— Ах ты, зараза! — ругается в лавке мать. — Она еще и хохочет! Вот я тебя огрею вожжами!..

— А я виновата, что запнулась! — не сдается Дарья.

Хозяйка стукнула ее по спине и сама стала сгребать соль, а Степану сказала:

— Иди убери лошадь, чего она стоит здесь.

Степан нехотя пошел к лошади. Жаркое дыхание Дарьи пламенем горело у него на лице. Когда он распряг лошадь и повел ее в стойло, Дарья, пробегая мимо, шепнула:

— Будешь ложиться, не запирай калитку...

За ужином хозяин поставил на стол бутылку вина, купленную в Порецком. Степан редко видел его пьющим дома — только по праздникам да когда приходил какой-либо важный гость, вроде старосты.

— Жнитво закончили хорошо, снопы свезли, теперь можно и увеселить душу, — сказал он, поднимая рюмку. — Пей, Степан, ты мужчина и на девок не смотри — им воды в самоваре хватит.

Степан, чувствуя на себе усмешливый взгляд Дарьи, поднес было рюмку, но спиртной дух шибанул в нос и пресек дыхание. Дарья прыснула в кулак. И Степан, зажмурясь, опрокинул едкое, горькое вино в рот.

— Ну, это хорошо, — сказал наблюдавший за ним хозяин и вдруг приказал Акулине: — Подай парню воды холодной!

Но Дарья в один миг сорвалась с места и поставила перед Степаном ковш.

— Быстрая ты очень, — строго сказал отец.

— Давно ременки не пробовала, — проворчала мать, все еще сердясь за соль.

Хозяин повеселел, большое лицо раскраснелось, он разговорился, уже хвалил и свои торговые удачи, и свое хозяйство, и своих дочерей. И когда выпил еще рюмочку, положил вдруг свою руку Степану на плечо и, прямо глядя ему в глаза, сказал, что он любит его как сына.

У Степана голова тоже шла кругом, он улыбался пьяно, радостно, как малый ребенок, и со всем, что говорил хозяин, соглашался.

— Нету у тебя дома — поставлю дом! — уже горячился в щедрости своей хозяин. — Вот какой я человек!..

За столом они уже сидели одни, керосин в лампе догорал, и пламя коптило, стреляло за мутным стеклом сердито.

Хозяин расстегнул на груди рубашку.

— И дочери у меня хорошие, — сказал он, наклонясь к Степану. — Особенно Акулина — трудовая девка! За ней ты будешь как барин жить. Захочешь рисовать — рисуй себе на удовольствие, она все тебе справит, не хуже мужика... Вот так, — закончил он и отвалился от стола. — Ну, так, что ли?

— Чего? — сказал Степан.

— Как — что? Да вот я тебе толковал!

— А, про это... — Степан улыбнулся. — Подумать надо, — сказал он и вспомнил отца, который вот так же говорит всегда в трудных случаях.

— Ну, ладно, — согласился хозяин. — Подумай...

Наконец хозяйка увела его спать. Пошел спать в свой сарай и Степан.

Во дворе Степан проверил лошадей, задал им на ночь корма. За другую скотину он не был в ответе, ими занимались женщины. Потом он вышел в проулок. Сутяжное спало, охраняемое беспокойным лаем собак. Из сада пахло созревшими яблоками. Иногда слышался короткий глухой стук — это падало на землю яблоко с ветки. Голова Степана шумела, ему не хотелось спать.

Возвращаясь обратно во двор, он вспомнил наказ Дарьи не запирать калитку.

В темном сарае он ощупью нашел свою постель и упал поверх тулупа, которым накрывался.

Степан лежал долго, прислушиваясь к ночным шорохам, ни о чем не думая и что-то неопределенно ожидая. Он уже стал забываться, как уловил тихий лязг калиточной защелки. Он вздрогнул и весь напрягся. За дверью сарая послышались осторожные шаги, потом дверь открылась, и в проеме, на фоне звездного неба, мелькнула темная фигура.

— Степан, ты спишь? — раздался из темноты тихий, дрожащий голос Дарьи.

— Нет,— ответил Степан, и ему показалось, что это сказал не он, а кто-то другой.

Дарья шагнула на голос.

— Где ты?..

