— И не будешь обдумывать? — Ром склонился ко мне, и сердце сжалось в сладком предвкушении, словно в первый раз.

— Не буду, — я чуть-чуть подалась навстречу.

Первый поцелуй и впрямь вышел каким-то по подростковому неловким, неуклюжим, будто нам действительно по пятнадцать лет, и мы только дорвались до возможности уединиться, зато со вторым дело сладилось. Ром обнял меня за талию, привлекая ближе к себе, я охотно прижалась всем телом, обвила руками мужскую шею. Свидетелей на крыше мало, да и вряд ли на нас обращали внимание — страстно целующиеся парочки здесь никого не удивляли. Но когда в моем несколько затуманившемся сознании мелькнула вялая мысль, что, пожалуй, намекать на секс на первом почти что свидании уж точно неприлично и недостойно добродетельной леди, Ром вдруг резко отстранился, посмотрел куда-то мимо меня. Я покачнулась, не вполне понимая, что происходит и почему поцелуй так быстро закончился, однако оставшаяся на талии твердая рука удержала меня в вертикальном положении.

— Леди Аделли? — приблизившийся незнакомец в черном коротко поклонился, окинул меня цепким оценивающим взглядом.

Давненько ко мне так не обращались.

С тех пор, как я сбежала из Этерии.

Одет мужчина просто — брюки, куртка, наглухо застегнутая вопреки теплому вечеру, перчатки — и во внешности его не было ничего особенного, кроме разве что холодного, презрительного взора темных глаз, с трудом маскирующего ту яростную, выпестованную годами служения нетерпимость, обжигающую фанатичную ненависть к одаренным, которую я не видела уже много лет.

Ром вопросительно покосился на меня, но я осторожно высвободилась из его объятий, повернулась к незнакомцу. Выпрямилась, расправила плечи в попытке казаться выше ростом, чем есть, и кивнула, подтверждая, что да, я и есть та, кого он ищет.

— Послание для леди Аделли, — голос мужчины оставался ровным, практически равнодушным, и извлеченный из кармана бумажный прямоугольник он подал с новым почтительным поклоном, коим, подозреваю, я была обязана исключительно своему высокому происхождению.

Я взяла письмо, щелчком пальцев создала огненный шарик, отчего посланник вздрогнул и отшатнулся.

Печать правящего Дома Этерии. Сомневаюсь только, что старый король имел хоть какое-то отношение к этому письму.

Я разломала багровый кругляшек, развернула сложенную втрое бумагу — конвертами на моей малой родине, похоже, по-прежнему не пользовались, — пробежала глазами по выверенному каллиграфическому почерку секретаря. Короткое, по официальному суховатое приглашение в самое ближайшее время прибыть в Этерию, в город Вис, разрешение на нахождение на территории королевства мне, как адептке корпуса другого государства, предоставят… и кривая приписка в нижней части страницы, выведенная другой рукой.

«Надеюсь, миледи, вы не забыли, подданной какого королевства являетесь по рождению, и о долге перед своей семьей, столь легкомысленно брошенной вами восемь лет назад.

К. Л.»

Восемь лет…

Как, по мнению Лавеля, я могла забыть о маме с папой, которых все эти восемь лет не видела иначе, кроме как изредка и сугубо по «переговорному» зеркалу? О Тео и Матильде, для которых я, вероятно, все равно что умерла? О городе, где родилась и выросла и куда из-за него, бывшего моего козла, не могу вернуться?!

Глянула на посланника, но того уже и след простыл. Думать надо, моего ответа не требовалось.

— Дезире?

Нарочито медленно, старательно сложила бумагу, избегая поднимать глаза на Рома. Что тут скажешь? Что прошлое, о котором я пыталась забыть все прошедшие годы и, как мне казалось, действительно если не забыла, то хотя бы отодвинула в дальний угол памяти, внезапно нашло меня на другом конце континента?

— Кто такая леди Аделли?

— Я.

— Разве ты не Грейн?

— Моя мама в девичестве была леди Грейн. Она родилась и выросла в Лире, где по сей день живут ее родители, мои бабушка и дедушка, потом встретила моего папу, вышла за него замуж и стала леди Аделли.

— Имя не лирское, — озадаченно заметил Ром.

— Папа из Этерии, это маленькое королевство на юге, на полуострове Тера. И я, собственно, тоже.

Ром нахмурился, явно вернувшись мысленно к урокам географии — должны же были преподавать в межмировой академии этот важный и нужный предмет, — а я, деактивировав огонек, направилась через крышу к лестнице.

