У пожилой женщины была одна особенность, уха правого почти не было, у моей мамы тоже слегка уродливое правое ухо. Это врожденное.

Я со своей бабушкой не был знаком, мама меня поздно родила, в тридцать восемь лет, бабушки уже в живых не было. Мама никогда ничего не рассказывала про нее. Так, вскользь. Будете удивлены, но ни имени бабушки, ни имени дедушки я до того дня не знал.

В общем, на следующее утро я позвонил маме в Красноярск и все рассказал. Мама сказала:

– Алеша, тебе приснилась твоя бабушка Светлана Алексеевна. У нее также, как и у меня, было уродливое ухо, – мама помолчала недолго, видимо решая, говорить или нет дальше, но решилась, – Алешенька, забирай девочку. Думаю, она твоя. Действительно, хватит нашим детям по детдомам обретаться.

И мама шокировала меня рассказом о том, что бабушка в свое время сдала ее в интернат, мама приходила домой только раз в неделю.

А еще мама сказала, что у меня есть старшая сестра Наташа, мама ее тоже в интернат отдавала. Когда я родился, ей уже девятнадцать лет было, и она была замужем. Сестра обижалась на маму, впрочем, ровно также, как и моя мама на свою. Наташа до сих пор не общается с мамой, а моя мама не общалась со своей.

В тот же день я бегом побежал в районный приют. Светочку, – Алексей улыбнулся, – ну она тогда конечно не была Светочкой, мне показали сразу. Я отогнул уголок шапочки, правое ушко было не сформировано. Для меня это решило все, и никакая экспертиза не нужна, я хотел ее тут же забрать, но не тут-то было, – Алеша замолчал. – Можно я не буду вам рассказывать о своих мытарствах?

– Конечно, конечно, – быстро согласилась Ирина Степановна и добавила, – ты большой молодец! Я бы гордилась тобой, будь я твоей мамой.

– Правда? – в глазах Алексея блеснула надежда на то, что хоть кто-то может им гордиться. – Знаете, Ирина Степановна, а я себя все время виноватым чувствую перед Катей, перед Светочкой. Наверное, все могло быть по-другому. Катя не доедала, тяжело работала, никто о ней не заботился. Видно, потому роды проходили так тяжело, и нашего сына не смогли спасти.

Ирина Степановна взяла руку Леши в свои морщинистые руки:

– Не тревожься об этом. Все случилось так, как должно было случиться. Света с тобой, у нее есть папа, бабушка. Это очень важно для ребенка. А у Кати такая судьба. Свете обязательно расскажи о ее маме!

– Да я ничего не знаю о Кате, рассказать будет нечего.

– А вот и узнай! Подруги остались, попроси у них ее вещи, фотографии, может какие-то бумаги, письма, документы, украшения, пусть дешевенькие, но они будут очень важны для Светы как память о ее маме. Может быть ты что-то узнаешь, не обязательно важное. Самый простой рассказ станет для твоей дочки свидетельством того, что ее мама когда-то была такой же девочкой как она. Жила, смеялась, грустила, дружила, любила. Пусть у тебя будет хотя бы по одному рассказу каждый год для твоей доченьки о ее мамочке.

– Как же я сам-то не подумал! – словно прозрел Алексей, – ну конечно! Обязательно, как приеду, поговорю с девчонками. Спасибо вам, Ирина Степановна, – парень в порыве обнял старушку.

Она не противилась, прижала его к себе.

– Спасибо тебе, что поделился!

Через некоторое время все купе проснулось, Света и Максим спустились вниз, позавтракали.

Маленькая Светочка оказалась замечательным, славным, улыбчивым и спокойным ребенком, с ней не было никаких проблем. Она улыбалась всем, шла на ручки, шумно гулила и с аппетитом кушала.

Алексей был весел, много шутил, и вообще, компания подобралась замечательная. До самого Красноярска ехали дружно, громко смеялись, рассказывали анекдоты.

Максим, конечно, не продолжал свой рассказ, потому что Алексей не знал его начала, да и как-то неуместно было, поэтому когда Лешу с ребенком проводили, Света и Ирина Степановна в один голос воскликнули:

– Давай дальше.

