— Что за черт… — сопел парнишка.

— Тс-с! Ни звука! — грозно взглянул на него Сверк, не показывая, однако, пистолета. — Есть тут немцы?

— Как не быть.

— Много?

— С полсотни.

— Где стоят?

— У школы их всегда больше, но они повсюду.

— У леса тоже?

— У леса нет. Только у одного кузнеца.

— Сможешь так провести к лесу, чтобы их не встретить?

— Знамо.

— Тогда пошли. Ступай и не оглядывайся.

Они двинулись уверенным шагом. Над зубчатым гребнем леса подымалась кирпично-красная луна, заслоненная тучами. Ночь пахла душистым горошком и малость навозной жижей. Порой с дороги доносились шаги. В одном месте надо было пройти мимо черного автофургона, стоящего на лугу. Тут Сверк заметил фигуру прохаживающегося немца, которого матовая каска делала похожим на столб с закругленной макушкой. Еще несколько метров, и кузница осталась позади… Сверк поправил на плечах раненого и быстрее зашагал к лесу. В лицо пахнуло струившимся оттуда холодком, тихо шумели деревья, и обоим казалось, что они возвращаются домой. Поэтому они сделали остановку, только углубившись в кустарник, где следовало наклонять голову, оберегаясь от колких веток, и где хрупкий мох хрустел под ногами, как битое стекло. В укромном месте Сверк опустил Жельбета на землю, чтобы минутку передохнуть.

Пойманный парнишка не обнаруживал желания уйти. Он суетился, пробовал начать разговор, да не знал как. Наконец набрался смелости.

— Вы, верно, из Барковиц? — простодушно осведомился он.

Но Сверк тут же его обрезал.

— Тебе какое дело?

— Я знаю… — не унимался тот.

— Черта лысого знаешь!

Парнишка обиженно умолк.

Немного погодя Сверк передумал и сказал примирительно:

— Если ты настоящий поляк и христианин, то поможешь мне, — и, помолчав немного, спросил: — Есть ли у кого-нибудь из хозяев, живущих под лесом, лошади?

— У Зелинского мировой конь.

— А что это за человек? На него можно положиться?

— Еще бы, — с жаром заверил парнишка. — Он все сделает. Его Антек уже, считай, больше полгода партизанит. А ему немцы-паразиты нынче всю морду расквасили.

— Ладно, — решился Сверк. — Пойдешь к нему; только никому не попадайся на глаза. Пойдешь и объяснишь, что и как. Этого раненого надо отвезти в одно место, недалеко отсюда. Пусть приготовит телегу и около одиннадцати, когда уже никто не будет шастать по деревне, подъедет к опушке. Скажи еще, что о нем будет доложено, кому следует, пусть ничего не боится. Ну, валяй! Понял?

— Так точно!..

— А если кому-нибудь протрепешься о том, что видел, — то помни! — Пистолет блеснул в руке Сверка, а еще грознее полыхнули во мраке его глаза…

— Все будет в порядке. — Парнишку точно ветром сдуло.

— Пусть подстелет побольше соломы.

С минуту доносился шорох шагов, а потом лишь черная лапа ели качалась в полнейшем безмолвии.

Наступили долгие часы ожидания. У Жельбета держалась высокая температура, он часто терял сознание. Сверк тем временем произвел рекогносцировку. Принес воды из ручья, которую больной поглощал как губка, обмыл ему лицо и шею, соорудил из рогатины подобие костыля. Наложил Жельбету шину. Все это, вместе взятое, заняло много времени, столько же пришлось коротать в абсолютном бездействии.

Из деревни не доносилось ни звука. Уцелевшие собаки давно разбежались. В кустах становилось все светлее. Черные иглы, обведенные блестящей каемкой, искрились, точно за каждой пряталась лампочка. Ниже мерцали, как у кошки, глаза Жельбета.

Сверк пошел умыться. Ручей протекал в овражке, поросшем редкими деревцами. На склонах чернели ажурные сосны, полная луна разливала по воде серебристую ртуть. Вода была ледяная, по ней скользили мелкие мушки. Немного погодя освежившийся и чистый, он уже сидел подле товарища. Грызла его тревога. А может, все впустую, парнишка струхнул, или в последнюю минуту стряслось что-то, нарушившее все планы… Тогда им пришлось бы полагаться только на собственные силы.

