Эти краткие сведения из недавней истории Польши объясняют многое в творческих биографиях и в проблематике произведений и тех писателей, которые были участниками и свидетелями событий, и тех, кто познакомился с ними по книгам, по воспоминаниям отцов и старших братьев.
Писатели, прошедшие тяжелейшие испытания военных лет, принесли в литературу свой трагический опыт. Им было что сказать о фашизме, о жизни и смерти, о героизме и трусости, надежде и отчаянии. Приведем несколько фактов из биографий писателей, представленных в сборнике. В сентябре 1939 года воевали с фашистами В. Жукровский, К. Филипович, С. Зелинский, А. Рудницкий, Я. Ю. Щепанский. Филипович бежал из плена, входил в подпольную коммунистическую группу «Народная Польша», был схвачен гестапо и брошен в концлагерь. В рядах Армии Людовой сражались с гитлеровцами Вл. Махеек и Б. Чешко, впоследствии участник варшавского восстания и офицер Войска Польского. Одним из организаторов Войска Польского был Е. Путрамент, с ним дошел до Берлина В. Жукровский. В разных партизанских отрядах были Л. Бартельский, А. Браун, Я. Добрачинский, М. Жулавский, Б. Когут, Я. Красинский, Л. Пророк, Я. Ю. Щепанский. Большинство из них сражались на баррикадах варшавского восстания и после его подавления были заключены в лагеря. Узником Освенцима был Т. Боровский, за колючей проволокой гитлеровских лагерей побывали и М. Русинек, В. Шевчик. На принудительные работы в Германию были отправлены Я. Копровский, Х. Ворцель, все годы оккупации вынуждена была скрываться Е. Богушевская… Многие писатели принимали деятельное участие в нелегальной культурной и литературной жизни страны. Дом Я. Ивашкевича под Варшавой стал местом конспиративных собраний художественной интеллигенции, в нем от фашистского террора укрывались многие писатели, художники, музыканты.
Антифашистская тема послевоенной польской литературы была продиктована насущной общественной потребностью осмыслить уроки истории. Определяющим в военной тематике стали героическая борьба польских патриотов в подполье, на различных фронтах второй мировой войны, освобождение страны Советской Армией, плечом к плечу с которой сражались и части Войска Польского.
С осмыслением этих событий, с гуманистической антифашистской темой связаны так или иначе все значительные произведения польской литературы первых послевоенных лет, в том числе рассказы Я. Ивашкевича, Е. Путрамента, В. Жукровского, Кс. Прушинского, Е. Богушевской, Т. Боровского и других. Так или иначе — потому что, как уже сказано, тема эта очень разветвлена, богата сюжетами и конфликтами, а также исторической, моральной и социальной проблематикой, которая была совершенно новой для польской литературы. Такие проблемы, как трагизм массового уничтожения людей, жесткий пересмотр и испытание на прочность прежних представлений о морали, достоинстве человека, проблема выбора, принятия решения в остроконфликтных ситуациях и т. д., впервые ставятся в польском рассказе 40-х годов и продолжают разрабатываться в последующие годы.
Одной из важных в прозе на военно-оккупационную тему явилась проблема тлетворного воздействия кошмара оккупации на человеческую личность, исключительно сильно заостренная в рассказах Т. Боровского 40-х годов. Рассказывая об «эпохе печей», бывший узник лагерей уничтожения показал, что преступление фашизма не только в том, что он сеял смерть, — он сеял моральное опустошение в человеческих душах. И даже когда «погасли крематории, их дым еще не развеялся», — писал Боровский в рассказе «Январское наступление», разоблачая цинизм мещан, считающих себя гуманистами, обнажая дно моральной пропасти, в которую фашизм пытался сбросить человечество. Но в отличие от многих других своих рассказов, где тема распада личности занимает главное место, в «Январском наступлении» Боровский показывает представителя подлинного гуманизма — советскую женщину-солдата, которая, рискуя жизнью своей и своего ребенка, спасает жизни других людей. На героиню этого рассказа Боровский возлагает «обязанность представлять человечество», о необходимости которой для героев современных художественных произведений говорил замечательный польский новеллист К. Филипович.
