не ответил. Змей солнечного сплетения резко крутнулся и сжался в комок нехорошим предчувствием.

– Оля, – охрипшим голосом, позвал Михаил, входя на кухню, где его ожидала записка.

Истинный «Кай» не заметил бы исчезновения любящей женщины, а Копов заплакал, впервые после смерти родителей, устало опустив голову на руки. Плакал долго, не замечая сердечной боли, которую он чувствовал впервые, после перенесенной утраты. Уход жены, которую он все одиннадцать лет держал на расстоянии вытянутой руки, стал последней каплей, переполнившей сосуд его души. Боль превратилась в ледяную руку, безжалостно стиснувшую его трепещущее сердце, и он провалился в спасительную реальность сна, словно перешел в другую комнату, не выходя из дома.

…быстрые воды реки влекут его вниз по течению, затягивая в водовороты и мешая рассмотреть, кто сидит на берегу и топит его в слезах. Он не хотел, как в детстве досмотреть интересный сон, это сон хотел быть досмотренным до конца…раньше ему казалось, что это женская фигура в белом платье, а теперь, он ясно видит – это он сам.

– Прямо как Алиса в Зазеркалье: «Зачем я столько плакала», – произнес Копов и очнулся от звука собственного голоса. Огляделся по сторонам, и продолжил, – чудеса, похоже я на больничной койке.

От резкого движения датчики, прикрепленные к грудной клетке Михаила, передали по проводам тревожный сигнал «подвижный пациент», и в палату вошла медсестра.

– Очнулись! Вот и замечательно! Как Вы себя чувствуете? – улыбаясь, с участием в голосе спросила она.

– Нормально. Я себя чувствую, и это главное. Пригласите доктора, пожалуйста.

– Да, конечно, – сказала молоденькая девушка, развернулась и вышла. Колкая фраза, раздраженного пациента, как волшебным переключателем изменила интонацию, выражение глаз и даже осанку юной особы, она вся как-то подобралась, словно улитка, к которой неосторожно прикоснулись. Закрывая за собой дверь, ей захотелось повесить на нее табличку: «Осторожно, злая собака!».

Михаил находился в одноместной палате, стена за изголовьем кровати состояла из мониторов и аппаратов, которые мигали цифрами и рисовали диаграммы. Множество проводов и датчиков на руках и груди, к носу пластырем приклеена трубка, руки и ноги пристегнуты к кровати ремнями. Он нестерпимо хотел справить малую нужду. Это все, что успел осознать Копов до появления доктора. Мужчина вошел, кивком поздоровался, присел на край кровати и положив пальцы на запястье Михаила, застыл.

«Александр Валерьевич, врач-реаниматолог. 7-ая Клиническая больница» Так представил доктора – бейджик. Впечатление, которое создавал высокий мужчина крупного телосложения в зеленой рубахе и штанах, с коротко стриженной, почти лысой головой, было бы вполне приятным, если бы не глаза, спрятанные за стеклами очков-хамелеонов.

– Ну, и КАК Вы себя чувствуете? – сняв очки, и совершенно обнажив близорукие и беззащитные на солнце глаза, спросил доктор.

– Отвяжите, очень хочется помочиться.

– Отвяжу, и мочитесь сколько угодно, у вас мочевой катетер стоит, и приносит Вам беспокойство. Это необходимая процедура для измерения почасового диуреза, – водружая на место очки, провозгласил Александр Валерьевич. – Вас, любезнейший Михаил Анатольевич, необходимо серьезно обследовать для уточнения диагноза. Сделаем эхокардиографию, проверим сосуды. Да… Ваша соседка очень вовремя решила зайти к вам, а то… даже не знаю, чем бы закончился Ваш приступ. Она, кстати, здесь и очень хочет повидать вас. Препятствий я не вижу, если, конечно, Вы не возражаете. Подпишите, – предложил доктор, отстегивая фиксирующие ремни, и подавая бланк.

Рука плохо слушалась и от этого подпись получилась просто закорючкой, что совершенно не беспокоило Александра Валерьевича, который забрал согласие на проведение медицинских процедур, исследований, манипуляций и вышел, легким поклоном головы прощаясь с пациентом. Дверь, даже не успела за ним закрыться, как в палату вошла соседка Михаила.

– Милый мой мальчик! – ласково, вместо приветствия сказала Лидия Ивановна.

– Рад видеть, и спасибо Вам, моя спасительница. Извините, что доставил столько беспокойства, волнений. Хотя думаю, что если бы опоздали…

Ладонь опустилась на губы Михаила, не давая возможности договорить.

– Ты же не знаешь, может я корысть, какую преследую, а ты меня доброй самаритянкой воображаешь. – Сказала соседка, убирая ладонь.

– Оля ушла. Холодно ей было около меня. Я не хотел, чтобы она страдала. Надеюсь, будет счастлива. – Глубоко вздохнув, тихо сказал Копов.

– Аминь, Миша. Какой же ты чудной! Не имела чести знать твою матушку, но она не краснеет, глядя на тебя с небес. Ты очень старался сделать Ольгу счастливой, решение уйти от тебя она выстрадала. Так будет лучше. Отпусти, и живи дальше. Теперь о главном! Приходил Николай, они не смогли принять участие в конкурсе из-за твоего внезапного приступа, совет директоров поднял вопрос о переизбрании исполнительного директора.