Original text by William Shenstone: Verses about Spring «Anacreontic»
'Twas in a cool Aonian glade,
The wanton Cupid, spent with toil,
Had sought refreshment from the shade,
And stretch'd him on the mossy soil.
A vagrant Muse drew nigh, and found
The subtle traitor fast asleep;
And is it thine to snore profound,
She said, yet leave the world to weep?
But hush! — from this auspicious hour
The world, I ween, may rest in peace,
And, robb'd of darts, and stript of power,
Thy peevish petulance decrease.
Sleep on, poor Child! whilst I withdraw,
And this thy vile artillery hide —
When the Castalian fount she saw,
And plunged his arrows in the tide.
That magic fount, ill-judging maid,
Shall cause you soon to curse the day
You dared the shafts of Love invade,
And gave his arms redoubled sway.
For in a stream so wondrous clear,
When angry Cupid searches round,
Will not the radiant points appear?
Will not the furtive spoils be found?
Too soon they were; and every dart.
Dipt in the Muse's mystic spring,
Acquired new force to wound the heart,
And taught at once to love and sing.
William Shenstone: Verses about Spring «Anacreontic»
Это было на прохладной поляне аонийской,
Распутный Купидон, в трудах истощённый,
Отыскивал, где освежиться в тени (клёна),
И растянулся на её почве мшистой.
Бродяга Музу привлёк рядом и оказавшись
Предатель хитрый сразу заснул;
И этим твоим — храпением глубоким,
Итак, она промолвила, оставишь мир рыдать?
Но тише! — С этого благоприятного часа
Мир, Я думаю, может покоиться с миром,
И, ограблены дротики, и лишённый власти,
Твоё уменьшится капризное раздражение.
Спи, бедное дитя! Пока, Я удаляюсь
И нынешний твой колчан мерзкий скрыт, —
Когда касталийский источник она узрела,
И окунал свои стрелы он в теченье.
Будто волшебный источник, дурно оценивающая дева,
Скоро заставит тебя тот день проклинать
Ты посмел, чтоб стрелы Любви вторглись в тебя,
И придал этим, оружию удвоенную силу.
Ибо в потоке, таком удивительно чистом,
Когда разгневанный Купидон разыскивал кругом,
Не появятся ли лучистые точки?
Разве скрытая добыча не будет найдена?
Слишком скоро они появились; и каждый дротик,
Погруженный в Муз таинственный источник,
Обрёл силы новые — сердце ранить,
И затем научил любить и петь.
Уильям Шенстоун: Стихи о Весне «Анакреонтик»
(Литературный перевод Свами Ранинанда 17.09.2022).
(«Shakespeare, William. Sonnets, from the quarto of 1609, with variorum readings and commentary». Ed. Raymond MacDonald Alden. Boston: Houghton Mifflin, 1916).
Э П И Л О Г
Итак, читатель независимый от заблуждений прошлого, приступаем к эпилогу, который мы с полным правом можем назвать «привязанности одержимых всеобщими заблуждениями». Как это не звучит прозаически, но история человечества пестрит и продолжает пополняться всеобщими заблуждениями, которые незримыми оковами сковывают людей и привязывают к себе, делая их одержимыми из года в год всё новыми и новыми заблуждениями.
Не удивительно, человечество не спешит от них избавиться, находя для этого нелепые оправдания, которым прикрывается, как фиговым листом на протяжении всей своей истории.
Самуил Яковлевич Маршак известный советский детский поэт, драматург и переводчик, литературный критик и сценарист. Лауреат Ленинской 1963 года и четырёх Сталинских премий 1942, 1946, 1949, 1951 года. Сталинская премия 1949 года им была получена за переводы сонетов Шекспира.
Ныне такого не увидишь, так как пришло скупое на государственные награды время, за призывы покорения земель в массмедиа пожалуйста, но за переводы сонетов, да ещё инородца Шекспира — нет.
К примеру, переводы сонетов Шекспира Юрия Иосифовича Лифшица (к сожалению, усопшего в 2021-м), заслуживающие награду мне больше нравятся, чем сонеты Шекспира в переводе Самуила Маршака. Причина простая, они более поэтичные и значительно большей степени отражают бунтарский, ироничный и остроумный дух Шекспира.
Но, настораживает тот факт, что автор Юрий Лившиц сам о себе написал следующее: «Ю. Лифшиц в переводах сонетов Шекспира показал высокую переводческую культуру, передав и основной смысл и главные особенности оригинала. При этом переводчик не потерял естественности и красоты звучания русского текста. Благодаря самобытному и яркому поэтическому таланту Ю. Лифшица Шекспир подтверждает свою удивительную способность становиться фактом русской поэзии», в описании книги переводов сонетов Шекспира, которую он разместил в 2016 году на Apple Books.
Мне как переводчику Уильяма Шекспира никогда не смогло бы прийти в голову написать краткое практическое руководство: «Как переводить сонеты Шекспира» для разношёрстной и непритязательной публики, заполонившей интернет. Безусловно, для этого нужно было иметь неистощимый запас амбиций в совокупности с наивной смелостью для покорения симпатий близорукого в приступах снобизма, одержимого заблуждениями сетевого филистера.
Для более ясного понимания размаха творческого наследия Шекспира приведу слова известного учёного, профессора греческого и других древних языков, епископа и пастора Уильяма Альфреда Куэйла:
«He is as a mountain, whose majesty and multitudinous beauty, meaning, and magnitude and impress, must be gotten by slow processes in journeying about it through many days. Who sits under its pines at noon, lies beside its streams for rest, walks under its lengthening shadows as under a cloud, and has listened to the voices of its water falls, thrilling the night and calling to the spacious firmament as if with intent to be heard «very far off», has thus learned the mountain, vast of girth, kingly in altitude, perpetual in sovereignty. We study a world's circumference by segments; nor let us suppose we can do other by this cosmopolitan Shakespeare. He, so far as touches our earth horizon, is ubiquitous. Looking at him sum-totally, we feel his mass, and say we have looked upon majesty.
«Он подобен горе, чьё величие и многообразная красота, значение, величие и впечатление должны быть получены путём медленных процессов в путешествии по ней в течение многих дней. Кто сидит под его соснами в полдень, ложится отдохнуть у его ручьёв, ходит под его удлиняющимися тенями, как под облаком, и слушает голоса его водопадов, захватывающей ночи и взывающие к просторному небосводу, как будто с намерением быть услышанным «очень далеко», тот, таким образом, познал гору, огромную в обхвате, царственную в высоте, вечную в владычестве. Мы изучаем окружность мира по сегментам; и давайте не будем предполагать, что мы можем сделать что-то другое с помощью этого космополитического Шекспира. Он, насколько касается нашего земного горизонта, вездесущ. Глядя на него в целом, мы чувствуем его массу и говорим, что увидели величие.