ЩЕДРЫЙ ДАР АЛТАЙСКОГО ПЧЕЛОВОДА Ф. А. ГУСЕВА

Кому на Алтае не известно имя 90-летнего маститого старца Федора Афанасьевича Гусева! Знаменитый пчеловод, обладатель девяти крупных пасек на реке Убе, прославился тем, что в 1881 году подарил тысячу пудов меду императору Александру Третьему, а в 1905 году — то же количество Николаю Второму. Сейчас пасечник-патриот, продолжая славную традицию, приготовил щедрый дар Верховному Правителю адмиралу А. В. Колчаку — пятьсот пудов меда, который он лично повезет в Омск на пароходе «Монгол».

Павел Петрович отложил газету. Володя увидел, как сразу изменилось его лицо: оно осунулось и побледнело. Руки Батенина дрожали. Он с трудом развязал кисет и долго не мог насыпать табак в свою трубочку. Кондратьев внимательно смотрел на него. Пчеловод не знал о близкой связи Батенина с Захаром, он подумал, что Павел Петрович опасается за свою судьбу. Желая успокоить его, Дмитрий Гордеич предложил:

— Завтра, Павел Петрович, я вас переправлю в горы вместе с Володей. Не стоит рисковать. Живем на белом свете один раз, а делать вам здесь, насколько я понимаю, нечего.

Не успел Батенин открыть рот, как Володя прерывающимся голосом сказал:

— Мне есть что делать: я Петрика должен найти! — и зарыдал от горя.

Батенин погладил Володю по плечу:

— Мы вместе будем его искать, милый. Чуть-чуть успокоится все, и мы с тобой примем меры. Поверь мне, ничего страшного с ним не случилось.

Кондратьев скоро ушел.

Володя вспоминал день отъезда из Киштовки, когда они сели в теплушку к солдатам и поехали искать пропавшего Борю. С тех пор прошло семнадцать месяцев. Сколько пришлось пережить за это время! В памяти его вставали картины прошлого. Вот бесконечные коридоры Наробраза, сотни комнат с номерками на белых дверях... Петрик разговаривает с Верой Сергеевной — она им помогла найти Борин след. Живо вспомнилась Казанская улица, железная тумба, на которой сидел Петрик, и два обуховских коммунара. А потом эшелон питерских рабочих, добряк Гордиенко. И водопроводчик вспомнился, оказавшийся капитаном Куровым... И тетя в брюках! Кто бы мог догадаться, что Борис Петрович переоденется в платье сестры милосердия. А потом он будет парикмахером... Неужели Петрик погиб?

А рядом с Володей лежал Павел Петрович Батенин и думал о Захаре.

...На другой день Дмитрий Гордеевич съездил в город к знакомому священнику, служившему в крепостной церкви. Священник навел справки у нового коменданта и под величайшим секретом сообщил, что в списках убитых и раненых малолетний заключенный Петр Грисюк не значится. Эту новость пчеловод в тот же день сообщил Павлу Петровичу и Володе. Петрик жив! От этой мысли Володя ощутил великую радость.

«А вдруг он обманывает?» — мелькнуло в голове.

Но Дмитрий Гордеевич смотрел прямо в глаза, лицо его тоже светилось радостью. И Володя поверил.

Володя попадает на пароход

Пароход «Монгол» стоял под парами, готовый в любую минуту отплыть в Семипалатинск. На берегу, возле Верхней пристани, толпился народ. Обыватели, радуясь, что атаман Анненков пробыл в городе лишь четыре дня и расстрелял всего-навсего тридцать два человека, пришли проводить его с букетами цветов. Но цветы многим служили для маскировки. Люди хотели увидеть не Анненкова, а большевика, руководившего восстанием в крепостной тюрьме. О нем уже ходили легенды. Уверяли даже, что под именем «Товарища Захара» скрывается не кто иной, как сам Ленин. И скорее всего именно этот слух привлек на берег Иртыша тысячную толпу.

Павел Петрович и Володя приехали на пристань вместе с пчеловодом Кондратьевым и кержаками Гусевыми. На всякий случай Батенин надел очки и вместо своей полотняной фуражки надвинул на лоб широкополую шляпу Дмитрия Гордеевича.

Мефодий Гусев и Кондратьев пошли в контору проверить, погрузили на пароход бадьи с медом или нет, а Володя остался с Батениным и Федором Афанасьевичем.

