Пора вставать. Кажется, только закрыл глаза, а вставать уже пора, ибо будильник. Встать, зарядка, пробежка, которую я вчера профилонил, душ. Пока бегу, хорошо думается, ну и время взять себя в руки есть. Сон какой-то необыкновенный был, давно мне такого не снилось, видимо, накрыло вчера сильно с честь инкремента прожитых лет. Все же мысли остались – девочке больно, и я это чувствую. Что конкретно я могу сделать? Ничего или, все же? Надо думать.
Поворот, еще один, и возвращаюсь. К взглядам женского пола из окон я давно привык, вот только неискренние они. Кто-то хочет интрижку, кто-то просто секса, а я так не могу. Это у меня от папы – нужно чувствовать, любить, чтобы это было не физиологией, а вершиной чувств, взрывом, истинным единением. Поэтому девушкам от меня и не светит – фальшивые они. А может, это мир вокруг насквозь фальшивый? Швейцария эта… Жить здесь, может, и сладко, но вот хочется мне до слез «к родным березкам». Ладно, отставить самокопание, у нас экзамен, чтоб он сгорел, вместе с этой школой!
Сначала, конечно, пож… принять в себя хлеб наш насущный, завтрак то есть, а потом уже и экзамен. Все-таки, что такое со Светкой происходит? Как ей помочь? Ладно, потом подумаю, сейчас умище надо на математику переключить. Хочешь-не хочешь, а надо. Потому ставлю рекорд по скоростному поеданию завтрака. Светки что-то не видать, видимо, поела уже. Хм… А если не успела? Надо позаботиться, я иначе просто не умею.
Большая аудитория, и нас там понатыкано видимо-невидимо – вся параллель сдает. Потом еще будет немецкий, потому что французский мы уже посдавали, легко пошло, кстати. Девчонки выглядят спокойными, парни – паникующими, некоторые делают это демонстративно, но церберам-наблюдателям на это глубоко и надолго. Они и не такое уже видели. Потому спокойно сел, достал пенал и сижу. Сейчас цербер подойдет – проверять будет, чтобы я, значит, ничего запрещенного не приволок. А запрещено многое – от калькулятора до гранаты.
– У вас нет запрещенных вещей? – они всегда спрашивают и в большинстве случаев верят на слово. Кстати, и чиновники также, что странно в стране, полной лицемеров.
– Нет, конечно, – моя легкая улыбка его во всем убеждает. Отошел к следующей жертве. А вот Светку проверили… Чем-то она церберам не понравилась, но возмущаться нельзя – только хуже сделаю. Только бы до слез не довели, перед экзаменом это плохо.
Решено, если доведут – напишу жалобу.
Не довели, держится девочка, вот и ладненько.
Сейчас раздадут задания, и мы начнем марафон на пять с лишним часов. Дурное дело нехитрое, как папа говорил, знай себе пиши. Главное, настроиться на то, что я все знаю, ведь я действительно все знаю. Интересно, их о Ренате предупредили? Если нет, то будет часа через два пауза на вызов медиков. У девочки сердечная недостаточность, а изверги родители послали Ренату в интернат, вместо того чтобы подарить свое тепло. Я о девчонках многое знаю. Кого-то успокаивал, кому-то помогал. Просто, по-дружески, без намеков на постель. Так тоже бывает, особенно у меня. Правда, у меня только так и бывает. Все, отбросили посторонние мысли, пишем.
Светлана Фишер
В принципе, ничего неожиданного на дне рождении Витьки не произошло. Все они такие, эти празднества, как под копирку. Улыбки, поздравления, объятия, хотя ко мне Витя не полез, будто что-то почувствовал. Странный он, смотрит в глаза, а не на грудь или еще ниже, как другие. Что-то было в его глазах на этом вечере, что-то такое, как… не могу выразить. Понимание? Да что он может знать, домашний мальчик! Его хотя бы мама не бросила! А я… а меня…
Вернувшись в свою комнату, приняла душ и улеглась – наутро экзамен. Важный экзамен, без вариантов. И вот тут меня накрыла такая тоска… Сначала стало привычно страшно, показалось, что из темного угла тянутся ко мне мужские руки, чтобы… Не думать! Есть вещи, которые невозможно забыть и совсем нельзя вспоминать, хватит мне и кошмаров, чтобы еще и наяву ко мне приходил самый страшный кошмар моего детства.
