О судьбе Петиных родителей еще очень долго ничего не было известно. Анастасии дали восемь лет лагерей, максимальное наказание по статье «ЧСВР» – член семьи врага народа. А после – бессрочный запрет на проживание в крупных городах. Эта ссылка была отменена лишь после хрущевской реабилитации – в пятьдесят шестом году.

Первое письмо от матери пришло только спустя полтора года после ее ареста. А о том, что отца расстреляли на следующий день после его свидания с женой в застенках НКВД, стало достоверно известно лишь через двадцать лет – когда долго теплившаяся надежда на чудо уже окончательно растаяла.

После ареста матери ощущение изоляции еще усилилось. Соседи по-прежнему старались не попадаться на глаза, при случайных столкновениях на кухне или в коридоре стремились побыстрее убраться, будто от заразы. Через два дня после того, как забрали Анастасию, снова явились люди в синих галифе и принялись навешивать ярлыки с пломбами на все, что было в комнате родителей: пианино, мебель, шкаф со всей одеждой и даже на Петину кроватку – эти вещи предназначались для конфискации. О том, когда все это собираются вывезти, пока не сообщалось.

Галина решила жить в комнате с бабушкой, а Петя перебрался в родительскую спальню и спал там в одиночестве на большой кровати с прицепленной к никелированной спинке биркой «Подлежит изъятию». Василий Васильевич так и не появлялся и по домашнему телефону не отвечал. Бабушка уже начала подозревать худшее, хотя дядя мог просто находиться в командировке. Обстановка была крайне гнетущей, и не покидало ощущение, что выпавшие на долю семьи беды еще не закончились.

Очень скоро обнаружилось, что небольшие мамины и бабушкины сбережения заканчиваются и вот-вот будет просто нечего есть. Галя этой весной закончила девятый класс, через год собиралась поступать в консерваторию. Но уже отчетливо понимала, что этим планам не суждено сбыться. Она стала предпринимать попытки найти хоть какую-то работу, но везде требовали справку из домкома и данные родителей. Узнав, что кандидат – «дочь врагов народа», все работодатели отшатывались, как от прокаженной. Наконец удалось устроиться разнорабочей на овощную базу, там не сильно обращали внимание на биографию, лишь предупредили: украдешь хоть одну морковку – сразу пойдешь вслед за родителями. Галя занималась переборкой овощей, приходила домой с очень грязными руками. Петя уже забыл, как звучит пианино… Жили на крохотную зарплату сестры и бабушкину мизерную пенсию. Маруся подрабатывала у соседей по дому разноской дров и стиркой.

Очередная беда не заставила себя ждать. Явился курьер НКВД и вручил бабушке предписание: все члены семьи арестованных врагов народа должны покинуть Ленинград в двухнедельный срок и переехать на определенное государственными органами место жительства – в Казахстан. Бабушка с Марусей обливались слезами, Галя вслух ругала власть страшными словами. И тут, видимо, поняв, что это та ситуация, когда нужно цепляться за любую соломинку – хуже уже не будет – бабушка предприняла отчаянный шаг. Неизвестно, кто ее надоумил, но она где-то отыскала адрес вдовы Ленина Надежды Крупской и отправила ей частное письмо с посыльным. Крупская до конца дней не утратила своего авторитета и слыла «народной заступницей» – могла помочь решить некоторые проблемы, хотя и не осмеливалась открыто конфликтовать со Сталиным.

Неизвестно, сыграло ли тут роль обстоятельство, что Петины родители в свое время были лично представлены супруге вождя мирового пролетариата, но не прошло и недели, как в квартиру ввалились те же двое ухарей в фуражках с красными околышами. Швырнули на стол копию предписания прокурора: «Оставить членов семьи арестованных врагов народа по месту жительства». С нескрываемой злобой сорвали ими же навешанные ярлыки о конфискации и удалились. После их ухода бабушка долго крестилась и плакала – на этот раз от счастья.

