Все беззлобно посмеялись и посочувствовали незадачливому купцу. Молодуха, которую звали Екатериной, протянула Тихону пригоршню семечек, через десять минут все уже знали друг друга, а еще через час, они вошли на окраину города и распрощались с попутчиками.

Митрич уверенно шел по пыльным улочкам, Тихон шел за ним, оглядываясь по сторонам.

– Что, не похоже на город? Погоди, это мы по окраине идем, а вот с ночлегом определимся, и завтра я тебя в центр свожу, там красота, дома все каменные и красивущие. Есть аж в три этажа!

Тихон недоверчиво мотал головой.

– Мы с тобой по Покровке идем. Сурьезнейший район, лихой, много делового люду здесь проживает,– рассказывал на ходу Митрич.

– Купцов что ли?

– Нет…тех, кто дела делает.

–Погоди, а купцы разве не делом занимаются?

– Купцы торгуют и народ дурят, а деловой люд их наказывает, – наставительно произнес Митрич, – Ничего, скоро сам все поймешь, вон видишь рынок Покровский, уже недалеко.

Минут через двадцать они подошли к небольшому кирпичному дому, густо увитому виноградом.

– Ну, слава богу, дошли,– сказал Митрич, перекрестившись на видневшиеся купола, толкнул дверь и вошел в дом.

За большим обильно накрытым столом сидело пятеро мужчин и три женщины. Не переступая порога, Митрич снял картуз и низко поклонившись, произнес: – Мир вашей хате, честные бродяги.

Разговор сразу смолк, все посмотрели на вошедших, а трое резко опустили правую руку вниз.

– И вам не хворать, – произнес один, не вынимая руку из-под стола. –Кто будешь, каким ветром занесло?

Митрич не успел ответить, как сидевший во главе стола высокий широкоплечий мужчина с приятным скуластым лицом произнес: – Погоди, Афанасий… – и, привстав, удивленно, но с радостными нотками в голосе произнес: –Митрич! Никак ты?

– Я, Антон… как бог есть Я!

Антон вышел из-за стола, подошел к Митричу, крепко обнял его и прижал к груди. Постояв так некоторое время, он повернулся к присутствующим и сказал:

– Это Митрич, проверенный годами, дорогой мне человек. За него как за себя ручаюсь.

После этих слов Митрич уже уверенно подошел к столу и поздоровался со всеми за руку.

– Угостишь с дороги? – улыбаясь, спросил он.

– О чем разговор? –также с улыбкой ответил Антон.– Екатерина, тащи чистый прибор.

– Два, – сказал Митрич.– Не один я, с другом.

Все посмотрели на Тихона, который стоял за порогом в тени коридора.

Предупреждая расспросы, Митрич произнес:

– Это Тихон, верный человек, хоть молодой, но правильный, с понятием. Мы с ним – не разлей вода.

– Ну, тогда милости просим! – не переставая улыбаться, произнес Антон и, сделав приглашающий жест, добавил: – Прошу к столу.

После небольшой суеты, всегда имеющей место, когда появляются новые люди, наконец, все расселись. Афанасий всем, в том числе и дамам, наполнил лафитнички. Антон поднялся и, глядя на Митрича, сказал:

– Удивительная штука жизнь, третьего дня вспоминал своего друга и не чаял с ним свидеться, а тут на тебе! Судьба подарок преподносит…Твое здоровье, дорогой! Очень рад видеть тебя за нашим столом! Здоровья тебе и фарта!

Все дружно выпили. Минут десять за столом царила тишина, нарушаемая стуком вилок о тарелки.

– Я и вправду думал, что тебя нет в живых, говорили, что, когда ты с этапа свинтить хотел, жандарм тебя подстрелил,– сказал Антон, вновь наполняя рюмки.

– Подстрелил, да не совсем, он в руку пониже плеча попал, а я с обрыва в реку упал. Фараоны смотрят на воду, ждут, когда вынырну, а на берегу ракита старая корнями в воду росла. Пока они бежали, я под корни поднырнул и сидел там, как сула43 в омуте, пока им ждать не надоело. Они ушли, а я еще до темноты водяного изображал. Потом вылез, нажевал подорожника. Залепил рану, благо, навылет пуля прошла, и начал домой пробираться.

– Не боялся, что дома ждать будут? – с улыбкой спросил Антон.

