— Все!
Матрос перерыл чемодан, вынул два кольца копченой колбасы, перетряхнул плохо выстиранное бельишко водопроводчика, задумался на мгновение и сказал:
— Придется сходить в комендатуру. Чемодан забери с собой.
— Да уж здесь не оставлю, — сердито ответил усач. «А как же с корзинкой?» — чуть не крикнул Петрик, но, поймав многозначительный взгляд водопроводчика, прикусил язык.
Матросы покинули вагон. Усач последовал за ними. Седой монах перекрестился и прошептал:
— Искариоты! Погибели на них нет.
Поезд стоял на станции очень долго, часа два. После второго звонка Петрик с Володей стали беспокоиться: а вдруг водопроводчик не вернется? Что тогда делать с багажом? Петрик попробовал поднять корзинку. Она была необыкновенно тяжелой. Но Володя, сидевший у окна, вдруг радостно закричал:
— Идет! Идет!
Усатый водопроводчик забирался в теплушку.
— Дурачье! — прохрипел он густым басом. — Чего беспокоили рабочего человека. Прохвосты.
Когда тронулся поезд, усач вынул из чемодана кружок копченой колбасы, разрезал его пополам и протянул Петрику с Володей.
— Ешьте, — тихо сказал он. — Молодцы, ребята!
И водопроводчик внимательно взглянул на корзинку, туго перевязанную электрическим проводом.
Ночью у вагона перегорели буксы. Его отцепили на глухом полустанке. Часть пассажиров перебралась в другие теплушки, часть отстала от поезда. Среди неудачников оказались и Петрик с Володей. Усатый водопроводчик с фанерным чемоданом и корзинкой благополучно уехал на крыше вагона.
Снова для мальчиков началось мучительное путешествие. Они ехали на тормозной площадке, на буферах, под нарами.
В Пензе был съеден последний сухарь. У Петрика была керенка, но хлеб на станции стоил очень дорого — семь рублей фунт.
— Потерпим! — сказал он Володе. — Говорят, в Сызрани полтинник стоит. Мы скоро туда приедем.
Терпеть было очень трудно. У Володи урчало в животе. Но он мысленно видел Борины синие глаза и безропотно переносил голод.
На третьи сутки вечером ребята попали в поезд.
В Сызрани у вокзала продавались пышные караваи белого хлеба. Его было много. И фунт действительно стоил только полтинник.
В Самаре
В Самару мальчики приехали рано утром и отправились в справочное бюро узнать о поезде на Белебей.
— Девять часов ждать! — разочарованно свистнул Петрик. — Пойдем в город!
Володя колебался. Ему хотелось посмотреть Самару, но он боялся отойти далеко от вокзала. В чужом городе легко заблудиться. Лучше бы, конечно, посидеть спокойно на станции. Но разве можно уговорить Петрика? И Володя согласился. Они сдали свои котомки в камеру хранения ручного багажа и отправились смотреть город. Ребята бродили по незнакомым улицам, вышли к пристани, долго любовались белыми волжскими пароходами, а когда возвращались на вокзал, заблудились и опоздали на поезд.
— Ничего! — успокоил Петрик брата, прочитав в глазах его молчаливый укор. — Завтра уедем.
Ночь ребята провели на вокзале и даже ухитрились выспаться под скамейкой, а рано утром отправились снова в город — поезд отходил после полудня.
Пройдя несколько улиц, они дошли до золоченого кренделя, прибитого к углу дома. Здесь надо было свернуть к набережной. Но на перекрестке стоял пикет красноармейцев.
— Вертай назад! Проходу нет! — сказал один из них и даже загородил дорогу винтовкой.
Ну, что ж, нельзя, так и не надо. Подумаешь! Можно и другой дорогой пройти. Мальчики повернули обратно, но не успели миновать улицу, как услышали оглушительную стрельбу.
Прохожие, словно испуганные воробьи, кинулись в разные стороны, и улица мигом опустела. Петрик и Володя ползком добрались до ближайшего забора и легли, уткнувшись носом в землю. Второй залп прогремел где-то близко, совсем рядом. За вторым раздался третий.
— Стреляют!