Впрочем, нет. Кто-то осторожно приближался. Сверк, сжимая парабеллум, оперся локтем о ствол дерева, но спокойствие сразу же вернулось к нему, когда он узнал парнишку, посланного за подводой. Тот, плюхнувшись на землю, как после тяжких трудов, начал возбужденно докладывать о своих стараниях. Прежде чем пробраться в усадьбу к Зелинскому, он дважды чуть не угодил в лапы к немцам. Шныряют по деревне, как собаки, и ночь им нипочем; видно, не опасаются нападения. Говорят, вернулась часть машин из Барковиц, есть даже раненые. Но, слава богу, все улажено. Зелинский — мужик бедовый и с ходу разобрался в положении. Повозка ждет на опушке.

Они поспешно встали и вдвоем бережно понесли раненого.

Телега действительно дожидалась их, казавшаяся вдвое больше из-за игры призрачных теней. У лошади уши были из серебра. Неподвижный гриб на козлах приподнял шляпу. Сверк в ответ вскинул руку к непокрытой голове, потом уложили Жельбета на соломе, прикрыв чем придется.

— Куда поедем? — осведомился мужик.

— Проселками в направлении Миноги.

Тронулись. Телега покатила медленно.

— С богом! — сказал на прощанье парнишка.

— Спасибо, — ответил ему Сверк.

— Проскочим так, чтобы никого не встретить? — спросил Сверк возницу.

— Постараемся. Да больно уж немцы шастают…

Сверк наклонился, сорвал бирку с фамилией владельца телеги и, размахнувшись, зашвырнул в кусты.

— У вас жена и дети, — буркнул он.

— Имеются, — твердо ответил мужик. Глянул на пистолет Сверка, на раненого в соломе, и кадык его дрогнул. Но лицо осталось непроницаемым.

Они ни о чем не говорили. Возница натягивал вожжи, колеса порой скрипели и подскакивали на корнях. Лунное серебро постепенно растекалось по тучам, словно из прорванного баллона; холодок ночи и тишина вызывали тревожный озноб.

Они свернули с лесной дороги на тракт, сбегавший к высокому мосту через овраг, по дну которого вилась речка. Видно было, что по ту сторону тракт врезается узкой щелью в гряду холмов. Телега поехала быстрее. Мужик натянул вожжи, опасаясь громкого стука колес, а Сверк, услыхав стон раненого, наклонился к нему. Это длилось считанные секунды — ведь мчались во весь дух. Телега была уже на мосту, когда Сверк поднял голову. Заверещали гужи, заставив лошадь присесть на зад, телегу с грохотом занесло в сторону… Навстречу, в свете полной луны, сбросив газ и притормаживая, подкатывал громоздкий «шевроле». Он выскользнул из расщелины между холмами, заглушенный тарахтеньем телеги, и остановился у въезда на мост. Они заметили его слишком поздно, отступать уже некуда…

Лунного света вполне хватало, чтобы видеть все происходящее. После мгновенного замешательства мужик вскочил, встал на облучке и одним прыжком перемахнул через перила моста. С такой высоты можно было переломать себе руки и ноги, но река, вероятно, оказалась достаточно глубокой — только глухой всплеск донесся до ушей оставшихся наверху. Сверк почувствовал, что весь коченеет, ладони, ноги — все было как из стылого металла. Он знал, что должен теперь сделать. Парабеллум жег пальцы, словно требуя, чтобы его применили согласно приказу. Если бы Жельбет не подал голоса, ему можно было бы влепить пулю, — он производил впечатление мертвеца. Но нет, именно теперь раненый начал стонать. Слишком поздно было помышлять о борьбе или отходе под прикрытием телеги. Немцы быстрее оценили обстановку, и автоматная очередь хлестнула над самой спиной лошади, словно кто-то провел палкой по штакетнику. В последнюю секунду Сверк, понимая, впрочем, всю подлость подобного поступка, попытался сунуть парабеллум в руки Жельбету.

— Бери! — заговорил он лихорадочно. — Трахни себе в висок! Я не могу…. — Слишком долго Сверк защищал его, слишком много ради него помучился.

Но Жельбет был без сознания.

«Если я не добью его, то и они этого не сделают», — подумал Сверк в отчаянии и какое-то мгновение готов был поспорить с целым миром, что именно так и произойдет в действительности. «Ведь его возьмут без боя, без оружия…»