- Не хотел я её счастье рушить, - глухо прошептал чародей, - да как оказалось, зря… Забери я её тогда от мужа, глядишь, и жива осталась бы моя Алёнушка… И Вам в воспитательном доме обитать не пришлось бы, родным бы вырастил, сыном назвал.

- Угу, наследником, - буркнул Всеволод и опять посмотрел на часы. Спору нет, история печальная, но, как правильно говорит Никита, или ты хоронишь прошлое, или оно забирает тебя, высасывая душу.

Ярослав Макарович понял всё правильно, улыбнулся грустно, потёр лицо ладонями:

- Прошу прощения, заболтался я. Со стариками такое бывает, знаете ли. Не смею Вас больше задерживать, полагаю, Вас невеста ждёт.

- Совершенно верно, - Всеволод звучно щёлкнул каблуками, коротко поклонился. – Всего доброго, Ваша милость.

- Светлых отражений и гладких зеркал, - кивнул чародей и отошёл к окну, тем самым показывая, что проверка подошла к концу, и Зеркальщик может быть свободен.

Всеволод Алёнович бесшумно покинул зал, кратко рассказал Аркадию Акакиевичу о проверке и, ещё раз заверив дознавателя, что проверка сия его, Всеволода, ни капли не задела, вышел на улицу. Вдохнул полной грудью свежий морозный воздух, обдумывая неожиданное известие. Вот уж воистину, чудны дела твои, Господи! Не поспеши матушка поддаться сладким речам, прояви чуть больше мудрости и зоркости, умей видеть в душах людских, и, глядишь, была бы совсем другая история. И не было бы ни ранней маменькиной гибели, ни холодной неприязни богатого дома, так и не ставшего родным, ни Анфисы, подобной ядовитой змее, ни шрама на щеке, ни дома воспитательного… А вдруг встречи с Варенькой тоже бы не было? От столь страшной мысли Всеволод Алёнович даже на месте остановился. Один кудесник-часовщик говорил, что жизнь подобна механизму часов. Убери одну шестерёнку или передвинь пружинку, и всё, часы замрут либо же начнут показывать неправильно. Зеркальщик тряхнул головой, прогоняя тревогу, и прибавил шаг. Его ждёт Варенька, и это единственное, о чём следует думать и помнить. Всё остальное значения не имеет.

Господин градоправитель, слывущий самым хлебосольным человеком в городе, естественно не мог допустить, чтобы проверяющий из столицы, да ещё и племянник самого государя Императора, занимались исключительно служебными делами. А потому спешно организовал бал, привлекая самых наилучших чародеев, самых изысканных поваров и самых проворных слуг, дабы праздник получился великолепным и запомнился дорогим гостям. Естественно, гости тоже были приглашены самые наилучшие, весь цвет города, самые достойные да уважаемые. Был среди них и почтенный меценат и благодетель купец Омутов Михаил Осипович, последние месяцы сильно сдавший и почти не покидавший своей усадьбы. Сопровождала его, разумеется, верная супруга Анфиса, сохранившая стройность и гибкость фигуры, только вот волосы побелели, да на лицо безжалостное время наложило паутину морщин. Что поделать, время беспощадно к людям, даже всесильные Некроманты склоняются перед ним.

Михаил Николаевич, в силу своего женолюбия испытывающий сильную нужду в деньгах, кою даже финансирование, выделяемое Императором своему нерадивому племяннику, утолить не могло, естественно, возжелал знакомства с меценатом и его супругой. Градоправитель, для коего желания дорогих гостей были воистину законами, моментально подвёл Великого Князя к Анфисе, верным стражем стоящей у кресла, на коем расположился Михаил Осипович. После церемонии знакомства, прошедшей с провинциальной пышностью и великосветской любезностью, губернатор оставил Михаила Николаевича и чету Омутовых наедине, сославшись на обязанности, возлагаемые на гостеприимного хозяина.

- Какой у Вас прелестный медальон, - снисходительно-вежливым тоном заметил Великий Князь, разглядывая большой, в половину ладони медальон, висящий на шее у женщины наподобие монашеских вериг.

