«Неужели ты хочешь увидеть, как я умираю в корчах?» – почти в отчаянии подумал Рехи. Он не давал спуску, не отступал ни на шаг, но что-то мешало атаковать в полную силу. Наверное, он не хотел снова оставаться в одиночестве в совершенно чужом мире.

Мир – это не место. Мир – это окружение. И гасить собственной рукой последний осколок своего мирка не хотелось, да еще в голове ворохом ненужных мыслей пролетало все, что они пережили вместе. Охота и страсть, даже детские годы, когда избалованная девчонка била сироту. Вот как теперь, только он научился давать сдачи.

– Ящеры вырвут твои потроха! – шипела Лойэ. В алых глазах дергалось пламя безрассудства, очевидно, она отчетливо представляла растерзанного Рехи. Или это он представлял, помня недавние сцены: от сапог все еще не отлипли куски чьего-то сердца. Возможно, по ним Лойэ и выследила его среди развалин. Настоящий охотник не должен ничем пахнуть, уж точно не чужой мертвечиной.

– Пусть тебя каннибалы поимеют и съедят! – выплюнул Рехи в ответ.

– Тебя тоже! – огрызалась Лойэ, осыпая его градом ударов. Похоже, Рехи нанес ей особое оскорбление, за что тут же получил крепким кулаком в челюсть, успев отвести еще несколько выпадов мечом.

Лойэ фехтовала и одновременно била ногами, стремясь подсечкой повалить противника навзничь. Рехи подпрыгивал и перекатывался, ругая себя за поспешные слова, которые придали воительнице дополнительную прыть. Клинок несся то с одной стороны, то с другой. То к животу, то к шее в разной последовательности. Рехи же метил врагу в руки или ноги. Удары снизу сменялись ударами сверху, свободной рукой Лойэ целилась в глаза. Растопыренные пальцы жадным пауком мелькали возле лица, отчего Рехи с отвращением мотал головой.

– Я выцарапаю! Выцарапаю их! – открыто признавалась она. Значит, еще и слепым хотела оставить прямо посреди пустоши. Рехи только недавно избежал такой напасти. Наверное, она не застала солнце, то самое, падающее в пустыню. Может, наблюдение за сражением Митрия и Сумеречного Эльфа остудили бы ее пыл.

– Ты сама об этом пожалеешь! – яростно отвечал Рехи, атакуя уже без шуток, в полную силу. Лучше всего ему удавались горизонтальные удары, простые, без прикрас, да еще колющие. Он привык все решать быстро, одной атакой вонзая противнику под ребра клинок. На охоте так и вовсе выслеживал жретв без оружия, чтобы не отравить «еду».

Рехи вовремя вспомнил прием, совсем недавно придавивший некого Сумеречного Эльфа к земле; быстро перекатился в сторону, нырнув под клинок Лойэ, и схватил ее за свободную руку, надеясь вывернуть запястье или даже вывихнуть. Но она не сдавалась и молниеносно лягнула прямо в колено, словно знала куда бить. Расколотый ящером наколенник не спас. Рехи глухо завыл, старые раны отозвались множеством иголок, острая боль прошлась разрядами по новым синякам. Пришлось отпустить запястье противника и отскочить в сторону. Лойэ перевернулась на спину, а потом одним прыжком вскочила, нанося колющий удар.

– Сдохни уже! Сдохни! Ты бросил меня умирать! Знаешь, каково под песком?! – орала она, пока Рехи уворачивался от череды неутомимых атак, словно от волны песчаной бури. Несколько раз он останавливал разящий клинок Лойэ, переводил дыхание, успевая бросать в ответ короткие фразы:

– Знаю, стерва бешеная! – Снова несколько ударов, скрип клыков и собственных сцепленных зубов. – Я там же был! – Главное, не сбить дыхание, только бы не сбить дыхание, но уж очень хотелось сказать: – Я еле откопался!

«Разрушен мир, и

Злоба в сердцах убивает

Мироздание».

Опять в голове Рехи возник безмятежный глас, словно его не касались никакие события, словно он наблюдал за ними издалека, из глубины веков. Что такое века и время? Поединок оставил лишь одно настоящее, жгучее, запечатленное в ссадинах и сбивавшемся дыхании.

«Опять этот! Убью! Всех убью! Выдеру из головы! И из сердца!» – кипя яростью, обругал самого себя Рехи, одновременно блокируя удар Лойэ.

