По окончании доклада генерала Денисова на трибуну начали выходить один за другим все те генералы и штаб-офицеры, которые были в свое время удалены генералом Денисовым от службы и добились звания членов Войскового Круга. Вышел генерального штаба полковник Бабкин, удаленный за трусость и глупость, вышел генерал Семилетов, лихой предводитель детских партизанских отрядов, эксплуатировавший детей и командовавший партизанами из такого далека, где не слышны были пушечные выстрелы, удаленный за неправильно составленные отчеты, вышел генерального штаба полковник Гнилорыбов, удаленный за трусость и агитацию против атамана, генерал-лейтенант Семенов, обвиненный в лихоимстве в Ростове, и, наконец, генерал-майор Сидорин.

Они задавали совершенно праздные, но волнующие большинство Круга, серую его часть, вопросы:

– Достаточно ли было уделено внимания нуждам фронта и нуждам станиц?

– Посетил ли командующий армией все важнейшие пункты фронта и беседовал ли с казаками?

– Были ли своевременно приняты меры против злоупотреблений реквизициями, особенно против действий монархической организации так называемой Южной армии и ее карательных отрядов?

– Приведены ли в исполнение принятые Войсковым Кругом постановления о пособии семьям мобилизованных, о вознаграждении за утраченных лошадей, имущество и прочее? (Более чем на два миллиарда рублей!)

– Была ли армия обута и одета?

– Почему своевременно не были мобилизованы иногородние?

– Обращалось ли достаточное внимание на состояние железных дорог? На санитарную часть? На состояние вооружения?

И наконец, после только что обнародованного ряда писем атамана к генералу Деникину уже не с просьбами, а с мольбами о помощи, один из членов Круга задал вопрос:

– Не было ли в силу излишней самоуверенности в своих силах отклонено предложение помощи со стороны Добровольческой армии?

Генерал Денисов с полным спокойствием и самообладанием отвечал на все яростные на него нападки атаман видел явную преднамеренность многих вопросов – ведь должны же были понимать те, кто их задавал, что la plus jolie tille ne peux donner plus guelle – знали же они экономическое, финансовое и промышленное состояние Войска, знали, в каком состоянии были приняты Войском железные дороги? Они знали одно: qui s'excuse s'accuse, и они поставили генерала Денисова в положение ученика, отвечающего на вопросы придирающегося к нему учителя. Эта моральная пытка командующего Донскою армиею продолжалась уже около трех часов, и все новые и новые ораторы шли к председателю, чтобы задавать новые бездельные вопросы и заставлять генерала Денисова оправдываться в преступлениях, которые он не совершал.

Это возмутило атамана.

Он потребовал себе слова и сказал:

– Вот уже три часа я присутствую при недопустимой травле командующего армией. Того, кто освободил от большевиков Новочеркасск, лично руководя атакующими цепями, того, кому Войско Донское обязано и своими победами, и своею свободою! Вот вся награда с вашей стороны за те тяжелые и ответственные труды, какие пали на его долю. На моих глазах он исхудал, изнервничался… Вы мне уже не раз говорили о его смене. Но если вы хотите бороться с врагом и дальше и побеждать его, то никакой смены быть не может. В бурю не вырывают руля у опытного и знающего море рулевого. Такие опыты до добра не доводят. Я спрошу всех тех генералов, которые сейчас с такою злобною критикою выступили против командующего армией, почему они не у дел и прячутся за его спину?

– Выгнали! – раздались голоса Сидорина, Бабкина и Семилетова с мест.

– И за дело! – ответил атаман. – Отчего нападают на человека, который так много сделал для общего дела? Невозможно работать с армией, лишенной всего необходимого, а этот человек одел и обул нашу армию. Теперешнее поражение произошло не по его вине. Я знаю, как велика усталость на фронте. Вместе с командующим армией я объехал все фронты и знаю, что казаки дали больше, нежели могли. Я суровый человек, но я не могу осудить тех, кто теперь отходит. Нельзя доводить людей до последнего, а мы довели. Смотрите, струна очень крепка, но и она лопается, если ее чрезмерно натягивать!

