Рома отшатнулся. Ему не понравилось сравнение, к тому же сказано это было с пренебрежением, будто передо мной стояло отвратительное существо, к которому даже прикасаться противно. Сердце сжалось. Что я творю?! Такие слова не произносят вслух, не тому, кто стал дорог, в ком, несмотря на всю неприязнь, нашла утешение. Но я уже гнала вперед, не видя красного света.

— Считаю, что у меня неплохо получилось.

— Помолчи, — покачал головой мужчина.

— Я ведь старалась. Была милой, дружелюбной, всеми силами скрывала истинные чувства к таким, как… вы. Ах, да! Чуть не забыла, — воскликнула я и достала из кармана конфету. — Держи, ты отлично постарался.

Та ударилась о миллионера и упала на пол. Рома смотрел на меня, будто не веря своим ушам. А на лице отразилось нечто такое, что тысячами игл пронзило грудь и вновь вызвало подступающие слезы.

— Ты ведь не серьезно, — нахмурился мужчина и шагнул ко мне. Сжал мои плечи, заглянул в глаза, будто выискивая истинную причину моей жестокости. — Поехали со мной, Ласточка. Ты не такая. Зачем эти колючки?

— А какая? — продолжала я с той же интонацией только из упрямства, потому что вот-вот сорвусь. Немного осталось. — Вы меня даже не знаете, Роман Георгиевич! Возвращайтесь обратно, вас заждались. Дайте вздохнуть спокойно, без опасения снова встретить вас в своей квартире. Почему вы постоянно возвращались? Кто вас просил? Думаете, приятно было готовить для вас, подтирать за вами грязь, слышать ваш голос и помнить… — я осеклась, часто заморгала, едва не произнеся вслух о случае с отцом. — Вы мне противны, как и все ваше отродье!

— Сестренка, — заглянула в комнату Юля, — тебе нужна помощь?

Руки Ромы опустились. Лицо исказила гримаса презрения. Вот то чувство, которое я ожидала с самого начала!

— Издеваетесь? — едва не прорычал он, уже глядя на Юлю. — Сестра?!

От мужчины повеяло холодом. Я кожей ощутила переполняющие его чувства и поежилась, обхватив себя руками. Уже пожалела, что начала с ним разговаривать в подобном ключе, подумала даже выдохнуть, начать нормально, без препирательств. Но смысл? Остаться хорошими друзьями? Расстаться полюбовно, чтобы при встрече в супермаркете кивать в приветствии друг другу? Уверена, он даже не заметит меня. А если вдруг столкнется, то не узнает.

— Роман Георгиевич, я все объясню, — взяла оборону Юля. — Вика ни в чем не виновата, она даже не знает сути просьбы вашего отца. Он…

— Вышла из комнаты! — скомандовал мужчина, отчего сестра вздрогнула и тут же ретировалась.

Миллионер же окинул меня пренебрежительным взглядом, поморщился. Видно, больше той мягкости в голосе мне не услышать. И это хорошо! Хорошо ведь?

— Значит так, Виктория, — грозно заговорил Рома, словно имел надо мной власть и собрался распоряжаться не только моим телом, но и душой. — Даю тебе последний шанс. Надеюсь, ты понимаешь, что переборщила с выражениями, поэтому можешь присесть и начать рассказ с самого начала. А потом мы с тобой…

— Шанс на что? — усмехнулась я, перебив мужчину. Собрала последние крупицы решительности, отступила к шкафу, в полной мере поняв, на что способен этот человек, особенно под эмоциями. Ненароком ударит, а потом обвинит в этом Юлю. Ему ведь не привыкать. — Я уже все сказала.

— Уверена?

— Как никогда!

— Учти, я за тобой бегать не буду.

— А мне разве надо? Своих собак хватает! Зачем рядом еще один кобель?!

Он смахнул со стола подставку для ручек. Те рассыпались по полу, некоторые залетели под кровать. Рома же сжал в воздухе кулак, словно представляя там мое горло, и вылетел из комнаты. Прикрикнул на Юлю, приказав следовать за ним. Производя много шума, оделся и громко хлопнул на прощание дверью.

— Вот так, — онемевшими губами произнесла я и опустилась на колени, чтобы трясущимися руками собрать разбросанные ручки.

Он ведь хотел правду…

Я дрожал. Черт его знает от чего. Ярость, боль, непонимание, растерянность — все смешалось. А может, дело в погоде, ведь невесть откуда поднялся ветер, мороз кусал кожу, а ноги словно закоченели.