Петрик и Володя, дрожа от страха, приподняли головы и увидели грузовик с вооруженными людьми. Только два человека на грузовике щеголяли военными шинелями. Остальные ехали в пиджаках и рабочих блузах, а один — не то дворник, не то штукатур — даже в белом переднике. Не успел грузовик скрыться, как снова возобновилась стрельба. Тр-р-р! Тр-р! Тр-р-р! Словно коленкор рвали в соседнем переулке. Очень похоже! А потом вдруг застрочила швейная машина.
— С пулемета! — крикнул Петрик.
Володя чуть-чуть приподнял голову. С ружьями наперевес по мостовой бежали солдаты в коричневых гимнастерках и на ходу стреляли. Но вдруг один из них споткнулся и упал, бросив в сторону винтовку. За ним кувыркнулся другой, а третий присел и схватился за живот. Остальные добежали до угла, свернули в переулок и скрылись.
— Вставай! — зашептал Петрик. — Побежим!
Володя от страха не мог двигаться. Пухлые щеки его были белы, как мел.
— Куда?
— Во двор!..
— Убьют!
— Дурень! Здесь скорее убьют!
Володя не хотел вставать.
— Зачем ушли с вокзала? — захныкал он. — Лучше бы там сидели...
— Девчонка! — с презрением сказал Петрик. — Трус!
— Ты сам тоже боишься...
— Я? Боюсь?
Это было слишком. Петрик готов был сию же минуту доказать свою храбрость, но вдруг опять раздались два залпа. Мальчики, как подкошенные, упали на землю. Тишина, наступившая после выстрелов, продолжалась долго. И Петрик вспомнил: рядом в сквере есть хорошая будочка, оклеенная разноцветными афишами. Вчера вечером они ее даже исследовали, рассчитывая в ней переночевать на тот случай, если бы выгнали вдруг из вокзала.
— Володька!
— Что?
— Бежим до вчерашней будки!
Володя боязливо оглядывался по сторонам. Кругом никого не было.
— Только скорей тогда, — сказал он, заикаясь от испуга.
И братья понеслись вдоль заборов по глухому, заросшему травой переулку.
В сквере было пустынно. Петрик и Володя залезли в будку и любопытными глазами прильнули к широкой щели. Никого кругом. Все люди попрятались. Вот опять грузовик промчался. На этот раз с вооруженными солдатами. Где-то хлопнули два выстрела. Тишина. Высокий человек в широкой синей блузе пробежал, размахивая руками, мимо будки и что-то бросил в кусты. Он остановился как раз против щели, и ребята увидели бледное испуганное лицо с большой царапиной на лбу. Синеблузник пошарил в карманах и что-то спрятал в траву. Потом он надвинул кепку на глаза, пощупал царапину и зашагал по дорожке как ни в чем не бывало.
«Что он спрятал? — думал Петрик. — Поискать надо».
Где-то рядом снова принялись рвать коленкор.
— Тех, трех, убили? — прошептал Володя.
— Убили.
— Долго здесь сидеть будем?
— Не знаю.
— Пойдем на вокзал!
— На вокзал?
Только Петрик выглянул из будки, как швейная машина снова застрочила. Опять спрятались ребята. Ну куда же теперь пойдешь? Еще подстрелят. Лучше сидеть смирно и не двигаться. Посидели молча. Скучно даже стало. Должно быть, часа два прошло.
Но... что это такое?
Петрик навострил уши. Никак, музыка? Да-да, музыка! Духовой оркестр заиграл.
— Слышишь! Ура кричат!
— Слышу.
— Теперь стрелять не будут. Пойдем, посмотрим!
Мальчики торопливо вылезли из будки. Пробежав переулок, они остановились в великом изумлении. Большая толпа шла за кумачовым плакатом с вышитыми белыми буквами:
«Да здравствует хозяин земли русской — Учредительное собрание!»
Плакат несли два человека — молодой курчавый студент без шапки и стриженая девица в очках. Веснушчатое лицо ее сияло восторгом. Она держала свежевыструганную палку двумя руками и гордо смотрела по сторонам.
Петрик и Володя пошли рядом с трубачами, приноравливая свой шаг к такту музыки. Неожиданная война кончилась совсем хорошо.
Трубачи сделали минутную передышку. В это время из толпы вдруг выскочила толстая, как бочка, женщина в кремовой панамке и закричала пронзительным голосом:
— Долой большевиков! Да здравствует капитан Каппель!
И все заорали, стараясь перекричать друг друга: