Решающее совещание прошло на партийном съезде в Неаполе, состоявшемся в середине октября 1922 года. Выбор этого города сам по себе был серьезной заявкой на власть в стране: доселе фашисты не пользовались особенными симпатиями на Юге, оставаясь преимущественно северной партией со штаб-квартирой в Милане. Теперь же в неофициальную столицу Южной Италии съехалось около сорока тысяч фашистов – настоящий смотр партии. Муссолини сделал еще одну попытку договориться с королем – неужели тот не чувствует остроты момента? В своей речи на съезде лидер фашистов открыто заявил о «министерских амбициях» своей партии: «Мы хотим пять портфелей и комиссариат авиации в новом министерстве. Мы требуем для себя министерство иностранных дел, военное, морское, труда и общественных работ». Муссолини охарактеризовал эти требования как максимум уступчивости со стороны фашистов. Разумеется, прозвучали и иные требования, важнейшим среди которых было провести новые выборы в парламент. Муссолини заявил о том, что государство (читай – монархия) должно наконец-то выйти из «состояния того шутовского нейтралитета, который оно держит в борьбе национальных и антинациональных сил» – весьма прозрачное заявление. Выступая затем на многолюдном уличном митинге, Муссолини окончательно раскрывает карты – если правительство не пойдет фашистам навстречу, прокричал он своим бойцам, «мы пойдем маршем на Рим и сами захватим его в свои руки». Ответом стали восторженные овации толпы.
После торжественных мероприятий Муссолини собрал квадрумвиров в гостинице «Везувий»: выслушав горячие заверения в том, что фашистам по силам добиться своего, он коротко согласился с предложениями своих паладинов. «Марш на Рим» решено было начать 27 октября 1922 года выступлениями колонн чернорубашечников по всей стране – с финальной точкой в столице. Итогами этого похода, по замыслу его организаторов, должны были стать отставка либерального правительства и формирование нового кабинета во главе с вождем фашистов.
Почему Муссолини все-таки принял это мало отвечающее его внутреннему состоянию решение? Несмотря на нарочитую убежденность в успешном исходе готовящегося квазипереворота, поведение Муссолини в решающие дни «марша» говорило о глубоких сомнениях и неуверенности. Конечно, дуче фашистов предпочел бы только «сыграть в революцию», устроив грандиозные парады и шествия, но уже после того, как фашисты получат право на «свое» правительство. Но что если король все-таки решится поддержать либеральный кабинет Факты, если армия откроет огонь – кто знает, чем это может закончиться? Что если все упования не оправдаются и конечным результатом будет разгром фашистской партии – разгром, подобный тому, что сами чернорубашечники только что устроили социалистам. Такая неудача могла лишить Муссолини всяких надежд добиться вожделенного поста премьер-министра – по крайней мере, в обозримом будущем.
Но был ли у него выбор? Колоннам чернорубашечников нужна была грандиозная цель, которая подвела бы итог ожесточенной борьбе на протяжении трех лет. Ему, Муссолини, нужна была власть – кулуарные переговоры, ведущиеся весь 1922 год, так и не привели к осязаемому результату. Королевское правительство на словах соглашалось принять фашистов в свои ряды, но на деле лишь тянуло время – даже не из хитрости, а из-за отсутствия способности выработать и проводить вообще какую-либо политику. Премьер, узнавший о планах «марша» за месяц до его начала, благодушно полагал, что фашисты всего лишь блефуют, а если и отважатся на подобную акцию, то войска без труда разгонят любую толпу. Наивный оптимизм Факты изначально базировался на крайне шатком основании – предполагаемой готовности Виктора Эммануила поддержать введение чрезвычайного положения. Премьер-министр и не подозревал, что многие из его подчиненных уже вступили в кулуарные переговоры с грядущими триумфаторами, постаравшись заранее обеспечить себе политическое будущее.
