Между тем события в Равенне означали, что война между фашистами и социалистами возобновилась – да еще какая! Соглашение с левыми было объявлено расторгнутым – разумеется, по вине последних. Муссолини с парламентской трибуны перечислил «подло убитых из-за угла» фашистов и заявил, что ответ не заставит себя долго ждать. Так оно и случилось. В новом 1922 году операции фашистов стали еще более масштабными – это позволяла численность членов партии, в которой состояло уже четверть миллиона человек. Список освобожденных от «красных разбойников» итальянских городов пополнялся каждый месяц.
Фашисты действовали очень уверенно – не тысячами, но десятками тысяч вступали теперь они в города, оставляя за собой дымящиеся руины штаб-квартир левых. В течение одной только июльской ночи 1922 года возглавляемые Бальбо сквадры разгромили практически все «опорные пункты» (речь идет о газетных редакциях, партийных штабах или профсоюзных центрах) левых в Романьи, «малой родине» Муссолини. Армия и полиция не вмешивались, предоставив фашистам полную свободу действий.
И они ей воспользовались в полной мере. К августу 1922 года ситуация настолько обострилась, что социалистам и коммунистам не оставалось ничего иного, кроме как отчаянно призвать итальянцев ко всеобщей забастовке протеста.
Фашисты были готовы к такому развитию событий: погибли десятки людей с обеих сторон, но левые потерпели поражение менее чем за сутки. Забастовка полностью провалилась – в основном благодаря активности фашистской партии. В случае необходимости чернорубашечники заменяли бастующих, однако более распространенным методом были удары дубинками и другие методы насилия в отношении забастовщиков. Торжествуя, сквадристы практически уничтожили представительство левых в городах Северной и Центральной Италии – так же, как они сделали это в 1920 году в деревне.
А вот попытка чернорубашечников ворваться в Парму закончилась стрельбой и бесславным бегством. Фашистов разбили не местные коммунисты или социалисты, а решительно настроенный армейский командир, отдавший приказ не допустить насилия в городе. Солдаты открыли огонь, и Бальбо отступил, потеряв больше десятка своих людей убитыми. Но это был единичный случай – военные продолжали сохранять «нейтралитет».
Используя свои последние ресурсы, депутаты от левых партий пытались апеллировать к закону с парламентской трибуны, но и тут их ждала обструкция со стороны фашистов, криками, плевками и ударами кулаков заглушавших своих оппонентов. Победа была абсолютной – отныне, вплоть до Второй мировой войны, левые надолго покидают улицы итальянских городов. Открытое противостояние закончилось, но какие действия следует предпринять фашистам теперь?
Либеральное государство, заявил Муссолини на одном из осенних митингов 1922 года, «это вид строительных лесов, за которыми не возводится никакого здания», оно стоит у последней черты.
…
Очевидная слабость правительства Факты провоцировала фашистов на дальнейшие действия. Социалистов, коммунистов и анархистов они уже разгромили – очередь была за остальными. Многие в фашистском лагере надеялись заодно покончить и с монархией, но к 1922 году убежденные сторонники республиканской формы государственного устройства были среди руководства «Национальной фашистской партии» в меньшинстве. Сам Муссолини с 1921 года старался разыграть «королевскую карту», рассчитывая на то, что Виктор Эммануил призовет его «навести порядок» в Италии.
В 1922 году риторика Муссолини стала намного резче – он почувствовал, что ни социалисты, ни либералы больше не представляют подлинной опасности и теперь вопрос в том, кого поддержат монарх и армия. Или, говоря точнее, отдаст ли Виктор Эммануил III своим генералам приказ штыками защитить либеральное правительство Факты? Муссолини надеялся, что нет. Продолжая свою двойственную политику, он вновь и вновь обрушивается на «либеральное государство», которое у него, в зависимости от требований момента, было то бессильным, то всеобъемлющим: «Государство, не умеющее и не рискующее выпустить своей газеты только потому, что наборщики объявили забастовку, государство, живущее среди вечных колебаний и проявлений слабости, обречено на гибель». Зато в отношении монархии он высказывался совсем иначе: «Короне ничего не грозит, потому что она не поставила себя под угрозу. Фашисты не против короны, они за великую Италию».
