– Значит, вы несчастны, раз стали думать так, – грустно улыбнулся Портретов. – Действительно, вы изменились.

– Не будем говорить обо мне. Я всё-таки с вами не согласна. Вы не думали о том, что дети не простят вам такого легкомыслия?

– Своим детям я пытаюсь привить любовь к людям, а не любовь к деньгам.

– Ох, Слава, Слава… Какой вы спорщик! Я не замечала раньше в вас этой черты.

Она засмеялась нежным смехом, вызывая у него ответную улыбку. Попыталась снять возникшее напряжение, потому что становилось нестерпимо. Лучше бы она не приходила сюда, а вернулась с вокзала домой, легла спать.

– Весь этот разговор просто шутка! Я вас разыграла, честно. Неужели вы совсем не помните меня? Я не способна думать только о деньгах. Я рада вас видеть! Мы не виделись десять лет. Это целая жизнь, если хотите.

– Да…

– Как же вы всё-таки живете?

– Хорошо, Варвара.

– Я рада за вас. А почему мы на «вы»? Ведь мы, кажется, близкие родственники. Давайте пересилим себя и начнём общаться по-родственному.

– Я согласен.

В её глазах блестели злые слёзы. Она не чувствовала себя хозяйкой положения. Она помнила его другим, когда он был безумно влюблён в неё. И ей не хотелось видеть его с другой стороны. Почему он не пытается встретиться с ней взглядом, а если встречается, то тут же отводит глаза? А ей так необходимо смотреть в них, чтобы многое понять. Страх неумолимо приближался к сердцу, потому что закрадывалось подозрение – Портретов счастлив в своей семье, с её сестрой. В письме написана чистая правда.

Варвара отказывалась верить. Она понимала, что не может радоваться за них. На самом деле ей невероятно грустно. Она совершает глупые поступки, как подросток. Поток её слов о деньгах непростителен, потому что она так не думает.

– А ты продолжаешь работать в музыкальной школе?

– Нет. Я там больше не преподаю.

– Очень жаль.

– Провожу уроки на дому, я часто болею.

– Болеешь?

– Не беспокойся, ничего серьёзного. Иногда бывают головные боли, как у всех женщин.

– Тебе нравится работать дома?

– Где-то же надо работать.

– Я помню, как ты красиво играла Шопена. Тебе удавалось передать то осеннее настроение, что сокрыто в нотах. Сейчас тоже осень. Жаль, что здесь нет фортепиано. Я бы с удовольствием послушал тебя.

– Слава, ты мне льстишь, наверно, – она покраснела, застыдилась.

Господи, она так отвыкла от искренности! Она никому не верит, всех презирает, над всеми иронизирует. Но какой бы она стала, если бы не сбежала в тот вечер? Она родила бы детей Портретову и была бы счастлива от того, что имеет. Её бы устраивало жить в маленьком городе в Ивановской области, водить свою дочь на кружок танцев в местный ДК, а сына в школу к полупьяному учителю рисования. Нет-нет, это Юлина судьба! Нельзя ставить себя на её место. Это неприемлемо. Не нужно. То, что она наговорила Портретову, – чепуха. Она никогда не считала, что ради денег стоит переступать через себя. Это всё от смущения, растерянности. От волнения в голове всё перепуталось, лучше замолчать, а то она станет противоречить самой себе и он окончательно решит, что она сошла с ума.

Необходимо просыпаться утром с улыбкой и идти на работу, которая приносит тебе радость. Вот тогда ты сможешь себя проявить, доказать свою значимость, неповторимость! Что толку тихо ненавидеть своих учеников за постоянные ошибки в гаммах? Они не виноваты в том, что ты бездарный педагог! Но почему бездарный? Когда она такой стала? В музыкальной школе всё было по-другому. А сейчас у неё всего два ученика! Никто больше не стремится на её уроки. Она забыта. Серьёзные изменения за десять лет, а она заметила это только сейчас, оказавшись рядом с Портретовым.

Варвара внезапно расстроилась от осознания тщеты собственной жизни. Оказывается, она так бедна! У неё ничего нет! Она укрылась за Олегом, внушила, что его подачки – её счастье, её судьба. Она делит его с другой женщиной, считая себя свободной и независимой. Работа больше не приносит удовлетворение, стала неприятной, почти ненавистной.

У неё нет смысла жизни. Она просто проживает один день за другим. Варвара поймала себя на том, что находится в замешательстве уже несколько секунд, широко улыбнулась, пытаясь спрятать за этой улыбкой тоску и тревогу.