— Здесь... — И Степан протянул руки и тут же тронул ее. Он не успел отдернуть рук, как Дарья ухватилась за них. Она вся дрожала, ее дыхание обдавало лицо Степана.

— Как только Акулина захрапела, я вылезла в окно... Мне холодно...

Она пришла босая.

Степан вытянул из-под себя тулуп и укрыл Дарью.

— Так жарко, — сказала она и откинула от лица тяжелый воротник тулупа. — Ты меня ждал?.. Я бы давно пришла, да Акулина никак не засыпала...

— А как проснется?

— Не проснется, она спит крепко.

— А мать? — спросил Степан, находя в словах успокоение.

— Мать тоже дрыхнет — ведь она выпила вина...

— А вдруг?

— Ты, знать, боишься? — осердилась Дарья.

— Мне-то чего бояться? Я взял мешок и ушел.

— А я? — И она просунула руку ему под голову, помолчав, спросила:

— Ты, Степан, когда-нибудь целовался с девушкой?

— Не... Нет... — ответил Степан, но тут ему вспомнилась на миг Дёля.

— И я нет... Мы с тобой одинаковы... Правда ведь, одинаковы?

— Да, одинаковы...

Дарья губами отыскала его рот, и робкие губы их соединились. У обоих сразу перехватило дыхание.

Потом они долго молча лежали, улыбались бессознательному счастью.

Первой нарушила молчание Дарья.

— Ты понял, о чем говорил отец сегодня за ужином?

— Это я давно понял...

— Ну, будешь жениться на Акулине?

— Нет, не буду. На тебе буду...

— Меня за тебя не выдадут, — сказала, помолчав, Дарья. — Меня уже сватали несколько раз, и всем отказали. Пока, говорят, старшая не выйдет замуж, мне сидеть в девушках.

— Боюсь, что до той поры ты успеешь состариться, — сказал Степан.

Дарья дернулась под тулупом — она опять сделалась прежней Дарьей.

— Не состарюсь, сбегу из дома! Вот с тобой сбегу! Возьмешь?

— Возьму! — живо ответил Степан, поддаваясь ее решительному веселому голосу.

И они опять целовались в темноте, и Степан обнимал ее вместе с тулупом.

Дарья ушла из сарая перед самым рассветом. Степан замкнул за ней калитку и проспал всю суматоху в доме, которую наделала Дарья — когда она залезла в окно, проснулась Акулина. Акулина увидела лезущего в окно человека и подумала, что в дом забираются воры. Она закричала истошным голосом и бросилась вон. Из избы прибежали родители. Все собрались в горнице. Дарья, конечно, уже успела нырнуть под свое одеяло. Она сделала вид, что тоже проснулась от крика сестры, и принялась ее ругать.

— Почудилось тебе, Акулька. Кто к тебе полезет ночью, коли твоя образина и днем никому не нужна?

Отец проверил окно, осмотрел шпингалеты. Все было на месте.

— Это тебе, Акулина, должно, действительно почудилось, — решил он.

Но Акулина настаивала на своем:

— Видела, своими глазами видела, как человек лез в окно.

— Может, и правда кто-нибудь вошел, — с сомнением согласилась мать и принялась заглядывать под кровати дочерей.

— Ты тоже бестолковая, как и твоя дочь, — сказал отец с раздражением. — Тебе говорят, что окна закрыты. Где же может войти человек? Нешто сквозь стекла!

Понемногу все успокоились, разошлись по своим постелям. Когда рассвело, Акулина подошла к окну и внимательно осмотрела подоконник. На подоконнике ясно отпечатался след босой грязной ноги. Она сразу же кинулась звать мать. Дарья вскочила с постели, схватила в руки первый попавшийся платок и стерла с подоконника след. К приходу матери и сестры она уже лежала в постели. Подоконник был чист.

— Довольно тебе с ума сходить, оставь меня в покое, — проговорила мать сердитым голосом. — Ночью тебе чудится, что лезут в окно, днем видишь какие-то следы...

С того дня Акулина глаз не спускала ни со Степана, ни с сестры своей. Она следила с таким упорством и настойчивостью, что они не могли одни остаться и на минутку, не могли перемолвиться словом. Только в сумерках Дарья иногда выйдет во двор, когда Степан убирает лошадей, прижмется к нему и опять бежит в дом, чтобы ее не хватились.