Война, оккупация, концлагеря. Они стали для писателей точкой отсчета, критерием оценок, страшным опытом, потрясшим их человеческую сущность. События тех лет выступают как пробный камень, определяющий нравственные устои человека: выдержит ли он ответственный экзамен на звание человека, на звание поляка, или поддастся страху и отчаянию и скатится на дно трусости, подлости, предательства. Терпят крушение обывательские иллюзии о морали «нового порядка», которые питал герой рассказа Е. Путрамента «Святая пуля!» адвокат Букацкий. Неспособный к сопротивлению, он цепляется за свою жизнь, убеждая себя и окружающих, что он «ничего не сделал», надеясь на «справедливость» оккупантов. Но вскоре он будет извиваться на дне рва, засыпаемого трупами расстрелянных людей, и вымаливать у палача «святую» пулю — избавление от мук ожидания смерти. Только воля к сопротивлению, определенные идейные позиции и в конечном итоге осознанное участие личности в истории спасает человеческое достоинство, спасает от нравственной гибели, которая страшнее смерти, говорит своей новеллой Путрамент. Трусливым животным инстинктам Букацкого он противопоставляет решительность и мужество рабочего-путейца. И в рассказе Е. Богушевской «Дануся», точно передающем атмосферу гнета немецкой оккупации и борьбу народа с захватчиками, мещанской ограниченности пана Ягодзинского, дрожащего за свою шкуру, так же противопоставлен героизм девочки-патриотки.
В рассказе Путрамента дана «крайняя» ситуация, ситуация «решающего выбора». Изображение таких моментов в жизни героев присуще не только произведениям Путрамента, но и многим рассказам других польских писателей. (О своем пристрастии к показу исключительных, «наиболее драматических, даже трагических ситуаций» писал, например, А. Браун.) Они заставляют героя действовать в непривычных, неожиданных обстоятельствах, резко выявляющих черты его характера. Так, в ответственный, кризисный момент жизни рисует своего героя А. Браун в новелле «Был час выбора», доказывая на его примере, что свобода выбора не означает свободы от выбора, что человек несет ответственность за свои поступки, за свою судьбу.
Прием «исключительной ситуации» характерен не только для произведений военной темы. Он вообще присущ новелле и в разных вариантах встречается во многих современных польских рассказах, где на первый план выдвигаются события, имеющие важное значение для отношений и личной судьбы героев, или эпизоды, типичные для их жизни в целом, по которым читатель может восстановить полную ее картину.
Годы войны и оккупации навсегда оставили след в памяти польского народа. Они интересуют и тех, кто вырос в послевоенные годы. На материале военных лет писатели разных поколений ставят все новые проблемы, период войны и оккупации наполняется в литературе все новыми значениями. «Война, — размышлял об этом Л. Бартельский, — безжалостно как бы обнажала человека, обрекала его на величие или падение, она не признавала компромиссов, ибо не может быть компромисса со смертью… Отсюда в книгах о войне атмосфера постоянного напряжения чувств, сознание того, что каждая минута может быть последней. Этим я объясняю и интерес к проблемам войны со стороны писателей, которые, не зная ее по собственному опыту, захвачены ею почти так же, как и мое поколение».
В польской прозе о войне первых послевоенных лет преобладал трагический тон. В 60-е годы происходит новое оживление писательского интереса к войне. При этом угол зрения на минувшее несколько меняется. Сильнее, чем раньше, звучат в прозе о войне настроения исторического оптимизма, вера в победу и окончательное очищение мира от фашистской заразы, восхищение людьми, которые в годы неволи не пали духом и не прекратили сопротивления (прекрасный тому пример — рассказ «Немножко о господе боге, немножко о товарище Маевском» Р. Лисковацкого, представителя поколения, не участвовавшего в войне). Скорбь по поводу национальной трагедии дополняется политическим и социальным анализом событий. Показателен здесь рассказ Ю. Ленарта «Чудесный сентябрь».