Вернулась Юля. Варвара сразу взглянула на её округлившийся живот. И не боится совсем. А ведь рожать невероятно больно, потом растяжки, широкие бедра, обвислая грудь. А если ещё и с акушеркой не повезёт, то можно и не увидеть ребёнка вовсе. Живым не увидеть. Варвара окаменела, тёмный ангел воспоминаний легко коснулся её, причинив тупую далёкую боль. Тут же очнулась, сбросила с себя тяжесть мыслей. Она думала о сестре. Ей никогда не удастся похудеть! Третьи роды. Живот никогда не будет плоским, как у Варвары. Но если Портретов её любит, то какое это всё имеет значение?

– Представляешь, пришлось прочитать им целую главу про дракона Мартина. Я-то думала, что они валятся с ног от усталости! У вас, Алевтина Фёдоровна, прекрасная детская библиотека! Я всегда это говорила.

Портретов что-то тихо ответил жене, она засмеялась. Дракон Мартин? Кто это? Варвара отвернулась к столу и приняла из рук матери чашку с горячим чаем. Она совершенно не знала современных героев детских книжек. Дракон Мартин! В своём детстве она любила книгу о Мэри Поппинс, а ещё читала про Мумми Троллей и о Королевстве кривых зеркал. Прекрасные книги. А Крапивин! А Астрид Линдгрен! А Марк Твен! В душе шевельнулось высокомерие, вот она-то лучше знает, какие книги надо читать детям. Но удержалась, промолчала.

– Я бы выпила кофе, утро скоро!

– Варюш, но мы только заварили свежего чая! – всплеснула руками Инна Ивановна.

– А я бы тоже выпил кофе! – Портретов поднялся с кресла, подошел к тёте и обнял её: – У тебя же найдётся баночка с кофе?

– Конечно, милый!

Он повернулся в сторону Варвары. Они встретились взглядами, и Варвара отвернулась, боясь расплакаться. Ей хотелось домой. Она с тревогой поглядывала на часы, боясь каждого движения матери. Инна Ивановна сидела в обнимку с Алевтиной Фёдоровной и будто не думала о времени.

Было уже почти шесть часов утра. Юля не выдержала и ушла спать. Варвара поднялась с места и требовательно посмотрела на мать.

– Нам, кажется, пора. Засиделись.

– Да, да… – тут же поддержала её Инна Ивановна.

– Уже уходите? Как жаль! – огорчённо вздохнула Алевтина Фёдоровна. – Обязательно приходите к нам на обед! Слышите, обязательно!

Варвара обернулась к Портретову. Он галантно помог ей надеть пальто и закутаться в шарф. Она стояла совсем близко к нему, ощутила тепло его тела и лёгкий аромат мужского парфюма. А чем пахло от него десять лет назад? Она совсем не помнила. Неужели так же потрясающе?

Безумно захотелось коснуться его щеки.

Она удержалась. Попрощалась немного холодно, но его глаза не отпускали её. Он нашёл тонкую ладонь и пожал.

– Мы ещё увидимся! До свидания.

Она передёрнула плечами. Отняла руку. Отвернулась. Сердце неистово стучало.

Варвара проснулась около трёх часов дня и обнаружила записку от матери. Прочитала с напряжённым любопытством. Оказывается, та ушла на обед к Портретовым. Что-то новенькое. Поступок больно задел её, записка пронзила, как нож. Варвара поднялась с постели, потянулась и не спеша направилась в ванную. Длинные волосы заколола шпильками на затылке и тяжело вздохнула. Мама ушла, не разбудив её. Что за непонятный странный поступок!

– Глупо!

Варвара умылась и пошла на кухню, включила телевизор. Завтрак был готов и плотно укрыт толстым полотенцем, чтобы не остыл. Обида разрасталась, но неожиданно пришло понимание, что всё не так плохо. Портретов поймёт, что она дома одна и…

И что?

Что он сделает? Прибежит делать предложение руки и сердца? Это будет очень трудное положение. Нет, этого не нужно. Как хотелось броситься ничком на кровать, закрыть глаза и мечтать о несбыточном, отвергая колючую реальность. Варвара была на грани понимания своего реального положения. Но всё ещё отрицала, хотя отлично понимала, что Портретов женился не на ней. И что он подумает, ведь она не явилась на приглашённый обед!