У меня не получается воспринимать это существо как свое дитя, свою плоть и кровь, свое продолжение. Иногда мне кажется, будто оно пожирает меня изнутри, поглощает не только мою энергию, но и всю меня, поэтому я так плохо себя чувствую. Я размышляю отстраненно о том, что будет, когда чета Эльяни поймет, что взвалила на себя не просто девушку, приютившую их дочь в Лилате, но распутницу, уже нагулявшую невесть от кого пузо. Размышляю об инкубах и о брате, о собственной глупости и предательстве, о своем побеге и расплате. И не удивляюсь, когда спустя какое-то время ко мне заглядывает Тесса.

— Рианн? Все в… в порядке?

Я вздыхаю. Нет у меня ответа на этот вопрос.

— Ты… Ты беременна?

Что ж, следовало ожидать, что мое состояние быстро перестанет быть тайной.

— Или я умираю, — повторяю я вслух то, о чем думаю каждый день и каждую ночь.

— Ну, это вряд ли, — Тесса подходит к кровати, смотрит на меня сверху вниз. — Кто станет счастливым папочкой?

— Не знаю, — опять ложь.

Не Байрон. Шансы Арсенио невелики против шансов Клеона, тем паче в преддверии полнолуния.

И оттого еще более мерзко, горько на душе.

Беременна — и даже не от того, кто любит меня и кого люблю я.

— А вдруг двойня? — предполагает Тесса.

— Не дай Лаэ!

— Почему нет?

— Потому что! — что от меня останется, если вдруг их там действительно двое?!

— Тебе надо к врачу. Как лилатской беженке, тебе положено бесплатное медицинское обслуживание. Мы с мамой запишем тебя и сходим вместе с тобой…

— Тесса, я беременна от инкуба и даже не знаю, от кого именно! — сдержаться не получается. — Думаешь, врач мне поможет? Разве что порекомендует избавиться, пока еще не поздно…

— Зачем врачу знать, что ты не можешь назвать имени отца? — парирует Тесса рассудительно. — Его это вообще не должно касаться. Что до або… прерывания, то… я, разумеется, и близко не специалист… но мне кажется, что о подобном исходе речь может зайти только в случае угрозы твоей жизни…

— От инкуба, Тесса! Тебе известно, каковы последствия вынашивания и рождения ребенка от инкуба? Знаешь, что дети их уже в утробе тянут энергию из матери? Байрон говорил что-то о специальных ритуалах, позволяющих женщине выносить хотя бы одного ребенка от инкуба, но я его не слушала… я почти ничего не запомнила из тех его слов. Я не думала тогда… не думала потом… и даже когда… — шмыгаю носом, переворачиваюсь на бок, пытаюсь задавить вырвавшийся невольно всхлип. — Даже когда дело дошло до… до секса, все равно не думала… и никто из них ничего мне не сказал… только Байрон говорил, что не следует торопиться и что лучше подождать до свадьбы…

— Ну, просто так от инкуба не залетишь, это-то точно всем известно.

Я срываюсь. Плачу навзрыд и не могу остановиться, хотя я всегда старалась не показывать слез на людях, всегда избегала любых свидетелей в такой момент. Реву и реву, словно женщина, потерявшая мужа и кормильца и оставшаяся одна-одинешенька с кучей детей, без помощи и защиты, а Тесса опускается на край постели, гладит меня по плечу и руке в попытке успокоить. И я, давясь слезами и рыданиями, начинаю рассказывать.

Рассказываю, что произошло и в тот день, и на балу в отсутствие Тессы.

О ссоре с Эваном и его требовании.

О неудавшемся объявлении и вмешательстве Лизетты.

О своем бегстве и предательстве всех, кого я люблю, кто близок, дорог мне.

Но даже сейчас, изливая девушке свои боль и страхи, я умалчиваю о многих деталях, оставляю при себе подробности. Не упоминаю о Клеоне и о наших с ним тайнах, не делюсь подозрениями относительно его отцовства — да и есть ли в том смысл, если я могу не выжить, если беременность убьет меня? Какая разница, если мы оба — и я, и это существо внутри — обречены?

Тесса утешает меня, однако я, закончив говорить, все равно продолжаю плакать, не зная, как жить дальше и будет ли она, жизнь эта.

