– Будьте вы прокляты утром и вечером, чтоб вам не было ни в чем успеха ни днем, ни ночью. Вы еще услышите о Пепе!

И ушел в горы.

Половина деревни взялась за голову: – Теперь не иначе, как Пепе всех перережет! Но другая половина успокоила: – Его самого убьют карабинеры. А Пепе шел по дороге, рука на рукоятке ножа, и думал: «Провели дорогу, а не ездят! Так и есть! Стоило мне начать разбойничать, как все решили сидеть дома!»

Как раз в эту минуту из-за поворота вышел человек и низко поклонился:

– Добрый день и добрый путь, хороший человек!

Пепе заорал:

– Стой! Становись на колени и умоляй, чтоб я тебя не зарезал!

Но человек улыбнулся и не двигался с места:

– Зачем же мне тебя умолять?

Пепе вынул нож:

– Да ты видишь, что это нож?

– Я не слепой и вижу хорошо, добрый человек. Большой нож.

– Ну, а раз это нож, – значит, ты должен бояться!

– Чего ж мне бояться, добрый человек?

– Тьфу!

Пепе потерял терпение.

– Будь проклята твоя мать, что родила тебя на свет таким дураком! Как проедусь по горлу ножом, будешь знать, чего бояться! Поумнеешь, да будешь мертвый!

Но человек только поднял голову и подставил горло:

– Режь!

Пепе отступил:

– Как же ты не боишься смерти?

– А чего ж ее бояться? Лучше от ножа, чем с голоду. Я три дня ничего не ел!

– Как же так? – удивился Пепе. – Совсем ничего? Разве может человек три дня совсем ничего не есть?

– Значит, может!

– Да, ведь, это, я думаю, страх как мучительно!

– Ты думаешь, а я знаю.

– Гм! – задумался Пепе. – Хорошо, что у меня есть вареная курица. На, половину. Съешь.

Только кости затрещали у человека на зубах.

– Теперь легче? – спросил Пепе.

– Теперь-то и еще хуже! – отвечал человек. – Только музыку послушал, на зубах похрустело! Если бы эта курица прожила еще лет десять, несла яйца да высиживала, я бы съел ее со всем ее потомством!

Пепе рассмеялся:

– Да она пела петухом! Ну, на тебе остальную половину. Прощай.

Тот даже в ответ ничего не сказал, – только куриные кости затрещали на зубах. Пепе шел и думал:

«Праздник, что ли, сегодня у купцов? Чего они не ездят! О, господи, до чего ленивы стали люди!»

В это время из леса вышел человек. Пепе даже подпрыгнул от радости.

– Стой! – завопил он. – Становись на колени и умоляй, чтоб я тебя сейчас тут же не зарезал! Но человек только посмотрел мрачно.

– Кто ты такой, чтоб перед тобой на колени становиться? И с чего это ты будешь людей резать?

Пепе рассердился:

– Ну, ну! Некогда мне с тобой разговаривать! Разговорился тут с одним, а он у меня курицу и съел! Видишь пояс, видишь нож. Вообще, мое дело такое, чтоб людей резать. Одним словом, я разбойник. И все тут! Разбойник! И выворачивай, значит, карманы!

– Ежели ты разбойник, так я тебя поздравляю! – мрачно отвечал человек. – Здорово сегодня будешь ужинать, как я карманы выворочу!

– А ты выворачивай!

– Дурак! Если б в них что-нибудь было, я бы сам еще третьего дня прожрал!

Пепе с отчаяньем всплеснул руками:

– Ужели тоже три дня не ел?!

Но человек посмотрел на него мрачно и с презрением:

– Обжора тот, кто каждые три дня ест! Мой дед, говорят, через три дня ел. И за это его в нашем семействе считали богачом. Мой отец ел через пять дней на шестой. А я ел каждую неделю. Эту неделю, впрочем, пропустил!

– Ах, будь прокляты его кишки! – схватился за голову Пепе. – На какого негодяя целую курицу стравил! Что ж мне теперь с тобой сделать? На, подержи нож, я распояшусь. Вот тебе пара сольди. Иди в деревню, поешь.

Человек схватил деньги и пустился бегом. А Пепе подумал:

«Если я буду разбойничать, – придется самому околеть с голода!»

И Пепе пошел, посматривая, – не видно ли по дороге купца. Как вдруг из куста высунулся ствол карабина, и такой голос, что у Пепе забились и задрожали жилы в пятках, – гаркнул из-за куста:

– Ни с места! Ложись!