— Роман Георгиевич, — пискнула Юля за спиной. А еще Цербером казалась. Сейчас она напоминала провинившегося щенка, которому срочно надо приластиться, пока не дали по ушам. Черт, еще одна псина!

— Поехали, — указал на ее машину, но она даже не шевельнулась.

— Роман Георгиевич, Вика не виновата. Это я ее…

— Молчи! — сорвался я, хотя пытался до последнего держать себя в руках. — Отвези к моему дому. И пусть хоть кто-то в этот раз посмеет преградить мне путь.

Она зацокала каблуками, и вскоре мы выехали на полупустую дорогу. Я занял заднее сидение и наблюдал за подчиненной, сжимающей руль. Похоже, нервишки шалили не только у меня. Так и хотелось что-то сломать, найти козла отпущения и начистить ему морду. Только вот женщин бить не в моих правилах, а с отцом лучше разговаривать в состоянии титанического спокойствия, иначе кто знает, во что может вылиться наша встреча. Про Ласточку решил пока не думать, но едва прикрыл веки, как перед внутренним взором возникло ее лицо. Глаза, полные злых слез, скулы, внезапно острые, хотя обычно они восхищали своей мягкостью, губы, сжатые в тонкую линию, и руки. Она отчаянно их сжимала в кулаки, словно одергивала себя. Проклятье!

Я прикрыл ладонью лицо. Знал ведь, что их авантюра закончится плохо, но даже не предполагал, что сложнее всего будет мне самому.

— Приехали, Роман Георгиевич, — сдавленно произнесла Юля, и рев мотора сменился тишиной.

— Пойдешь со мной.

Я вышел из машины и, не дожидаясь Цербера, поспешил вперед. На этот раз дежурил знакомый парень, вот только при виде меня он стушевался, забегал глазами, на ходу придумывая отговорки. Впрочем, присутствие Юли вернуло ему самообладание.

Мне выдали ключи, пожелали спокойной ночи и улыбнулись на прощание. Все как в старые добрые времена.

— Я вам еще нужна?

Я обернулся. Юля испуганно смотрела, ожидая своей участи. Что ж, пусть помучается до утра. Она сама зажгла фитиль, взрыв — это дело времени.

— Нет, не нужна.

Поднялся к себе и застыл, едва входная дверь захлопнулась за спиной. В полумраке, создаваемом огнями города, я смотрел на очертания мебели, на простор, в котором, стоит зажечь свет, не найдется и капли того уюта, к которому успел привыкнуть за пару недель.

Скинул обувь. Прошелся до кухни, бездумно открыл холодильник, зная наверняка, что там увижу сыр, колбасу или контейнер с готовой едой. Но здесь стояла лишь одинокая бутылка минералки. Где-то лежали кастрюли — они тоже были пусты. А стоит распахнуть окно, в комнату не ворвется безумный запах выпечки, а все тот же промозглый ветер.

— Да пошло оно все! — со злостью выплюнул и неосознанно ударил кулаком по столу, тут же одернув руку. — Идиот!

Зажмурился, смиряясь с болью, и представил Ласточку, готовящую мне обед. Потом ее же, выходящую из душа с рассыпанными по плечам мокрыми волосами или сонную, лежащую в моей постели и недовольно разглядывающую будильник, а еще смущенную, в облегающем оранжевом платье, от одного вида которого я готов был наброситься на свою девочку и целовать каждый сантиметр тела.

Но… я же псина. Кобель! Я тот, кого было интересно дрессировать.

Вспомнил брошенную в меня конфетку и еще раз с яростью ударил по столу, на этот раз не произнеся ни звука.

К черту! Надо стереть ее из памяти.

Я стиснул зубы, сглотнул тугой ком в горле и порывисто открыл окно. Морозный воздух отрезвил, привел мысли в относительный порядок, дав силы зажечь свет, принять душ, полночи бездумно копаться в заваленной письмами почте и там же, в кресле, уснуть.

Утро началось с моего стона. Шея затекла и от резкого поворота головы стрельнула болью. Замерзший, я снова поплелся в ванную, надеясь отогреться под горячей водой. А после долго набирался храбрости перед визитом к отцу. Было интересно, как он оправдается, чем объяснит глупую выходку? Может, скинет вину на старческий маразм? Седина в бороду, бес в ребро? Гадать не имело смысла, поэтому, едва на часах пробил полдень, я поехал в офис, надеясь попасть к нему во время обеденного перерыва. Его привычка не пропускать приемы пищи сегодня могла сыграть мне на руку.