Повертев кулон в руках, я послушно исполнил приказ. Три внушительных когтя оказались в аккурат в районе солнечного сплетения. С рубашкой и галстуком такая побрякушка казалась совсем уж детской.
– Знаешь, как животным объясняют, что хорошо, а что плохо? – вдруг поинтересовалась Венди. В её раскосых глазах появилось уже знакомое лукавство. Не дожидаясь ответа, она продолжила, изящно откинувшись назад и опершись локтем на трельяж. Тонкая ткань прижалась к телу, обозначив изящный изгиб от талии к бедру.
– Если, допустим, собака сделала что-то хорошее, её гладят по шёрстке. Чтобы объяснить, что делать нельзя, показывают на игрушке. Луис?..
Мужчина на минуту скрылся в коридоре, вскоре вернувшись с плюшевым мишкой в руках. Заполучив игрушку, Венди нацепила на неё тот же кулон, что вручила и мне.
– Так вот, вечно тебя держать в четырёх стенах я не могу, как и сопровождать во время вылазок. Может случиться так, что тебе вдруг взбредёт в голову сбежать. Или ослушаться меня. Или даже переметнуться к кому-то ещё. Чтобы ты ни задумал, я узнаю и тогда…
Кожаный шнурок вдруг стянулся на шее медведя с такой силой, что его голова не то что оторвалась, но ещё и взметнулась на добрый метр, прежде чем бухнуться на пол.
– Это заговорённый амулет и если ты меня расстроишь, с твоей головой произойдёт то же самое. И да, если попытаешься его снять, шнурок затянется уже самопроизвольно, даже без моего вмешательства.
– И что мне с ним, даже в душ ходить? – попытался сыронизировать я, чувствуя, как вес кулона вдруг увеличился для меня раз в пять.
– Если ты привык прихватывать голову с собой, то да, – рассмеялась Венди. – Уж прости, но как я говорила, именно моя недоверчивость позволила мне прожить столько лет, и я не намерена отказываться от этой милой привычки.
Посерьёзнев, она развернулась всем корпусом, критически окинув меня взглядом с головы до ног.
– Ты теперь всегда будешь ходить в этой одежде?
– Уж извини, не успел собрать багаж перед тем, как Харо… Эрик потащил меня на вашу сатанинскую сходку.
– Харон? Это имя ему и правда подошло бы больше. А ты умеешь давать прозвища. Впрочем, дело не в этом. Луис!..
С таким подходом его стоило бы переименовать в Захара.
– …Новичку надо будет купить два повседневных наряда и два классических, займись этим, как только наступит утро. – Отдав приказ, Венди снова взглянула на меня. – А пока надо привести тебя хотя бы в относительный порядок.
– А что со мной не так?
– Пусть мы и охотимся ночью, жертву нельзя спугнуть раньше времени, а ты выглядишь, как… Наркоман в завязке. Так нельзя.
Встав с пуфика, она жестом приказала мне сесть на её место, тут же принявшись звякать какими-то флаконами в многочисленных коробочках. Наконец, достав из их недр какой-то тюбик крема, она приложила его к моей щеке, сощурив глаза.
– Вроде как раз твой тон.
– Ты собираешься меня накрасить что ли?!
Я попытался было встать, но Венди положила мне руки на плечи, с неожиданной для такой хрупкой девушки силой пригвоздив обратно к пуфику.
– Я не буду тебе красить глаза или румянить щёки, только придам лицу чуть больше жизни. Мы же не хотим, чтобы всем за версту было видно, что ты ходячий труп?
Я многозначительно и неодобрительно хмыкнул, но спорить в открытую не рискнул, плечи всё ещё хранили воспоминание о сильной хватке Венди.
Она же, мгновенно оказавшись в своей стихии, принялась размазывать по моему лицу тональный крем, напевая себе под нос какой-то простенький мотив. Мне оставалось только тренировать свой самоконтроль, чтобы не глазеть слишком уж явно на глубокий разрез декольте, маячивший в такой дразнящей близости.
Наконец, проведя прохладными пальчиками по моему подбородку, Венди нахмурилась, оглядывая меня, словно набросок с заваленной композицией: разочарованно и сердито одновременно.
– Всё равно как маска смотрится. Может, всё-таки немного подкрасить тебе глаза?..