Все это говорило не в пользу осторожной тактики – в конце концов, решил Муссолини, почему бы и нет? Ощущая за своей спиной поддержку значительной части нации, руководя ее наиболее активной частью – стоит ли ему так уж опасаться? И все же он, несомненно, предпочел бы угрозу «ударить» самому удару. По своей натуре Муссолини не был жестоким человеком, и заманчивые картины упивающихся торжеством победителей не будоражили его сердце – он желал бы принять власть, а не завоевывать ее.
Но что поделать, если король и его жалкий премьер такие болваны? Они хотят использовать его «движение», чтобы подавить социалистов, но не готовы делиться с ним министерскими портфелями. Нетерпение Муссолини росло вместе с амбициями его подчиненных – и он присоединился к ним, потому что для него иного варианта уже не существовало. Помимо этих общих соображений вождя фашистов немало раздражила попытка Факты сыграть на раскол «национальных сил» – итальянский премьер попытался заручиться поддержкой Д›Аннунцио, все еще позволявшего себе достаточно свободно высказываться в отношении Муссолини. Новость о том, что популярный поэт собирается возглавить колонну фронтовиков, ставших инвалидами на Великой войне, и тоже пойти маршем на Рим, но уже по приглашению правительства – стало для Муссолини крайне неприятным известием. Это мероприятие, назначенное на ноябрь 1922 года, превращало фашистов в своего рода плагиаторов и обесценивало их статус единственной «общенациональной патриотической силы» в стране. Желание опередить Д›Аннунцио стало еще одной причиной ускорить подготовку к походу на столицу.
Принятый на совещании в Неаполе план был предельно прост. Вначале фашисты, дабы развеять подозрения властей, проводят ставшие уже привычными марши по ряду городов Северной Италии. Но затем, в отличие от прежней тактики, чернорубашечники захватывают или блокируют не только партийные, но также административные, военные и железнодорожные объекты, после чего колонны фашистов устремляются на Рим, сливаясь в один бурный поток. Во многом этот план основывался на замысле вести своего рода «эшелонную войну» – быстрый темп «марша на Рим» должны обеспечить не грузовики и тем более не ноги чернорубашечников, а железнодорожники, члены фашистской партии или сочувствующие ей. В течение уже первого дня похода итальянская столица должна быть окружена десятками тысяч фашистов.
Генерал де Боно и остальные квадрумвиры планировали свою «большую операцию», опираясь на карту железных дорог, но все же, как показало время, до немецких генштабистов итальянским фашистам было еще очень далеко: несмотря на конечный исход, «марш на Рим» мало походил на хорошо организованную и подготовленную акцию. Руководство было слабым, а действия носили характер импровизации, и только слабость противника позволила Муссолини победить.
Не все из лидеров партии были убеждены в успехе намеченного. Голосом «скептиков» стал Гранди, немало шокированный авантюризмом своего приятеля Бальбо: отчаянный командир предложил подготовить в столице серию взрывов – в качестве ответной меры устрашения, если солдаты все-таки начнут стрелять в фашистские колонны. Для Гранди это было уже «слишком», и он открыто заявил, что «марш» ожидает провал. Против стрельбы по «солдатам короля» был и убежденный монархист де Векки, который в случае открытого противостояния между «движением» и королем скорее бы поддержал Виктора Эммануила, а не Муссолини. Все эти противоречия, ничуть не разрешенные до начала «марша», лишний раз свидетельствуют, на какой тонкой нити висела «фашистская революция» – достаточно было малейшего колебания, и все обрушилось бы в пропасть.
…
Фашисты выдвинулись «на Рим» 27 октября 1922 года, но еще за сутки до начала официального выступления отряды чернорубашечников принялись входить в крупнейшие города Северной и Центральной Италии, выполняя начальные пункты принятого в Неаполе плана. Всю «секретность» операции обнаруживают дневники жены Муссолини, которые, несмотря на их ангажированность, все же являются важным свидетельством эпохи. Ракеле пишет: «Люди останавливали меня на улице и спрашивали, верно ли, что вот-вот будет революция?» И действительно, спустя два дня после того, как была сделана эта дневниковая запись, «революция» началась.