Дядя Вася появился неожиданно, примерно через месяц после ареста матери. В общем-то, он был в квартире брата нечастым гостем – не только из-за чрезвычайной загруженности на службе, но и из-за весьма натянутых взаимоотношений с невесткой. Анастасия порой не отличалась политкорректностью в суждениях, а особенно Василия Васильевича задевали высказывания о его браке. Дело в том, что брат Петиного отца был женат на вдове, на двенадцать лет старше себя, но из известного аристократического рода и с изрядным наследством. И хотя Надежда Антоновна была по натуре простым и душевным человеком, а следила за собой так, что выглядела едва ли не моложе мужа – Петина мама откровенно называла дядю Васю альфонсом, на что тот справедливо обижался. Их брак был вполне романтическим, а в деньгах Василий Васильевич и так ничуть не нуждался.

Существуют две версии их знакомства. По одной, дело было на скачках, которые дядя Вася обожал, а Надежда имела собственные конюшни и регулярно выставляла рысаков «в дело». По другой – на почве букинистических пристрастий. Как уже говорилось, Василий Васильевич руководил полиграфической отраслью в Ленинградском регионе, а у его супруги в приданом было одно из лучших в городе букинистических собраний – ее предки несколько поколений занимались книжным бизнесом.

Интересы «тети Нади», как она просила Петю называть себя, были весьма широки. В молодости, еще до революции, она имела успех в качестве модели – лучшие фотографы Европы, такие как Де Бор и Лоренс, приезжали в Петербург, чтобы сделать ее фото в стиле «ню» на фоне дворцов, в мехах и бриллиантах, на рысаках и с тиграми. Надежда никогда не делала из этой страницы своей биографии какой-либо тайны, что давало Анастасии повод вслух называть супругу дяди Васи развратницей. Разумеется, это не способствовало укреплению отношений между родственниками.

Закончив «Музыкально-драматические курсы Бориса Поллака», Надежда Антоновна с успехом участвовала в спектаклях Петербургской антрепризы. Накануне Первой мировой вышла замуж за поклонника таланта – полковника императорской армии, который погиб в первые же дни боевых действий. Во время войны Надежда получила еще медицинское образование, которое позволило ей некоторое время держать популярный массажный салон, его услугами пользовались известнейшие жители Петербурга.

Родовое имение Наумовых в Псковской области незадолго до революции удалось удачно продать, и тетя Надя полностью погрузилась в столичную жизнь, стараясь получать от нее максимальное удовольствие. Это ей вполне удавалось. Она коллекционировала живопись, в домашнем собрании имелись полотна известных художников, в том числе Владимира Маковского, с которым Надежда Антоновна была хорошо знакома. Интересовалась оккультизмом, устраивала спиритические сеансы, восхищалась трудами Блаватской. Ее шикарная пятикомнатная квартира на Широкой улице была больше похожа на музей дореволюционной эпохи, наполненный старинными книгами, картинами и бесчисленными артефактами, где регулярно собиралась городская богема. После брака с дядей Васей Надежда Антоновна из светской львицы достаточно быстро превратилась в умелую гостеприимную домохозяйку, но многие аристократические замашки сохранила на всю жизнь.

Бабушка была несказанно рада приходу Василия Васильевича, а Галя встретила дядю настороженно. Она вообще относилась к нему достаточно прохладно – очевидно, под влиянием матери. А вот Петя дядю обожал, да и тот души в племяннике не чаял.

– Васенька, да где ж ты пропадал, милый? И к телефону не подходил… Мы уж всякого передумали. Ты знаешь ли, какая беда у нас?..

Дядя Вася приобнял бабушку, проводил до комнаты, усадил за стол и плотно прикрыл дверь.

– Все знаю, Мария Андреевна. Да, горе горькое… Эх, Серега, говорил я ему: держи язык за зубами. Нет, возьми и выступи на том собрании, где осуждали врага народа Тухачевского: не могу, говорит, поверить, что мой соратник и верный ленинец Миша организовал какой-то заговор. Все это ложь, а НКВД не тем занимается. Вот оно и аукнулось… А Настеньку-то как жалко, вот уж где невинная душа! И вы все, мои родные… Хорошо, хоть Надежда Константиновна по совести поступила.