На следующий день Клеон приезжает как ни в чем не бывало.

Я выхожу к нему — тоже как ни в чем не бывало. И понимаю по спокойному, уверенному выражению лица его, что моя вчерашняя холодность в конце инкуба не испугала и не остановила, что он знал, что так и будет. Что я сяду в его мобиль, мы отъедем — снова не слишком далеко, но все же подальше от глаз наших вездесущих соседей вроде госпожи Грент, — и предадимся тому самому пресловутому разврату на заднем сиденье мобиля, хаотичному и скорому, что больше подходил современной молодежи Эмирады. Мы вновь будем безуспешно сражаться с одеждой, которую нельзя снять, ловить вздохи и стоны припухшими от жадных поцелуев губами, брать и давать со страстью грубоватой, пропитанной животными наполовину инстинктами, где нет места человеческому благоразумию.

И в последующий тоже.

Тем же вечером мы с Арсенио и Байроном идем в ресторацию, на сей раз не в дорогой, пафосный чрезмерно «Бархат», но в менее популярную и более тихую «Соловушку». Здесь не столь многолюдно, как в «Бархате», цены в меню не подняты до небес сугубо ради престижа и в небольшом зале, озаренном пламенем свечей на столах, царит спокойная, ласковая атмосфера домашнего уюта. Нас ведут к нашему столику, когда я вдруг улавливаю знакомый запах и замираю, оглядываю зал. Оборотни не запоминают запах каждого человека и нечеловека, встречающегося на их пути, но запахи близких родственников, хороших друзей, членов семьи, любимых и родных отпечатываются в нашей памяти не хуже лиц, мы выделяем их в любой толпе, среди великого множества иных сторонних запахов.

— Рианн? — следовавший за мной Байрон тоже вынужденно останавливается, касается моего локтя, привлекая внимание.

Я ищу. И нахожу.

Они сидят за столиком у самой стены и свечи в серебряных подсвечниках бросают золотистые отблески на их лица. Она осторожно, украдкою посматривает по сторонам с любопытством, восторгом человека, впервые оказавшегося в подобном месте. Он же глядит лишь на нее, улыбается лишь ей и, готова поклясться, видит лишь ее.

Арсенио, заметив заминку, останавливается, оборачивается. Следит за направлением моего взгляда и усмехается.

— Ба, какие люди! Мелкий Мелтон собственной персоной, — Арсенио прищуривается чуть, с интересом присматриваясь к девушке. — А кто это с ним?

— Не знаю, — качаю я головой.

Гляжу на Финиса со спутницей, тоненькой светловолосой девушкой, совершенно мне незнакомой, и вижу застенчивого молодого человека, который с преданным немым обожанием смотрел на меня, робко, неуверенно мне улыбался, то бледнел, то краснел, заикался отчаянно, когда нам случалось беседовать наедине. Понимаю внезапно, что с той поры прошли годы, что того беззаветно влюбленного юноши давно уже нет, он стал старше, опытнее, жестче — в их с Эваном деле иначе никак, — что у Финиса были и есть другие женщины, он не хранит мне верность. В конце концов, он мужчина, а никто не ждет от мужчин, что они останутся девственниками до дня свадьбы.

Только отчего-то не могу избавиться от удивления, недоумения, растерянности. Байрон легонько подталкивает меня, мы возобновляем прерванное было движение, занимаем наш столик. Инкубы явно намеренно усаживают меня спиной к Финису и его спутнице, однако я немедленно оборачиваюсь. Похоже, Финис нас даже не заметил. Он подается к девушке, говорит ей что-то, приглушенное расстоянием и негромкой музыкой, и девушка улыбается в ответ. По ее взглядам любопытного ребенка, по слишком уж широкой, открытой улыбке, по тому, как она берет бокал с вином, видно, что она не из высшего света, не получила она должного воспитания.

Средний класс?

— Рианн, не надо так на них смотреть, — замечает Байрон мягко. — Если хочешь, можем уйти.

— Что?.. — я отворачиваюсь, беру меню, пытаясь сосредоточиться на выборе блюд. — Нет-нет, не стоит. Мы ведь не на весь вечер.

Я же сама еще с полгода назад рекомендовала Финису «Соловушку» — нам с Эваном доводилось бывать здесь раньше, до смерти родителей, да и теперь, годы спустя, ресторация почти не изменилась, поддерживая прежний высокий уровень.