Но король все еще медлил, не решаясь сделать первый шаг, и Муссолини постепенно начинает приходить к мнению о необходимость подтолкнуть колеблющегося монарха к принятию решения. В конце сентября 1922 года фашисты подхватывают гарибальдийский лозунг «Рим или смерть», а еще раньше, в августе, создается своеобразная «фашистская квадрига» в составе четырех квадрумвиров – высших иерархов партии, призванных руководить боевыми отрядами чернорубашечников в походе на Рим.
Рим – Вечный город – центр политической жизни страны. В Милане Муссолини обдумывал перспективы взять власть, применяя насильственные и политические методы. Как обычно, когда дело касалось практических шагов, он проявлял осторожность. Несмотря на подготовку к достаточно очевидным действиям, Муссолини не сжигал своих кораблей. Разве фашисты не имеют права организовать мирную демонстрацию своей мощи? Кто может запретить им войти в столицу? В случае успеха это назовут «фашистской революцией», если же их постигнет неудача – что ж, вина за «пролитую кровь патриотов» ляжет на либералов. В любом случае активные действия неизбежно должны будут привести к падению действующего правительства, а новое, так или иначе, невозможно будет сформировать без участия фашистской партии. Других политических сил, способных на это, в Италии уже не осталось – это признавали как сторонники фашистов, так и их противники.
Оставаясь у партийного руля, Муссолини перепоручает организацию подготовки задуманного «марша на Рим» своим квадрумвирам. Возглавил «комитет четырех» армейский генерал Эмилио де Боно, один из немногих высокопоставленных офицеров, открыто примкнувших к фашизму еще в первые месяцы после возникновения «движения». Командовавший в Великую войну армейским корпусом, 56-летний де Боно был вхож в высший свет и олицетворял собой поддержку фашистов военными кругами. Кроме уже известных нам Итало Бальбо и Чезаре Де Векки в «комитет» вошел Микеле Бьянки, из всей четверки наиболее преданный лично Муссолини. Его жизненный путь во многом совпадал с жизнью вождя фашистов: социалистические убеждения молодости не устояли в 1914 году под натиском «патриотических чувств» – вместе с Муссолини Бьянки примкнул к левому крылу «интервенционистов» и в качестве добровольца отправился на войну. Вступив в 1919 году в «Итальянский союз борьбы», он стоял у самых истоков «движения», а потому совсем не удивительно, что близорукий, замкнутый, не слишком харизматичный Бьянки занял ключевой пост партийного секретаря.
Он был как раз таким человеком, которому Муссолини мог доверить столь важную должность.
Разумеется, решительнее всех выступал за активные действия Бальбо, громогласно призывающий Муссолини не терять взятого темпа. По его мнению, дальнейшее промедление могло вызвать лишь раздоры среди чернорубашечников, хотя пример неудачных действий самого Бальбо во время «штурма Пармы», когда его отряды дрогнули под выстрелами солдат, говорил скорее в пользу осторожности. Но идея взять власть «одним ударом» действительно выглядела очень привлекательно – фашисты уже показали, что им под силу захватить почти любой город Италии, неужели они спасуют перед столицей?
Но Муссолини продолжал сомневаться. Впоследствии Бальбо почти открыто заявлял о том, что вождь «струсил», но люди авантюристического склада вообще склонны преуменьшать опасности, а бравый капитан и будущий итальянский маршал, несомненно, относился к подобному типу деятелей, ответственных за столь многие неудачно разрубленные в истории узлы. Де Векки и де Боно, в отличие от Бальбо, предлагали как следует подготовиться, но в целом были согласны с тем, что слишком долго медлить не в интересах фашистской партии. Бьянки разделял мнение Бальбо, призвав выступать немедленно. Голоса квадрумвиров разделились – принимать окончательное решение должен был Муссолини.