– Нет!
Улыбнувшись, Венди пожала плечами, отвернувшись к своим коробочкам. Похоже, предложение про глаза было очередной её провокацией. Я покосился на Луиса, но он, кажется, ждал только одного – очередного приказа.
На свой макияж Венди угробила раза в три больше времени, и я уже начал думать, что со всеми этими приготовлениями саму охоту придётся отложить до следующей ночи. Лишь спустя часа два мы спустились к машине, заняв каждый своё привычное место.
– Сегодня поохотимся в Ветхом лесу. Улов там обычно посредственный, зато точно не возникнет территориальных споров.
– Каких споров?
– Территориальных. Так уж сложилось, что мы существуем в некой изоляции друг от друга. Мы… Как бы это объяснить?.. Образуем отдельные видовые семейства и исторически сложилось, что за каждым таким семейством закреплена своя территория, на которую вход чужакам запрещён.
– И как же вы, стесняюсь спросить, её… помечаете?
Венди поджала губы, неодобрительно скосив на меня глаза. Такая моя ассоциация ей явно не пришлась по вкусу.
– Никак. Это что-то типа традиции, которую принято чтить. Так что, если, допустим, ты выйдешь из дома и решишь перекусить случайным прохожим, об этом станет известно тем, кто охотится на этой территории. Тебя сразу вычислят и приведут на суд к Вождю. Впрочем, любые суды у нас – формальность, которая неизменно оканчивается смертным приговором.
– Но ведь вы духи, разве нет? Вас же нельзя убить.
– Можно, хотя это делается в исключительных случаях.
Заинтересовавшись как самой темой, так и тем, как неохотно Венди в этом призналась, я уже собрался устроить тотальный допрос, но тут машина затормозила. Мы на месте. Как некстати.
Последним выбравшись из салона, я с сомнением оглядел сначала лесную опушку, а затем и сам лес, острыми кольями впивающийся в небосвод. Ветхий лес был той частью Мальпры, которую опасались трогать наравне с вездесущими тотемами. Для прогулок он не годился из-за своей густоты и хищников, которые исправно хоть разок в сезон, но съедали какого-нибудь грибника (заметьте, что последних этот факт из года в год не останавливает!). Однако сама опушка всегда пользовалась бешеным успехом, особенно у любителей красивых фотографий с клетчатым пледом и венком из листьев на башке. Деревья в Ветхом лесу то ли из-за особенно благодатной почвы, то ли из-за солидного возраста вымахали так высоко, что самим своим существованием посылали к чёрту все многолетние труды ботаников и биологов.
В подтверждение моих слов, даже сейчас, глубокой ночью, вдалеке виднелся костерок и горстка подростков вокруг него. При виде этой крикливой, явно подвыпившей компании, губы Венди растянулись в хищной улыбке, какой я прежде у неё не видел. Даже тусклого света из салона авто хватало, чтобы различить, как заострились её черты, напоминая о том, что это тело – лишь удобная оболочка для привлечения жертвы.
– Предлагаю разделиться. Особенно не затягивай с трапезой, если попадётся кто-то крупный, притащи сюда и…
– Подожди, а ты не собираешься мне объяснить, как вообще… охотиться?
Лицо Венди растерянно вытянулось, словно сама суть вопроса доходила до неё с трудом.
– Просто доверься инстинктам, вот и всё.
– Хочешь сказать, я должен просто подойти к случайному прохожему и цапнуть его за руку?
Девушка равнодушно пожала плечами, явно уже прикидывая, как будет откусывать голову какому-нибудь симпатичному брюнету.
– Главное, делай всё тихо.
– А что, если я не хочу быть каннибалом? Можно же ведь есть мясо животных, раз уж я теперь на «белковой диете».
Сверкнув глазами, Венди вкрадчиво поинтересовалась:
– Будучи человеком, чтобы ты предпочёл: шашлык или сосиску в тесте?
Дождавшись, когда я открою рот для ответа, она жёстко отрезала:
– Думаю, выбор очевиден. Ты можешь перебить аппетит какой-нибудь курицей, но тебе потребуется сожрать по меньшей мере курятник, чтобы утолить голод.
– Дай вендиго курицу, и он будет сыт один час, дай ему упитанного лесника, и он будет сыт неделю, – пробубнил себе под нос я.