Непутевая мать

В Красноярске никто не подсел, поэтому Максим спокойно мог продолжить историю, хоть и было уже достаточно поздно.

– Может спать ляжем? – робко заикнулся он.

– Нет! – женщины грозно на него посмотрели.

– Хорошо, хорошо, – деланно-испуганно отмахнулся парень и продолжил рассказ.

– Врач позволил мне остаться рядом с бабушкой. Положили ее в инсультный центр, у нее действительно случился этот страшный недуг. Но утром она пришла в себя и очень обрадовалась, увидев меня! Временами она, конечно, говорила какие-то странные вещи, но в целом мозг работал хорошо, она все помнила и вот, что мне рассказала.

Примерно через месяц после моего отъезда появилась моя мать. Да-да, единственная женщина среди алкашей была она – моя мать.

Бабушка наконец-то призналась мне, что Лариса перенесла в юности очень сложную операцию. Реабилитационный период был крайне тяжелый и долгий, и ей давали много обезболивающих препаратов, а, выписавшись домой, она стала злоупотреблять ими, превратившись в зависимую. Затем начала прикладываться к бутылке: кто-то посоветовал, вроде спиртное усиливает эффект препаратов. Быстро нашлись алкаши-собутыльники, и Лариса стала все выносить из дома. Потом беременность, потом появился ребенок – я.

Конечно, все заботы обо мне на себя взяла бабушка, а Лара катилась по наклонной плоскости.

****

Когда бабушка рассказывала все это внуку, Максим вдруг отчетливо вспомнил: дом, двор, собака. Она казалась ему тогда огромной. Он играл с ней маленьким розовым мячиком: кидал, а собака приносила и просила бросать снова, шумно лая.

На эти звуки из дома пошатываясь вышла мать. Собака, поджав хвост, сразу спряталась, ей нередко доставалось от пьяной Ларисы, да и трезвая она ее не жаловала, могла пнуть или даже схватить камень и кинуть в животное.

Максим стоял около крыльца с мячиком в руках. Мать отвесила такую затрещину, что мальчишка отлетел в открытую сараюшку, там напоролся на гвоздь.

Максим потрогал затылок, нащупав рубец, бабушка уловила этот жест:

– Вспомнил, Максюша? – ласково спросила она и заплакала.

Парень позвал врача, бабушке сделали укол, и она уснула.

Продолжение истории рассказывала в течение некоторого времени урывками, Максим не позволял больше так расстраиваться.

После того случая мать стала частенько бить Максима, бабушка защищала как могла, но однажды она и бабушку ударила. И с тех пор Максим с бабушкой ходили в синяках и ссадинах. В стране уже был беспредел, но это была глубинка, и прежние законы, а особенно привычки, еще действовали.

Участковый был очень хороший. Вот он как-то и зашел на огонек. Лариса была пьяная, но не настолько, чтобы не понять, что донес до нее капитан.

– Послушай-ка сюда, Лариса Афанасьевна, двадцати трех лет от роду, незамужняя и безработная, с вредными привычками. Если ты еще хоть раз пальцем тронешь мать или сына, я тебя посажу, и свидетелей много найдется.

Это и был приговор для Лариски. Она, видимо, уже настолько привыкла драться, что не могла без этого. Участкового испугалась и мать с сынишкой больше не трогала, но руки чесались.

Через пару месяцев она подралась с такой же алкашкой как сама и убила ее. Забулдыге, подскочившему на подмогу, она вставила огрызок бутылки в глаз, нанеся тяжелое увечье.

В общем, в тот же вечер оказалась Ларка в местном обезьяннике, а еще через пару месяцев на зоне, с которой явилась тогда, когда Максим уехал на учебу.

– Ну вот, теперь ты все знаешь, – глубоко и как-то даже с облегчением вздохнула бабушка.

– Про отца спрашивать, я так понимаю, бессмысленно! – угрюмо констатировал Максим.

Бабушка промолчала, все было понятно: отцом мог оказаться любой из тех, кого привечала Ларка, а привечала она многих.

– Что делать будем, Максимушка? – бабушка заплакала снова.

– Не тревожься, я решу этот вопрос.