Мальчик разглядывал огромную толпу зевак. Его ничто не интересовало. Все его мысли были о Петрике. Он никак не мог понять: если Петрик жив, почему он не прибежит на заимку?

Толпа вдруг заволновалась и пришла в движение.

— Ведут! Ведут!

По набережной ехали конвоиры на лошадях. Они гарцевали, сверкая обнаженными саблями. Арестованных было трудно разглядеть. Люди живым потоком хлынули на дорогу, но офицер, пришпорив коня, преградил путь. Толпа расступилась, образовав широкий проход. И тогда все увидели пленников. Двое арестантов вели под руки Захара: он не мог сам идти.

Толпа молчала. Стало так тихо, что Володя услышал чириканье воробья на крыше пристанского склада. Страшный вид избитых, замученных арестантов заставил содрогнуться даже самые черствые сердца. Многие опустили глаза. Женщины потихоньку вытирали слезы.

Арестанты с трудом передвигали ноги, но на их лицах не было страха. Все молчали. И только один из них, сильно заросший, в длиннополой рясе, замыкавший шествие, бил себя в грудь и восклицал громким голосом:

— Невинен! Невинен!

Володя узнал своего соратника по отделу агитации в штабе Избышева и вновь вспомнил Петрика.

Арестованных подвели к самой пристани. Конвоиры, размахивая нагайками, отогнали толпу. Захар стоял с высоко поднятой головой и кого-то искал глазами. Должно быть, он увидел Павла Петровича. Лицо его на секунду просветлело.

Офицер подал непонятную команду, и конвойные начали загонять арестованных на пароход. Захара опять товарищи взяли под руки и перенесли по трапу.

Павел Петрович сидел на камне. Лицо его было мрачно и задумчиво. Он поднял на Володю тихие глаза и сказал:

— Володя, очень нужно, чтобы ты попал в Семипалатинск, не позже чем туда привезут товарища Захара. Я думаю, что его еще можно спасти. Там есть наши товарищи, они попытаются его освободить. Тебе надо попасть на пароход. Скажи, ты поедешь?

— Поеду!

Володя ответил с такой готовностью, что Павел Петрович удивился. Он ждал другого ответа. Ведь Володя все еще надеялся, что Петрик может неожиданно прийти.

— Хорошо, я постараюсь посадить тебя на пароход.

Батенин обратился к Кондратьеву:

— Дмитрий Гордеевич, умоляю вас, помогите Володе сесть на «Монгола».

— Голубчик мой, да как же я смогу? Билеты на него не продают. Пароход военный, везет Анненкова с войсками. Вольной публики не берет...

— Вы поговорите с Гусевым, он может его взять с собой. Для Гусева Анненков сделает.

— Разве что! — сказал Кондратьев и пошел разговаривать с кержаком.

Старика ничуть не удивила просьба Дмитрия Гордеевича.

— А почему ж не довезти? Довезу. Пароход большой. Места хватит. Что им жалко, если мальчишка дарма проедет?

Узнав о таком ответе Гусева и уверенный в успехе своего замысла, Павел Петрович давал последние наставления Володе:

— Если будет возможность, шепни Захару, что мы о нем думаем. Только смотри, осторожно. А как приедешь в Семипалатинск, переплыви на пароме через Иртыш в Заречную слободу. Она сейчас называется Алашем, там живут казахи и татары. Разыщи Восточную улицу. На ней живет Гани Омаров, молодой певец. Его там все знают, найдешь легко. Передай ему, что я тебя послал. Подробно расскажи о восстании в крепости и о Захаре. Пусть семипалатинские товарищи сделают все, чтобы спасти его. Так и передай...

Батенин вынул из кармана деньги и сунул Володе.

— Бери, пригодятся.

Анненков появился на пристани в сопровождении пышной свиты. Он прибыл, как победитель, на белом коне, а рядом с ним на черном гарцевал начальник гарнизона Веденин. Володя не сразу узнал в молодцеватом, подтянутом генерале старика, игравшего с самим собой в карты. Генерал был в два раза старше атамана, но, отвечая на его вопросы, пугливо козырял ему с лихостью вновь испеченного прапорщика.

Приезда атамана с тревогой ожидали музыканты духового оркестра на верхней палубе. Увидев его белую лошадь, они поднесли к губам медные ярко начищенные трубы и грянули гимн: «Коль славен наш господь в Сионе!» Толпа поспешно снимала шапки.