Надо закрыть глаза и спать, но вот почему-то стоит закрыть глаза и возникает Витька. Эта его грустная улыбка, понимающий взгляд, остановленное движение. Ведь хотел же обнять, что его остановило? Неужели мой взгляд? Да, я боюсь. Боюсь объятий, прикосновений, и вообще мужчин на расстоянии ближе, чем «четыре лаптя». И тайна этого страха скрыта в моем безрадостном детстве. Зачем я вообще родилась? За что?
Вот, довела себя до истерики. Надо теперь вымыть лицо и улечься, наконец, спать. Спать, впереди экзамен, который я обязана сдать отлично, а иначе… эти… у которых я живу, они точно придумают что-то максимально унизительное. На свете есть люди, и есть эти – они не люди, а твари. Равнодушные, жестокие, отвратительные по сути своей. Спать, спать, спать…
Всю ночь мне почему-то снился Витька, точнее я с ним. Гуляли, держась за руки, в каком-то странном, почти прозрачном лесу. Эти деревья я знаю, хотя родилась в Германии, они называются «березами». Почему-то к ним какая-то особенная тяга у русских. Вот во сне Витька и я дурачились в таком вот лесу. Почему-то на душе было так легко и свободно, как никогда в жизни. Он тоже улыбался. Надо же, оказывается, я никогда не видела, как Витька улыбается по-настоящему. Странный сон, необыкновенный. Я никогда не видела такого леса, да и улыбку эту, что преследовала меня, пока я просыпалась. Внезапно очень сильно, просто до слез захотелось, чтобы это было правдой, но я же знаю, что это невозможно. Зачем домашнему мальчику сирота?
Звонок будильника прервал волшебство сна. Сна, в котором было возможно счастье даже для меня. Сморгнув непрошенные слезы, взяла себя в руки. Душ, опостылевшая школьная форма и… Не хочу на завтрак. Просто не хочу видеть эти лица, всех этих полных лицемерия людей. Не хочу.
Тяжело вздохнув, двинулась к аудитории. Желудок мне за такое пренебрежение, конечно, отомстит, но я просто не могу видеть их всех после такого сна. Хочу пожить еще десять минут в сказке. Да, я знаю, что такого не будет никогда! Знаю! Но все равно…
Сегодня у меня экзамен. Очень важный экзамен, а чувства в полном раздрае. Надо собраться, вон и местный надзиратель внимание обратил, притащился ко мне.
– Нет ли у вас чего-то запрещенного? – они всегда вежливы, всегда интересуются.
– Нет, – покачала я головой. Обычно верят на слово, но, видимо, кому-то нужно было скомпенсировать мое счастье во сне. Я давно заметила, что вслед за чем-то радостным обязательно следует расплата – что-то очень плохое, от чего я оправляюсь еще очень долго.
– Пожалуйста, пройдите со мной, – не поверил, а это значит, что будут досматривать. Они имеют право на таких экзаменах. Остается только надеяться, что в трусы не залезет.
– Оставь ее, – посоветовал мсье Лион, встретившийся нам на выходе из аудитории. – Перенервничала девочка, не видишь, что ли?
Мсье Лион – это куратор нашего класса, понимающий, но равнодушный, как все они. Сейчас вот спас меня от унижения личного досмотра, отчего-то вздохнул и отправил обратно в аудиторию, где уже скопились все наши, да еще из параллельных классов, что понятно – экзамен же общий, для всех. Сейчас раздадут задания, буду писать. Главное, сосредоточиться и ни о чем не думать.
Первое задание, первое впечатление – паника. Паника, которую я давлю уже почти рефлекторно. Я все знаю, все понимаю, все смогу. Самое главное – не поддаваться этой панике, контролировать себя и не думать ни о Витьке, ни об этих.
Вот, пошло решение, я умная, я смогу.
Тригонометрия, интегралы, геометрия, все вразбивку, будто специально сбивающие задания. Не зря экзамен считается самым сложным. Три пи квадрат…
Желудок подводит, надо было, все-таки, поесть. Но я буду терпеть и решать эти интегральные уравнения, будь проклят тот, кто их придумал!
Три часа позади, еще всего два осталось, успею ли я? Должна успеть, надо ускориться, но при этом не спешить.
Спустя почти три часа надзиратели показали, что либо их не предупредили, либо они сами о Ренате забыли. Рената – это девушка из нашего класса, у нее что-то с сердцем, что-то совсем плохое, ее бы на домашнее и среди любящих людей, но, похоже, что девушка в том же положении – нет у нее любящих людей, зато есть интернат. Она сильно побледнела и упала в обморок. Даже сразу не отреагировали, пока кто-то не крикнул: «Вызовите врачей!»