На медальоне неизвестным художником, может быть, самим Михаилом Осиповичем или его супругой, был написан портрет мальчика. Совсем маленького, не более шести лет, но при этом со строгим, совсем не детским выражением больших серых, точно лесные озёра, глаз. И смотрели эти очи прямо в душу, всё замечая, всё понимая, но при этом ничего не забывая. Михаил Николаевич нахмурился, потёр лоб, пытаясь вспомнить, где он уже видел подобный пронизывающий насквозь взгляд. Нет, не пронизывающий, беспристрастно-отражающий, точно ты в зеркало смотришься, перед коим лгать нет никакой возможности, да и необходимости тоже.

- Это портрет нашего сына, - со сдерживаемой скорбью ответила Анфиса, поправляя медальон и чуть поглаживая дрожащей рукой портрет, - он погиб… Его убили…

- Всеволод, - прохрипел Михаил Осипович, оттягивая душащий его воротник, - мой Всеволод, мой наследник…

- Тише, тише, дорогой, успокойся, доктор запретил тебе нервничать, - Анфиса захлопотала вокруг мужа точно наседка вокруг единственного хилого цыплёнка.

- Всеволод, - машинально повторил великий князь, и тут пред его мысленным взором предстал статный Зеркальщик с багровым шрамом на щеке. – Точно, Всеволод Алёнович, как же я мог забыть!

Анфиса чопорно поджала бледные губы:

- Михайлович. Нашего сына звали Всеволод Михайлович.

Михаил Николаевич подарил женщине одну из своих самых блистательных улыбок и промурлыкал, словно ласковый пушистый кот:

- Разумеется, Вы правы. Просто я вспомнил одного Зеркальщика, удивительно похожего на Вашего сына.

Будь Великий Князь более наблюдательным, он обязательно заметил бы, каким грозным огнём полыхнули глаза Анфисы, как её тонкие пальцы скрючились наподобие когтей, и как крепко вцепился её супруг в подлокотники кресла.

- Вы говорите, что видели Зеркальщика, похожего на нашего сына? – томно промурлыкала Анфиса, пристально глядя в глаза Великому Князю и применяя лёгкое чародейство, дурманящее разум и дающее волю языку. – И его тоже звали Всеволод?

- Да, только не Михайлович, а Алёнович. И он брюнет, а не блондин.

- Как интере-е-есно, - пропела Анфиса, кокетливо касаясь веером руки Михаила Николаевича и усиливая чародейское воздействие. – Я внимаю вам, затаив дыхание!

Великий Князь расправил плечи, выкатил грудь колесом и заворковал, подобно голубю по весне. Через полчаса беседа завершилась самым приятственным для всех образом: Великий Князь отправился танцевать с мило краснеющей от внимания высокого гостя стройной блондинкой, получив от известного мецената скромный дар в виде нескольких тысяч золотом. Анфиса получила бесценные сведения, касаемые Всеволода Алёновича, а Михаил Осипович, пожалуй, приобрёл больше всех – он получил надежду. Надежду на встречу с сыном, коего долгое время считал погибшим.

- Анфиса, душа моя, ты должна немедленно, слышишь, немедленно всё проверить, - хрипел Михаил Осипович, не замечая, что стискивает руку жены до синяков. – Если это правда… Если Всеволод жив… Если мой НАСЛЕДНИК…

- Тише, дорогой, успокойся, обсудим всё дома, - шептала Анфиса, целуя мужа в висок. – Здесь слишком много ушей и языков. Идём, идём, не будем терять ни минуты.

Чета Омутовых покинула бал, сославшись на плохое здоровье Михаила Осиповича, чьи лихорадочно блестящие глаза, тяжёлое со свистом дыхание и красные пятна на лице не остались незамеченными.

- Что это с ними? – Ярослав Макарович проводил почтенное семейство неприязненным взором и повернулся к Великому Князю, уже не очень твёрдо стоящему на ногах. – Сорвались с места, точно воробьи, вспугнутые кошкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Точнее, как корабль, чьи обвисшие паруса наполнил ветер, - пошатывающийся Михаил Николаевич поднял вверх палец и пафосно провозгласил, - ветер надежды!

- Надежды? – усмехнулся чародей, искоса взглянув на Великого Князя. – Вынужден огорчить Вас, Ваше Высочество, но с каждым прожитым годом надежд, как и чудес, в жизни становится всё меньше.

- Не скажите, милейший Ярослав Макарович, в жизни этого почтенного семейства, вполне возможно, произошло самое настоящее чудо. Они обрели сына, коего давно считали пропавшим. По крайней мере, я искренне надеюсь, что это их сын.