«Полевой штаб» во главе с де Боно разместился в Перудже, а сам Муссолини выжидал исхода событий в Милане. Вместо того чтобы непосредственно руководить движением своих колонн, он подготовил официальное обращение «Национальной фашистской партии» к итальянцам, призвав всех патриотов поддержать марш на Рим.
Это было разумным шагом – даже если не принимать во внимание «политическую страховку» на случай провала кампании, нахождение в крупнейшем североитальянском городе позволяло Муссолини держать руку на пульсе событий, одновременно получая информацию от своих доброжелателей из Рима и от соратников из Перуджи. Он вовсе не желал оказаться в роли последнего русского царя Николая II, оказавшегося отрезанным в провинциальной глуши и от своей столицы, и от армий. Рискуя своим образом «первого бойца», Муссолини подкреплялся известиями из столицы – большинство итальянской политической элиты уже смирилось с тем, что так или иначе придется пойти на уступки фашистам и отдать им ряд мест в новом правительстве.
Несмотря на дурную подготовку и неспособность сохранить в тайне свои намерения, поначалу отрядам чернорубашечников сопутствовал повсеместный успех: армия и полиция не вмешивались, городские власти оказывали посильное содействие, и только в Кремоне, где сквадристами руководил известный своей жестокостью местный лидер, солдаты открыли огонь, без особых проблем рассеяв штурмовую колонну. Во многих же иных случаях армейские арсеналы оказались открытыми для фашистов, захвативших в те дни десятки тысяч винтовок и других военных припасов.
Всего в этот день на Рим выступило около 40 тысяч чернорубашечников – не слишком впечатляющая цифра на фоне озвучиваемых Муссолини 300 тысяч однопартийцев. Хотя на самом деле трудно дать точную оценку количества участвовавших в марше – о каком-либо подсчете в те дни и речи не было, а впоследствии «марширующих» с каждым годом становилось, понятное дело, всё больше.
И все же нет сомнений в том, что помимо десятков тысяч фашистов в колоннах маршировали тысячи сочувствовавших – от неграмотных крестьян до политически мотивированных железнодорожников. Фашисты рассчитывали на симпатии и поддержку итальянцев, но намного большее влияние на события оказали не тысячи примкнувших к походу на Рим, а десятки и сотни тысяч не готовых выступить против него. В итоге, единственным и очень условным противником колонн чернорубашечников стали полицейские и солдаты – правительство Факты потерпело моральное поражение еще до начала борьбы, и как бы из рук вон плохо ни был организован «марш на Рим», оборона итальянской столицы велась еще хуже.
Однако к вечеру первого дня «революции» казалось, что фортуна начала изменять фашистской партии: придя в себя после первого шока от полученных известий, правительство в Риме наконец отдало приказ сопротивляться. На улицах городов и железнодорожных узлах появились полицейские и солдаты, поддержанные бронемашинами и танками. Такой силе чернорубашечникам противопоставить было нечего, и настоящего боя с полицией, а тем более армией они бы ни за что не выдержали.
Продемонстрированная правительством решимость отрезвила тех армейских офицеров, которые в расчете на грядущий союз короля и Муссолини вовсю раздавали оружие сквадристам. Когда из Рима поступил приказ остановить продвижение к столице отрядов чернорубашечников, даже открытые сторонники фашистской партии в армейской среде вынуждены были занять лояльную к правительству позицию. Подавляющее большинство захваченных фашистами административных зданий перешло под контроль властей уже к вечеру первого дня «марша». Вокруг столицы развернулись армейские подразделения, получившие приказ не допустить фашистские колонны в Рим.
Генерал де Боно впал в истерику – уж он-то хорошо знал, какое воздействие оказывает «магия приказа» на солдат. С бравого квадрумвира тут же слетел весь его лоск – он растерянно повторял, что все пропало и руководителей похода ждет расстрел. Неужели правительство Факты побеждало?
