После этой встречи я долго корила себя, что сразу не ответила ей чего-нибудь остренького и разрабатывала план на следующий год. Вот, мол, приеду и скажу ей:

«Здравствуйте, как вас зовут, что-то я подзабыла?»

Или так:

«Привет, я Юлья, если вы, конечно, меня помните».

Но потом передумала. Да, был бы 1:1, ничья, и может быть я бы даже победила. Но кому это надо? В чем прелесть этой победы? Зачем мне утирать ее турецкий нос?

И вроде история, как история. Ничего сверхъестественного. Ясно одно – у них свой уклад и своя картина мира, в которую я, скорее всего, не вписываюсь.

Я вижу их не так часто. Можно и потерпеть. Это я так себя успокаиваю. Настраиваю. Мне пофиг-пофиг-пофиг. Повторяю про себя, как мантру.

Но вернемся в то время, когда я еще не знала никого из его родных.

Через год наших отношений мой турок засобирался домой в Стамбул. Время от времени нужно было выезжать из страны, чтобы продлить документы, необходимые для работы. Это время подошло летом 2007.

Честно признаться, меня никто не приглашал ехать вместе с ним. Хотя я ждала приглашения и всячески ему намекала. Когда я поняла, что намеки в стиле «О, как я хочу прогуляться однажды по берегу Босфора» не работают, сказала прямо:

«Я еду с тобой!»

Он обещал подумать.

«Что тут думать, не унималась я?» – и постоянно доставала его этим вопросом.

Через пару недель он сдался. И «пригласил» меня ехать с ним. Какая неожиданность, правда? Только с одним условием – едем не в отель, а прямо к его родителям.

«Ноу проблем!» – ответила, я и сама испугалась тому, на что решилась.

«Это будет твоим экзаменом по турецкому!» – радостно произнес он.

Напомню, я не прекращала учить турецкий весь год. Кое-как могла складывать простые фразы, которых, как он утверждал, хватило бы для знакомства с его турецкой мамой.

Подготовкой моей первой поездки в Стамбул занималась вся моя русская сторона. Каждый хотел передать «сватам» что-то от себя. Так наши чемоданы заполнились красной икрой и рыбой, хохломой, гжелью и пуховыми платками, носками и шоколадными конфетами «Бабаевский». Кто-то даже пытался впихнуть туда водку, но я решительно выложила ее перед самым отъездом. «Порядочные русские девушки алкоголь не привозят».

Сразу скажу, чтобы не останавливаться на этом дальше, красную рыбу и икру никто не оценил. Наоборот, брезгливо затыкали нос и убирали блестящие баночки и жирную рыбу, завернутую в газету (!) подальше от себя. Рыбу турки любят исключительно свежую. Кстати, при виде мороженой рыбы у нас в России они тоже удивленно поднимали брови и округляли глаза. Так что рыбу и икру в первый наш приезд мы ели с моим турком сами и больше ничего подобного никогда не привозили.

Остальное турки приняли с удовольствием и поставили в «витрину». Так они называют полки в шкафах с прозрачными дверями, где посуда стоит для красоты. Туда же угодила моя гжель вместе с хохломой.

Сама я тоже готовилась к поездке. Кроме штудирования турецких фраз, сходила в парикмахерскую и сделала себе ультра-, как мне казалось, модную прическу и окрашивание, при виде которой на фото, меня до сих пор распирает от смеха.

Это была стрижка под «каре» с двуслойным окрашиванием. Нижний слой – темно-шоколадный, верхний – жгучий блонд. Мои волосы не отличаются густотой, поэтому нижний слой было очень хорошо видно сквозь верхний. Эта прическа вызывала недоумение у турков, которые пытались уточнить, не забыл ли мой парикмахер доделать начатое – покрасить меня или в тот, или в другой цвет. Турки вообще не стесняются задавать вопросы, касающиеся внешности или личной жизни. Это нормально, так что не пугайся.

Накануне поездки меня трясло не по-детски. Хотелось сдать билет и спрятаться где-то под кроватью. Но отступать было некуда. За нами Москва, точнее Липецк. Русские не сдаются. Да, наверное…

В Стамбуле

Стамбул встретил нас душной влажностью и ярким слепящим солнцем. Аэропорт «Ататюрк» пестрил национальностями и оглушал акцентами и диалектами. Мы получили багаж, вызвали такси и направились в пункт назначения – дом бабушки моего турка, где уже, по его сведениям, собралась вся семья и ждала его и «ту самую русскую».

Мы въехали в небольшой райончик с низкорослыми трех- и четырехэтажными зданиями, похожими на современные таун-хаусы в пригороде больших городов. Быстро поднялись на второй этаж и остановились у старой тяжеловесной на вид двери.

«Готова?» – спросил меня мой турок и нажал на звонок.

Я кивнула и, отвернувшись, перекрестилась. Так страшно мне никогда еще не было. Кстати, о крестике. Его я сняла по просьбе своего турка, чтобы не задавали лишних неудобных вопросов. В тот момент я начала догадываться, что принять им меня такой, какая я есть, будет непросто.

Дверь открыла низкорослая темноволосая женщина лет 50. Она издала радостный визг и бросилась с объятиями к моему турку. Это была его anne или по-русски «мама». Я видела ее на фотографиях в соцсетях.

«Mehabalar!» – произнесла я заученное слово, которое обозначало вежливое, но неформальное приветствие.

Мама кивнула, бегло окинула меня взглядом, пожала мою руку и жестом пригласила войти.

Разуться предложили у самого входа, но за порогом, прямо на этаже, где уже стояла целая гвардия разномастных тапочек, балеток, кроссовок. Я не могла даже примерно сосчитать, сколько человек встречу в этом доме. А еще меня удивило, что турки, оставляя обувь за дверью, не боятся, что их обувь кто-то украдет или испортит. Этого просто не может быть.

Мы вошли в гостиную с большими окнами, завешенными плотными шторами, пропускающими лучи солнца, но не дающие видеть, что происходит внутри. По четырем сторонам комнаты я увидела ровно, словно по линейке, расставленные диваны, кресла и стулья. В центре, у одной из стен стояло грузное бархатное кресло фисташковое цвета с кипельно белой салфеткой на спинке.

На кресле, словно на троне, восседала пожилая женщина с добрыми, как мне казалось, и голубыми глазами. Ее голова была покрыта пестрым платком, а из-под длинного в пол платья виднелись меховые тапочки.  Это была anaaanne – бабушка моего турка по материнской линии.

К слову, бабушку по отцовской линии, которую я никогда не видела, в Турции называют babaanne, что означает дословно «мать отца». Зато сразу всем понятно, чья бабушка и не нужно даже запоминать имен.

От этой женщины в годах веяло чем-то очень своим и добрым. Ее звали Рефие и даже через годы я чувствовала, что она относится ко мне даже с большей симпатией, чем остальные родственники моего турка.

Мы подошли к ней. Он поцеловал ее руку, я хотела сделать то же. Традиция такая – целовать руки старшим и прикладываться лбом. Очень похожее, как у нас в церквях просят благословения у батюшки. Я потянулась к ее руке. Она посмотрела на меня и сказала:

«Gerek yok, kızım!» – что значит «не надо, дочка!»

Она обеими руками потянулась ко мне, чтобы обнять. Рефие единственная из всей семьи никогда не по      давала мне руку для поцелуя, словно чувствуя, что я испытываю неловкость. А я действительно чувствовала себя очень нелепо.

По обе стороны от бабушки расположились тетушки, лиц которых я уже почти не помню. Были и дети. С визгами они бросились к моему турку, который в ответ на поцелуи и объятия дарил им русские сладости.