– Нет, я так рассудил, что конвойщикам нет резона докладывать, что арестованный сбег, за это с них голову снимут. Они, суки трусливые, начальству скажут, что подстрелили, а тело водой унесло, благо, течение там быстрое, водовороты и омуты имеются. Ихнему начальству побег тоже ни к чему. Поорут на нерадивых, да успокоятся. И потом, меня же за кражонку мелкую взяли, что это для них? Так… мелочь,– сказал Митрич и, опрокинув рюмку, смачно захрустел соленым груздем.

– Получается, что тебя и в розыск не подавали, как невинно убиенного, – засмеялся Антон.– Так ты получается чистый совсем?

– Да, как агнец божий,– сказал Митрич, и нарочито сконфузившись, с улыбкой добавил.– Грех на мне Антон перед лягавыми, большой грех.

– Да не могет такого быть, что ж ты еще учудил?

– За недельку до того как меня взяли, я у одного чудика лопатник принял44, там денег было трохи и паспорт,– скромно продолжал Митрич.–Дома глянул в него, а там все на меня похоже и пожалел скидывать, стал с собой носить.Когда меня заарестовали, то даже фамилии не спросили. Прямо с паспорта, стряпчий, молодой дурачок, протокол начал писать, а я, грешная душа, смолчал, что паспорт не мой, и вот теперь бедный Никифор Сазонов раков кормит, сам того не ведая, а я с вами сижу и водочкой наслаждаюсь.

Когда Митрич с постной физиономией закончил рассказ, за столом раздался неудержимый гомерический хохот. Смеялись до слез, хлопая себя по коленьям, каждый норовил чокнуться с ним и сказать что-нибудь одобрительное.

Наконец все успокоились, откуда-то на столе появился жареный поросенок, и обед, незаметно перешедший в ужин, вновь разгорелся с новой силой.

– Ты надолго к нам? – Неожиданно серьезно спросил Антон.

– Если сгожусь на что, то надолго…Нам с Тихоном назад ходу нет.

– Что, очень горячо? – Заинтересовано спросил Антон, а сидевший рядом молодой парень, примерно одних лет с Тихоном, которого звали Иваном, спросил:– Что за дело сработали?

– Да так, пошалили немного,– криво улыбнувшись, ответил Митрич.

Антон неодобрительно посмотрел на Ивана и сказал:

– Надо – сами расскажут, – и, повернувшись к Митичу, приобняв его за плечи, с чувством произнес:– Сгодишься, ой, как сгодишься! Хорошие дела намечаю.

***

Подойдя ко двору, Авдей понял, что случилось страшное. Он стоял перед хатой, не решаясь переступить порог. Вдруг на его плечо легла рука:

– Держись, Авдей…большое горе у тебя, – раздался голос соседа Гаврилы.– Нет больше Дарьи.

– Как нет? – переспросил Авдей, уже понимая нелепость вопроса.

– Третьего дня схоронили. Пойдем ко мне, поешь с дороги.

Когда они вошли, Елена, жена Гаврилы, со скорбным, соответствующим ситуации лицом, сразу выставила на стол бутыль с самогоном.

– Ты еды поставь сначала, человек с дороги…а потом уже горилку тащи,– и добавил:– Вот дура баба.

– Ты бы лучше слил ему, если человек с дороги, а потом уж дурой называл. Бутыль ближе всего стояла, вот первая на стол и попала,– беззлобно сказала Елена, протягивая чистое полотенце.

Первую рюмку выпили молча. Когда закусили, Авдей сказал:

– Я в хату не успел войти, увел ты меня оттуда… Спасибо тебе, Гаврила. На стене от огня подпалины видны… неужели угорела?

–Убили ее, – просто ответил сосед.

Ледяная волна прошла по спине Авдея, и он весь покрылся липким потом.

– Как убили??? У нас в станице сроду такого не было… там и брать нечего, – мысли лихорадочно забегали. – Неужели насильники?

Неожиданно громко зарыдала Елена:

– Изверги, убивцы проклятые, убили. Ни ее, ни ребеночка не пожалели, душегубы.

Авдей окаменел.

– К-какого ребеночка?

– Господи…так она ж беременная была!!! –Продолжала голосить Елена, не обращая внимания на знаки, которые подавал ей муж. – Нешто ты не знал?

Он с трудом справился с накатившим на него приступом звериной ярости, смешанным с болью утраты. Он знал это состояние и боялся, что сейчас поденный рабочий Авдей в одночасье превратиться в матерого преступника, главаря банды, проходившей в делах оперативного учета под названием «Степные дьяволы» и наводившей страх на всю Кубанскую область и Черноморскую губернию.