Госпожа Эльяни и Тесса все же ведут меня к врачу, хотя я сомневаюсь, что стоит идти, я боюсь услышать страшный вердикт, боюсь узнать, что осталось мне недолго. Однако, к немалому моему удивлению, врач заверяет, что никакой опасности нет, ребенок не тянет из меня энергию и развивается нормально с учетом происхождения обоих родителей, в целом я вполне здорова, лишь несколько истощена. Мне следует хорошо питаться, не забывать о витаминах и, как ни странно, о мясе, больше гулять и меньше думать о плохом. Я смотрю на принимавшую меня женщину-врача как на шарлатанку, я, никогда не доверявшая докторам, с трудом могу примириться с мыслью, что на самом деле со мною не происходит ничего ужасного, почти все идет как должно, а несвойственные представителям моего народа утренние недомогания всего-навсего результат перехода через портал — врач говорит, что порою порталы влияют негативно на беременных даже на ранних сроках, — стресса и волнений. Естественно, в моем положении строго-настрого запрещено менять ипостась, но об этом мне известно и без докторов — перестройка организма при перекидывании слишком колоссальна и скора, она может повредить ребенку. Из кабинета я выхожу словно потерянная, я не готова так сразу поверить, что не плод тянул из меня все силы, не он пожирал меня изнутри, а я сама.

Я причина собственных бед.

Как и всегда, впрочем.

Я пытаюсь научиться иначе смотреть на мир вокруг, видеть не только зло, ложь и страдания, но и что-то хорошее, светлое, не только мрачные краски, но и яркие цвета. Напоминаю себе, что жизнь моя менялась уже не раз, и я умею справляться с трудностями, собираться и подстраиваться под новые обстоятельства… правда, прежде рядом всегда был Эван, родная кровь, защитник и опекун, а ныне мне помогают посторонние, по сути, люди, которые делают так много для меня, хотя обязаны мне столь малым. Госпожа Эльяни тщательно следит за моим рационом, чтобы я ела исправно и как следует, не пропуская приемы пищи, и мне неловко от уверенной, неустанной заботы этой, я не знаю, чем смогу отплатить за доброту и внимание и смогу ли вообще. Тесса гуляет со мной, водит по окрестным паркам и скверам, болтает обо всем на свете, рассказывает о жизни в Эмираде. Вопреки моим возражениям Тесса даже купила несколько новых предметов одежды взамен тех вещей из ее гардероба, что она одолжила мне по приезде в дом Эльяни. Господин Эльяни не говорит ни слова против, что я живу у них незваной гостьей, не способной сказать, когда она наконец покинет их кров, а Николас не жалуется на возможные неудобства, связанные с моим пребыванием и положением.

В один из дней мы с Тессой возвращаемся с прогулки по парку, идем по длинной, чуть изгибающейся улице с двухэтажными белостенными домами по обеим сторонам, и волчица вдруг подбирается, настораживается, почуяв знакомый до боли запах. Я вижу высокого темноволосого мужчину возле крыльца дома Эльяни, и хотя он, одетый как большинство жителей Эмирады, стоит спиной к нам, я узнаю его. Отпускаю руку замершей было Тессы и ускоряю шаг, едва ли не бегу, желая удостовериться, что нюх и зрение не подводят меня.

— Арсенио!

— Рианн! — он оборачивается, ловит меня в объятия.

Я прижимаюсь к инкубу, глубоко вдыхаю его запах, отмечая, что он, в отличие от прочих, совсем не раздражает. Мои ноги отрываются от тротуара, Арсенио кружит меня, и я тону — в радости, безумной наполовину, хмельной, в ощущении сумасшедшего всепоглощающего счастья, в вере, что теперь все-все будет хорошо.

Арсенио здесь, он рядом… просто рядом.

Не забыл.

Кажется, по моим щекам текут слезы, и я не могу сдержать радостного смеха, я пытаюсь и крепче сжать руки, боясь отпустить хоть на секунду, боясь, что Арсенио вот-вот исчезнет неверным миражом, и я пойму, что то был просто сон, и хочу рассмотреть инкуба как следует, убедиться, что он не изменился за это время.

— Ты… ты… — я так много желаю сказать, но отчего-то правильные слова не находятся, все они словно покинули меня разом. — Я думала… думала…

— Что мы тебя здесь оставим? И как ты могла даже допустить подобную мысль? — Арсенио ставит меня на тротуар, целует страстно и отстраняется. Всматривается, хмурится внезапно. На губах появляется улыбка, растерянная, робкая, и радость моя отступает, меркнет столь же стремительно, как и вспыхнула. — Ты… ты изменилась.