— –

Фреа

Благодарение Деве моря, у нас с сестрой наконец-то раздельные спальни, где каждая из нас может уединиться, не думая о соседке по комнате, о необходимости согласовывать свои желания с ее, где никто нас не потревожит без веской на то причины. Ларису ждет небольшая спальня на половине слуг, конечно же, не такая роскошная, как комнаты для гостей, но девушке там будет всяко лучше, нежели постоянно находиться в одном да к тому же не самом просторном помещении с нами. Наконец-то мы с Катериной избавлены от глаз друг друга, наконец-то мы почти независимы друг от друга, наконец-то окружены привычными удобствами и домашним уютом.

Княгиня Жемма Алесская, изящная светловолосая женщина, мила, любезна и гостеприимна, она лично показывает нам с Катериной наши комнаты и вкратце сообщает о времени трапез, не забывая добавить, что по нашему желанию нам могут принести еду и в спальню. Я позволяю себе воспользоваться предложением хозяйки дома — я голодна и хочу пить, но совершенно не имею пока желания сидеть за одним столом с сестрой. Лариса помогает мне с вещами, украдкой с восторгом оглядывая спальню и повторяя, что здесь совсем как дома. Я улыбаюсь понимающе — респектабельный дом видно сразу, и уверенная, знающая рука хозяйки чувствует в каждой детали его, в каждом предмете обстановки, в поведении прислуги, вежливой, почтительной и расторопной, но при том сдержанной, не суетящейся беспричинно. Выглядываю в окно, осматриваю небольшой, яркий цветущий палисадник вокруг особняка, фигурную ограду за деревьями, пышные кроны, скрывающие соседнее здание. Затем отсылаю Ларису и погружаюсь в размышления.

Думаю о Катерине, о наших отношениях, в одночасье обратившихся из любящих, доверительных в исполненные подозрительности, настороженности, словно мы не близкие люди, а едва ли не чужаки, познакомившиеся только-только.

Думаю о папе и мотивах его, вынудивших прибегнуть к помощи демона и запечатать меня.

Думаю о лорде Данмаре — быть может, теперь, когда дар мой пробудился, перестав быть тайной даже для меня, когда Эдмунд и так способен разыскать меня, больше нет нужды выходить замуж за некроманта. Мне по-прежнему непонятно, почему папа выбрал именно лорда Данмара, чем некромант мог помочь мне, как сумел бы защитить.

Думаю и о самом призраке — он более не являлся мне, но и без специального ведунского образования ясно, что отныне Эдмунду вовсе не обязательно представать пред смертными. Своего он добился, выполнил что хотел и оттого не оставляло ощущение, будто призрак попросту выжидает, готовится исподволь к следующему шагу, о котором нам ничего не известно.

Но о Фабиане стараюсь не думать, даже мысли о нем не допускаю.

Нельзя.

Если удастся избежать брака с лордом Данмаром — все равно нельзя. Мы слишком разные, мы родились и выросли в разных мирах, в разных условиях.

Несмотря на схожий дар, несмотря на зародившуюся симпатию, между нами пропасть, извечная, непреодолимая, да и очевидно, что намерения Фабиана в отношении меня никогда не пойдут дальше современного «они встречаются».

Свидания, небольшие знаки внимания, совместное времяпрепровождение, секс. И не более.

Впрочем, отказываться от возможности пойти в клуб я не намерена.

Готовлюсь тщательно. Катерина перебрала наш багаж, разделила, но я все равно накануне отъезда на станцию пересмотрела свою часть, кое-что выложила, кое-что добавила. Понимаю, не зря.

В Вальсии среди некоторых молодых дам принято правило одной половинки — открывать надо либо верх, либо низ, дабы не создавать ощущения, будто девушка обнажена полностью, сохранять место для мужского воображения, не выставляться напоказ, точно работница публичного дома. Добавленное в последний момент платье подходит идеально. Оно короткое, без рукавов, но декольте закрыто полностью. Юбка достаточно широкая, чтобы не стеснять движений, ткань нежнейшего перламутрового оттенка льнет к телу, а блестящая вышивка вокруг ворота в виде свернувшейся кольцом змеи кажется тяжелым драгоценным ожерельем. По моей просьбе Лариса завивает волосы тугими локонами, и я несколько минут рассматриваю собственное отражение внимательно, оценивающе. Даже на танцах в провинциальном клубе я должна выглядеть достойно, соответствовать ситуации, не опускаясь при этом до крайностей.