— Она хорошенькая, — роняет Арсенио будто бы вскользь. — И девица.

Байрон одаривает друга предостерегающим взглядом, волчица рычит недовольно.

— Это ревность? — уточняет Арсенио вдруг.

— Конечно, — не спорю я. — Мне не нравится, что ты, прости за выражение, пялишься вот так в открытую на других девушек.

— Я не о себе, а о мелком Мелтоне.

— При чем здесь Финис? Его-то я точно не ревную.

Не любила его. Даже влюблена не была. Даже тогда, когда мы были моложе и беднее. Мне льстило его обожание, нравилась неловкая сдержанность, я была благодарна ему за помощь Эвану, за помощь нам, за то, что он всегда рядом, тихий, скромный, но надежный. Когда брат сказал, что Финис меня любит и он, Эван, не мог бы желать лучшей партии для меня, я согласилась. Отчего нет? Финис мягок, добр, он бы не обижал меня и был ласков с нашими детьми, а я стала бы ему верной женой. Относилась бы к нему хорошо, с теплом, поддерживала во всем и заботилась, как должно благочестивой супруге, но сердце не отдала бы, не полюбила бы никогда.

Потому что Финис не тот.

И потому что так безопаснее, надежнее. Случись что, что угодно, и без любви к этому человеку мне будет легче, проще пережить произошедшее.

А теперь выясняется, что, быть может, это я была не той. И смотрит Финис с обожанием не на меня, но на другую девушку, совсем не похожую на меня, не такую, как я.

— Это не ревность, — отзывается Байрон, словно читая мои мысли.

Верно.

Это… обидно?

Пожалуй. Чувствую себя ребенком, понявшим вдруг, что лучший друг дружит с кем-то еще, что он не центр мироздания другого человека.

— Хорошо, — соглашается Арсенио покладисто. — Могу сообщить приятную новость — обручальный браслет готов, а к вечеру бала у нас будет и разрешение.

— Так скоро? — не скрываю удивления я.

— А чего тянуть?

— Рианн, ты уже выбрала платья для бала? — Байрон по моему примеру изучает меню и на меня даже не смотрит, но удивление мое усиливается.

— Нет.

— Быть может, ты хочешь приобрести новое? Заказать уже не выйдет, слишком мало времени, не успеют сшить.

— Возможно, — я бросаю на Байрона настороженный взгляд поверх своего экземпляра меню, пытаюсь понять по невозмутимому профилю, в чем заключается подвох.

Подвох был. Его не могло не быть. Откуда неожиданный этот интерес к моему платью?

— Я могу пойти с тобой.

— Зачем?

— Помочь в выборе самого наряда и аксессуаров. Арсенио?

— Я бы с удовольствием понаблюдал за выбором… белья… а пуще того, как ты, Рианн, будешь его примерять, — Арсенио удостаивает меня взглядом столь пылким, недвусмысленным, что я краснею, а волчица сменяет гнев на милость, не возражая против демонстрации нижнего белья инкубу. — Но, увы, у меня завтра дела.

— Зато я совершенно свободен, — напоминает Байрон.

Вне всякого сомнения, Байрон приедет днем — кто же ходит по магазинам на ночь глядя? — и где гарантия, что не столкнется он случайно с Клеоном, далеко не всегда объявляющимся примерно в одно и то же время? И связаться с Клеоном и запретить ему приезжать я тоже не могу, я даже не знаю его адреса. Судорожно сглатываю пересохшим резко горлом, поднимаю меню повыше, будто надеюсь спрятаться за ним, как за стеной родного дома.

— К сожалению, завтра я… не могу, — выдавливаю тихо, моля богиню, чтобы инкубы ничего не заподозрили. Я желаю страстно, втайне, чтобы они догадались обо всем сами, но не хочу, чтобы меня поймали на горячем, чтобы обнаружили в объятиях Клеона, с его запахом, оставшимся на моей коже. — Днем у меня… тоже дела. Много дел. По дому.

— Тогда в субботу?

— В субботу тоже. Благодарю за заботу, Байрон, но не стоит беспокоиться из-за такого пустяка. Когда у меня появится немного свободного времени, я сама съезжу за платьем. Или, если не появится, выберу что-то из того, что есть, — опустив меню, я улыбаюсь нарочито безмятежно обоим инкубам.