Пепе попробовал было пробормотать:

– Я сам разбойник!

Но ствол ружья гулял взглядом у него по груди, словно рассматривая, где сердце.

– Ложись!.. Да не так, дурак! Лицом к земле. Вот этак! Теперь закрой лицо руками и лежи, пока я тебя не обшарю!

– Я щекотки боюсь!

– В первый раз в жизни вижу осла с короткими ушами. А смерти не боишься? Лежи, пока башку не расколотил.

И хоть было щекотно, но Пепе лежал, пока бандит ему развязывал пояс.

– Ишь напутал! Ишь напутал! А денег всего восемнадцать сольди! Видно, что глуп! С такими деньгами в дорогу идет. Вот и пояс я тоже возьму себе. Такому дураку нож оставлять. Теперь лежи и считай до пятисот. Да считай не торопись. Сосчитаешь, – можешь встать. Иди смирно, живи благочестиво. О встрече никому не говори. А утром, в полдень и вечером молись пресвятой деве за Луиджи. Будешь помнить имя?

– Буду!

Пепе полежал, сосчитал до тысячи, стараясь считать медленней. Сосчитал еще до пятисот, открыл один глаз. Никого. Встал, огляделся, ни души кругом.

Пепе помолился мадонне за Луиджи и пошел в Кальтаниссетту к святому отцу-епископу исповедоваться. – Что же теперь ему, Пепе, остается делать? Святой отец в Кальтаниссетте славился своею мудростью.

Пепе пришел к нему и заплакал:

– Так человек может и погибнуть. А я все-таки христианин. Когда был мальчиком, служил даже при церкви и всю мессу наизусть знаю. Святой отец ответил:

– Расскажи нам свое горе, а мы тебе, как нам святая Анна поможет, так и посоветуем. Чем ты теперь занимался, сын мой?

– Я был разбойником.

Святой отец покачал головой и сказал:

– Это нехорошо.

– Только я никого не ограбил. Меня ограбили.

Святой отец покачал головой и сказал:

– Это для души гораздо лучше.

Пепе вздохнул:

– Для души-то хорошо, телу только скверно. И зачем у души, словно у собаки хвост, тело выросло? Душа – огонь, тело – как дым. От души в доме тепло, а дым, будь он проклят, глаза ест!

Святой отец сказал:

– Ты рассуждаешь довольно правильно, и видно, что не совсем глупый человек. Скажи нам, что ж ты думаешь делать?

– Да делать, святой отец, я умею, что угодно. Только ничего не выходит. Занимался я до разбойничества землею. Как все соседи. Только у них растут апельсины, лимоны, виноград, – а у меня кактусы.

– Зачем же ты сажал кактусы? – удивился святой отец.

– Да я сажал апельсины, а вырастали кактусы!

Святой отец задумался:

– Гм… Сын мой!.. Не легко приискать тебе, в таком случае, занятие. Мы знаем еще только одно дело, где сажают апельсины, а вырастают кактусы. Вот что! Мы сделаем тебя патером.

– Меня?! – изумился Пепе.

– Тут есть одна деревушка. Когда как-то карабинеры поймали оттуда одного крестьянина по обвинению, что он разбойничает, – так добрый человек даже рот раскрыл от изумления: «Разве не все люди разбойники?» Туда, по чистой совести говоря, никто и идти не хочет. Ты говоришь, что мессу наизусть знаешь? Отправляйся-ка туда. Растолстеть ты там не растолстеешь. Но и с голоду не умрешь. И жизнь человеческая не пропадет. Вот тебе наше благословение.

Дали Пепе старенькую сутану, войлочную шляпу и пошел Пепе во вверенную ему деревню.

Деревенька была маленькая, но перед мадонной посреди улицы всегда горело свечей десять, – не меньше.

– Эге! – сказал себе Пепе. – Тут кой-что сделать можно.

Редкий день к нему не приходили исповедоваться.

– Я сегодня на заре человека у дороги зарезал. Что мне теперь делать, отец?

Пепе качал головой и говорил:

– Нехорошо!

Долго разъяснял, как скверно у людей отнимать жизнь.

– Тебе было бы приятно, если бы тебя зарезали?

И назначал:

– Положи тысячу поклонов, – или две, или три, – и больше не режь!

Тот клал поклоны, а потом шел и поджигал солому у соседа. Пепе говорил поучения, как не следует брать чужого, враждовать между собой и людей убивать. Его слушали и даже плакали.