Все-таки удалось извернуться, поднырнуть ей под локоть и захватить руки, прижимая к спине, сводя в замок. Рехи умел неплохо обездвиживать противника тем или иным способом: это всегда помогало на охоте, ведь слаще напиваться кровью еще живых врагов. Впрочем, насчет Лойэ планы строить вообще не получалось. Только Рехи попытался опрокинуть ее, как непостижимым образом сам оказался на земле, и вновь клинок несся к его шее.

– Ящерово отродье! Ты реально убить меня хочешь? Меня, к трехногим?! – с горечью воскликнул Рехи, успевая откатиться, суетливо глотая каменную пыль. А меч Лойэ врезался рядом в перемолотый сапогами песок.

– Да! Тебя! – снова зарычала она, и Рехи окончательно решил, что подружка повредилась рассудком из-за бури. А чем путешествовать с безумной, лучше уж совсем одному. Безумные – это вроде как ожившие мертвецы: оболочка та же, знакомая, а внутри непонятное месиво. И мысли у таких не лучше трупных червей.

– Ты же… мы же… – пробормотал устало Рехи. В пылу битвы его охватывало неуместное безразличие. Но в следующий момент в мышцы влилась новая сила, привычная решительность: значит, следовало убить, чтобы не мучилась и его не мучила.

Рехи решительно двинулся вперед, прицеливаясь для удара не по ногам, а прямо в шею. Слишком привык к этому месту, где обычно пульсировало его избавление от голода. Ныне охватил совсем иной «голод», буравивший нутро непривычной пустотой, словно кто-то решил прокопать сквозь него туннель. Что-то давило в груди, будто он проглотил тяжелый камень. «Убить Лойэ… Убить…» – эта мысль билась в висках, вызывая яростный протест. Кажется, Рехи согласился бы путешествовать и с безумной. Вот только она…

– «Мы же» что? Я же что? Любила тебя! Ну? – фыркнула она и ровным тоном сдержанно отрезала: – Ты трус. Ты просто трус. А я не люблю трусов.

Лойэ всегда выбивала почву из-под ног своей холодной рассудительностью. Срабатывало ее непостижимое умение превращаться из дикого зверя в сдержанную «ледяную принцессу» общины. Впрочем, это не помешало ей встретить удар, и уже в новом стиле, с непривычным спокойствием, отвести клинок в сторону изящным круговым движением, от которого кисть Рехи невольно выгнулась под нелепым углом, не позволявшим выставить защиту.

«Обманный прием?! Проклятье!» – пришло осознание, а через мгновение что-то обожгло бок, вроде левый, если Рехи опять не спутал названия сторон. Да, левый, после ранения в правый обычно гибли на месте, истекая кровью. Хотя она-то в избытке брызнула через дыру в тунике.

– Стерва! Ящерово отродье! Чтоб тебя каннибалы сожрали! – простонал Рехи, отшатнувшись назад. Он проявил слабость, наверное, впервые поддался чувствам, впервые кого-то пожалел.

«Поделом тебе, поделом! Ты не имел права ее там бросать!» – закопошились собственные мысли, хотя они бы больше подошли тому безмятежному чудику, Митрию. Но вот возникали сами собой слова о расплате, о понятиях, про которые толковали старики. Вроде до Падения не бросали друзей и защищали возлюбленных. И как? Рехи-то видел, как матерые воины бросали свои семьи на растерзание ящерам, говоря: «Ну и ничего, если я не выживу, все сдохнут. А так бабу новую найду, детей еще наделаю». Впрочем, от такого паскудства Рехи самого воротило.

– Ну, я виноват! Там песок был… Песок… – проскулил он.

Лойэ замедлилась, застыла в боевой стойке. Рехи же зажал ладонью рану, и одновременно выставил в оборонительном движении клинок. Больше всего возмущало, что новая ненужная боль казалась ему заслуженной, даже очищающей, словно сняли с груди тяжелый камень.

– Песок здесь везде был, есть и будет, – отозвалась негромко Лойэ, тяжело дыша. Похоже, поединок измотал и ее. Она хрипела с угрожающим рыком, точно загнанный ящер, и сплевывала вязкую слюну пополам с песком. Рехи терпеливо выжидал, надеясь, что проверка на прочность закончилась. Продержаться бы, не дать слабину, а то перед глазами то ли плясал новый вихрь пепла, то ли поднялись предвестники потери сознания. А там уж не каждому суждено очнуться. Вроде и не страшно, но слишком нелепо принимать смерть от своей взбешенной подружки. Или он именно это заслужил?