Казалось, что да. Оптимизм и самоуверенность премьер-министра, пусть и покоящиеся на довольно шатких основаниях, на какое-то время позволили ему убедить короля в том, что выступление фашистов может быть легко прекращено – достаточно лишь проявить необходимую решимость. Факта был готов пойти на крайние меры, вплоть до ареста Муссолини, и заявил своему кабинету, что готовит указ о введении в стране чрезвычайного положения. Он-де убежден в том, что завтра король подпишет его, и песенка фашистов будет спета. Ночное заседание министров завершилось на достаточно бравурных нотах: по уверению начальника гарнизона столицы, ни одному фашисту не удастся войти на улицы Рима.
Однако на деле положение правительства продолжало оставаться крайне непрочным. Войска, пусть и выполняющие распоряжения из Рима, действовали против фашистов достаточно осторожно: этому способствовала как размытая буква полученных приказов, требовавших не применять оружие против чернорубашечников, так и известная моральная поддержка, оказываемая партии Муссолини многими военными. Среди симпатизирующих фашистам был и «отец победы» при Витторио Венетео генерал Армандо Диас, который открыто приветствовал марширующих на Рим сквадристов. И в этом энтузиазме генерал был вовсе не одинок.
Военные не спешили. Было очевидно, что армия выжидает, не желая атаковать фашистов первой. Не торопились поддержать правительство и провинциальные чиновники: в то время как Милан был взят под контроль войсками, местные власти в лице городского префекта предпочли поддержать Муссолини – из патриотизма, как уверяли они сами, или по причине обещания поста в будущем правительстве, как это цинично утверждали потом сами фашисты. Как бы там ни было, но намерение правительства арестовать Муссолини было на какое-то время сорвано, хотя сам вождь фашистов оказался окруженным в своей редакции. Окруженным, но не изолированным – он продолжал поддерживать телефонную связь и со столицей, и с Перуджей. Впрочем, теперь это уже не имело большого значения: «марш на Рим» продолжал набирать обороты уже без всяких указаний растерявшегося руководства. В то время как де Боно потерял всякую надежду, а де Векки уже подумывал об аресте Муссолини как «главного виновника» раскола между фашистами и монархистами, полевые командиры сквадристов вели своих людей к цели.
Большинство из них не имели никаких указаний, кроме самых общих: идти на Вечный город и ни в коем случае не вступать в столкновения с военными. Эти отряды «армии фашизма», устремлявшиеся к Риму с тем же воодушевлением, с каким когда-то шли на Иерусалим крестоносцы Вальтера Голяка, лишали обе стороны конфликта возможности для маневра – Муссолини не смог бы повернуть чернорубашечников вспять, даже если бы и пожелал, а правительство обязано было отдать приказ стрелять, если действительно хотело их остановить. В результате плохо вооруженные, подчас голодающие и мерзнущие по ночам сквадристы стали решающим фактором кризиса второго дня «фашистской революции». И пока их вожди раздумывали над последствиями возможной неудачи, рядовые чернорубашечники верили в победу и не собирались отступать. С девизом «Мне наплевать», они упрямо шли на итальянскую столицу.
Нельзя не учитывать и то обстоятельство, которое неизменно обеспечивало фашистам успех, – слабость и разобщенность их противников. Проведя большую часть ночи в подготовке к введению чрезвычайного положения, премьер Факта с удивлением обнаружил, что его не приглашают для традиционного доклада королю. Между тем от этой аудиенции зависело буквально все – Виктор Эммануил должен был подписать декрет о чрезвычайном положении и санкционировать арест Муссолини.
Наконец встреча состоялась. Но поведение короля мало отвечало надеждам тех, кто рассчитывал покончить с фашистами 28 октября 1922 года. Вместо того чтобы поддержать действия правительства, Виктор Эммануил принялся раздраженно пенять своему премьеру за то, что тот отдавал приказы военным без ведома короля. Факта растерянно попытался повернуть разговор в другое русло и вселить в короля уверенность в благополучном исходе, но монарх был неумолим. Чрезвычайного положения не будет!