Тишина воцарилась в зале после слов атамана. Наступил психологический момент. Произведи сейчас опрос Круга, требовать отставку генерала Денисова или нет, и громадное большинство стало бы за Денисова. Атаман затронул сердца казаков, он заставил их пожалеть Денисова и сравнить его жизнь непрерывно работающего, исхудалого и измученного человека с издерганными нервами, с жизнью его обвинителей, восемь месяцев борьбы живущих без дела на отдыхе, сытых, толстых и праздных.

Председатель Круга понял, что в заседании 1 февраля победа осталась за атаманом. Он предложил, за поздним временем (было 12 часов ночи) и утомлением членов Круга, закрыть заседание и обсудить отчеты донского атамана и генерала Денисова на другой день в окружных заседаниях, на свежую голову.

Когда на другой день члены Круга стали собираться на совещания по округам в женское епархиальное училище, где им было устроено общежитие, их поразили страшным известием: вчера ночью при возвращении с Круга в глухой и пустынной улице двумя неизвестными молодыми людьми в солдатских шинелях ранен в живот член Круга от Усть-Медведицкого округа и лидер Донской социал-демократической партии, известный сотрудник атамана Каледина Павел Михайлович Агеев.

На Дону за все это время не было никаких террористических актов и политических убийств. Дон жил патриархальною, тихою жизнью, и потому это событие взволновало членов Круга. Каждый почувствовал, что, исполняя свой долг перед Родиной, он подвергает свою жизнь опасности.

– Кто мог интересоваться смертью Агеева? Конечно, атаман! – говорили казакам. – Агеев стоял во главе оппозиции правительству, Агеев разрабатывал земельный закон. Атаман, или его приспешник Денисов, или по его приказу земельные собственники совершили это покушение на убийство!

Что им за дело было до того, что покушение было сделано необыкновенно грубо, сыграно под атамана и притом с желанием наименьшей опасности для здоровья П.М. Агеева. Следили за ним от самого зала заседаний люди, откровенно одетые в военную форму, стреляли из малокалиберного детского револьвера, и только случайность – попали в живот – причинила довольно большие страдания и продолжительное лежание в лазарете Агееву, спутник Агеева и не побеспокоился преследовать преступников, наконец, стреляли именно в тот день и час, когда атаман более, нежели кто-либо, был заинтересован в спокойствии и полном благоволении к нему членов Круга. Но покушались на жизнь «левого», оппозиции правительству – значит, покушались «правые», покушалось правительство.

То настроение, которое удалось создать атаману на заседаниях 1 февраля, сменилось у одних озлоблением, у других растерянностью. Участь Денисова, а с ним и атамана, была решена.

В 6 часов вечера Круг собрался на заседание. После прочтения атаманом приказа по поводу покушения на Агеева, где атаман, высказывая общее осуждение всяким террористическим актам, требовал, чтобы виновные были во что бы то ни стало разысканы, выслушанного Кругом в зловещей тишине, председатель Круга предложил председателям окружных собраний высказаться по поводу вчерашних докладов атамана и генерала Денисова. Семь округов выразили недоверие командующему Донской армией генералу Денисову и начальнику штаба армии генералу Полякову и требовали их немедленной отставки. Только общее заседание представителей Черкасского, Ростовского и Таганрогского округов вынесло им доверие…

Тогда встал атаман. В речи, короткой и сказанной в очень сильных выражениях, он указал Кругу, что Круг берет на себя перед Войском всю ответственность за такое решение. «Вы становитесь на путь России… – говорил атаман. – Сначала великий князь Николай Николаевич, потом Брусилов, потом Гучков, затем Керенский и главковерх Крыленко. Вы знаете, ибо сами это пережили, к чему это привело. Одумайтесь, что вы делаете, и не шатайте власти тогда, когда враг идет, чтобы вас уничтожить. Выраженное вами недоверие к командующему армией генералу Денисову и его начальнику штаба Полякову я отношу всецело к себе, потому что я являюсь верховным вождем и руководителем Донской армии, а они только мои подчиненные и исполнители моей воли. Я уже вчера говорил вам, что устранить от сотрудничества со мною этих лиц – это значит обрубить у меня правую и левую руки. Согласиться на их замену теперь я не могу, а потому я отказываюсь от должности донского атамана и прошу избрать мне преемника».