— Но ведь я уже говорил, что вы и не собирались убивать мистера Реута. Вы желали смерти брата, который столько лет держал вас железной рукой. Вы знали, что в случае его смерти обретете свободу. Все было очень просто. Вы обговорили подробности убийства, при котором вы должны были создать алиби. Скорее всего вы договорились, что скажете, что вас разбудил сэр Гордон в шесть, а потом вы работали в фотолаборатории. А потом спустились вниз и застали мистера Реута уже холодным… Тем временем ваш план был еще проще. Спуститься вниз в четыре под предлогом подготовки к приходу Реута, подать сэру Гордону кофе с цианистым калием, а потом, удостоверившись, что все прошло как надо, подняться к себе и лечь спать.

— Хорошо, что у вас нет никаких доказательств… — Цирил выбил трубку и набил ее снова. — Иначе, при вашей фантазии, вы могли бы и впрямь надеть на меня наручники.

— Но неужели вы не понимаете, что если сэр Гордон хотел убить мистера Реута, то вы единственный человек, который мог убить сэра Гордона? Только вы кроме покойного знали об убийстве. Только вы кроме покойного и Реута знали, что встреча назначена на шесть. Если бы вы не были посвящены в планы сэра Гордона, он не стал бы звать вас к себе вместе с Реутом в шесть утра. Вы были бы единственным свидетелем смерти Реута. Вы знали о Реуте и Сильвии, получали выгоду от смерти Гордона, — ведь вы его ненавидели, вы могли написать письмо номер один, и таким образом все полностью вписывается в мою гипотезу, в которой нет ни одного слабого пункта. Но были другие моменты, которые я не прояснил и которые тоже должны были соответствовать картине в целом. Когда все стало выясняться, я задумался над ручкой окна. Я никак не мог понять, кто и для чего стер на ней следы. Сэр Гордон не стирал, убийца мог, но для чего ему это было нужно?

— Но ведь, — вмешалась Агнесс Уайт, — чтобы вытереть ручку, вовсе не обязательно открывать окно.

— Да, благодаря счастливому стечению обстоятельств, мы знали, что вы, мисс Уайт, были там, открыли окно, закрыли его и ушли, не вытерев ручки. Следовательно, было ясно, что кто-то позднее стер отпечатки пальцев. Этим человеком мог быть только убийца. Но зачем ему нужно было это делать? Он ничего не выбросил в окно. Ему ничего не подавали.

— Может быть, он хотел проветрить комнату, — наивно сказала Агнесс.

— Браво… Но после чего? После приготовления кофе? Нет… Убийца мог открыть окно только для того, чтобы ликвидировать следы своего присутствия.

Он замолк.

— Как это? — не поняла Сильвия.

— Ну, например, чтобы выпустить дым…

— Дым… Но ведь никто из нас… — Сильвия вдруг замолчала и посмотрела на Цирила. У Реута был совершенно ошеломленный вид.

— Чушь, — сказал Цирил Бедфорд, — только я курю из всех живущих в доме, а я не открывал окна.

— Ба… — Джо встал, подошел к дверям кабинета и поднял палец. — Она нам говорит совсем другое… Прошу вас…

И он вошел в кабинет. За ним двинулись все присутствующие.

— В чем дело? — Идя вслед за Алексом, Цирил подошел к окну.

— Бражник Мертвая голова. Она влетела сюда, когда вы открыли окно. Вы не отодвинули занавески, потому что боялись, что вас кто-нибудь заметит снаружи…

— Чушь! — Цирил снова пожал плечами. — Мертвая голова — ночная бабочка, и она не могла влететь сюда. Ведь было уже совсем светло.

Он вдруг замолк и ударил себя ладонью по губам.

— Вот именно, — сказал Алекс и покачал головой. — Было светло. Это вы сказали сами, мистер Цирил Бедфорд.

Цирил Бедфорд бросился к окну, но, наткнувшись на решетку, остановился. Всем своим огромным телом он навис над хрупкой фигурой Алекса.

— Спокойно… — Паркер стоял совершенно неподвижно. Длинный вороненый ствол пистолета в его руке не шевельнулся, когда он сказал это.

Цирил Бедфорд некоторое время колебался, потом его длинные тяжелые руки упали.

— Ладно… сдаюсь, — сказал он. — Но как она могла влететь. Ведь действительно было уже светло?

— Скорее всего какой-нибудь добрый дух посадил ее туда, — буркнул Алекс.

Через полчаса, когда умолкла сирена тюремной машины, Паркер, надевая плащ, взглянул на штору и сказал:

— Послушай, она до сих пор сидит там…

— И будет сидеть до страшного суда, если я ее не сниму. — Джо подошел и кончиками пальцев снял бабочку со шторы.

— Она неподвижна… — Беньямин Паркер подошел и склонился над бабочкой, которую держал Алекс.

— Еще бы… Мертвые, как тебе известно, всегда неподвижны. — Джо осторожно взялся за булавку, которой была проткнута бабочка, подошел к витрине и приколол бабочку на пустующее место, сказав: — Это та самая. Она немного помогла нам, хотя и без того у нас были все доказательства. Но лучше, если преступник сразу сознается сам. Тогда, по крайней мере, можно выспаться.

— Неужели ты в такое время ляжешь спать? — Паркер взглянул на часы. — Уже десять!

Алекс наклонился к его уху и сказал шепотом:

— Все прошло так гладко, что я сам чувствую себя, как ночная бабочка. Могу проспать весь день, а потом всю ночь шляться. Спокойной ночи, Бен. С завтрашнего дня можешь называть меня Джо Атропос!

И, посмеявшись, он вышел из комнаты. Заместитель шефа следственного отдела уголовной полиции Скотленд-Ярда услышал, как вдалеке хлопнула входная дверь, потом на садовой дорожке он увидел худощавую фигуру Алекса, приближавшегося к калитке. Полицейский отдал ему честь. Потом калитка закрылась, и Джо исчез.

— Господи, Боже, — прошептал Паркер и потер ладонью лоб. — Его жена наверняка никогда ему не изменит, а если изменит и он вознамерится убить ее или любовника, мы никогда не раскроем этого преступления…

Он нахмурился, но вскоре лицо его прояснилось.

К счастью, Джо Алекс не был женат.