Воспоминания о тетушке Промиле
Ему было пять или шесть лет или, может, только четыре – этого Рахул никогда не мог вспомнить. Однако он прекрасно помнил, что считал себя достаточно взрослым, чтобы самостоятельно ходить в мужской туалет. Однако тетя Промила брала его с собой в дамскую комнату, а также в свою кабинку. Он говорил ей, что в мужском туалете есть писсуары и что мужчины писают стоя.
– Я лучше знаю, как пи́сать, – говорила она.
В клубе «Дакворт» дамская комната страдала от нашествия слоников; в мужском туалете декор (в духе охоты на тигра) был гораздо менее навязчивым. Например, в кабинках дамской комнаты на внутренней стороне двери была полочка, которая прихлопывалась к ней. Полочка откидывалась с помощью ручки, чтобы дама могла положить на нее свою сумочку или то, что у нее было в руках. Ручка представляла собой кольцо, надетое на крепящийся к двери крюк в виде хобота слона.
Промила поднимала юбку и стягивала к коленям панталоны; затем она опускалась на сиденье унитаза, и Рахул – также спустив свои штанишки и трусики – садился ей на колени.
– Дерни за слоника, дорогой, – говорила ему тетя Промила, и Рахул, наклонившись вперед, дотягивался до кольца на дверной полке, надетого на основание слоновьего хобота. У слона не было бивней; Рахул полагал, что в целом слону не хватает правдоподобия, – например, не было никакого отверстия на конце хобота.
Первой мочилась Промила, затем Рахул. Он сидел на коленях у своей тети, слушая звук ее струи. Когда она подтиралась, он чувствовал, как тыльной стороной ладони она касается его голой попы. Затем ее рука оказывалась возле его паха и направляла маленький пенис вниз. Писать, сидя у нее на коленях, было довольно неудобно.
– Не писай мимо, – шептала она ему на ухо. – Поаккуратней!
Рахул старался быть аккуратным. Когда струйка кончалась, тетя Промила вытирала ему пенис туалетной бумагой. Затем она ощупывала его пенис.
– Давай-ка проверим, что там у тебя сухо, дорогой, – говорила Промила. Она не отпускала пенис, пока он не твердел. – Да ты уже большой мальчик, – шептала она.
Затем они вместе мыли руки.
– Горячая вода, как кипяток, – обожжешься, – предупреждала его тетя Промила. Они стояли вместе перед раковиной, украшенной невероятным орнаментом. Кран был в виде головы слона. Вода лилась из хобота пучком расходящихся струек. Один бивень поднимался для горячей воды, другой – для холодной. – Включи сначала холодную воду, дорогой, – говорила ему тетя Промила. Она разрешала Рахулу пользоваться обоими бивнями; он же поднимал и опускал только бивень для холодной воды. – Не забывай мыть руки, дорогой, – говорила тетя Промила.
– Да, тетя, – отвечал Рахул. То, что тетушка предпочитала холодную воду, говорило о ее возрасте; должно быть, она помнила времена, когда в клубе еще не было горячей воды.
Когда он стал старше, в возрасте восьми-девяти лет, а может, и десяти, Промила отвела его к доктору Лоуджи Дарувалле. Ее беспокоило то, что она называла необъяснимой безволосостью, – что-то в этом роде она и высказала доктору. Оглядываясь назад, Рахул понял, что он разочаровал свою тетю – и не один раз. Рахул также понял, что разочарование Промилы было сексуальным; его так называемая безволосость была тут ни при чем. Но не могла же Промила пожаловаться доктору Лоуджи Дарувалле на размер пениса у своего племянника или на его слишком кратковременную эрекцию! С вопросом, не импотент ли на самом деле Рахул, придется подождать, пока ему не станет двенадцать или тринадцать лет, тогда его осмотрит старый доктор Тата.
Оглядываясь назад, Рахул понимал, что его тетя в основном интересовалась, был ли он вообще импотентом или импотентом только с ней. Естественно, она не сказала Тате, что неоднократно и без всякого успеха пыталась вступить в сексуальный контакт с Рахулом; она дала понять, что сам Рахул был обеспокоен тем, что не в состоянии поддерживать эрекцию в контакте с проституткой. Ответ доктора Таты также разочаровал Промилу.
– Возможно, проблема в этой проститутке, – сказал тогда старый доктор Тата.
Много лет спустя, задумавшись о своей тетке Промиле, Рахул вспомнит об этом. Возможно, дело было действительно в этой проститутке, подумает он; возможно, он вовсе и не был импотентом. Учитывая все обстоятельства, теперь, когда Рахул стал женщиной, так ли уж все это важно? Он искренне любил свою тетушку Промилу. Что касается мытья рук, Рахул никогда не забудет того слона с поднятым бивнем; но он предпочитал мыть руки в горячей воде.
Бездетная пара ищет Рахула
В ретроспективе производит впечатление то, как заместитель комиссара полиции Пател догадался, что Рахула с Индией связывают деньги родственников. Детектив полагал, что наличием в Бомбее такого богатого родственника и объясняются редкие, но периодические визиты убийцы. В течение пятнадцати лет его жертвами, помеченными рисунком подмигивающего слона, становились проститутки из публичных домов Каматипуры или с Фолкленд-роуд и Грант-роуд. В течение двух или трех недель совершались два или три убийства, а затем ни одного – на протяжении девяти месяцев или года. В жаркую пору убийств не было. Обычно убийца действовал в более благоприятное время года – и никогда перед или во время муссонных дождей. Лишь первые два убийства в Гоа пришлись на жаркий месяц.
Больше ни в одном из индийских городов убийств с рисунком слоника не отмечалось, из чего детектив Пател сделал вывод, что убийца живет за границей. Без особого труда он узнал и о сравнительно небольшом количестве подобных же убийств в Лондоне. Хотя жертвы там и не принадлежали к индийской диаспоре, они всегда были либо проститутками, либо студентками – последние обычно имели артистические наклонности, принадлежали к богеме либо отличались еще какими-то особенностями. Чем больше заместитель комиссара занимался этим делом и чем сильнее любил Нэнси, тем больше он осознавал, что она чудом осталась в живых.
Но с течением времени сама Нэнси все меньше и меньше видела в своей жизни поводов быть счастливой. Поначалу крупная сумма немецких марок в дилдо позволяла Нэнси и молодому инспектору чувствовать себя вполне комфортно, тем не менее вскоре они стали осознавать, что из-за этих денег пошли на непозволительный компромисс со своей совестью. Незначительную часть суммы, равную украденной из хозяйственного магазина, Нэнси отослала родителям. Она думала, что это лучший способ стереть прошлое, но чистоте ее намерений мешал ее новообретенный крестовый поход за справедливостью. Деньги должны были вернуться в магазин, но, отправляя их своим родителям, она не могла не назвать тех людей (из отдела поставки кормов и зерна), которые заставляли ее чувствовать себя грязью. Пусть ее родители, узнав, как топтали там их дочь, сами решат, стоит ли восполнять магазину убытки.
Таким образом, Нэнси поставила родителей перед моральной дилеммой, что имело последствия, противоположные тем, на которые она рассчитывала. Она не стерла свое прошлое; она возродила его в сознании своих родителей, и в течение почти двадцати лет (пока они не умерли) ее отец и мать добросовестно описывали ей свои терзания в Айове, постоянно уговаривая ее приехать «домой», но отказываясь посетить ее. Нэнси так и не узнала, как они распорядились деньгами.
Что же касается молодого инспектора Патела, то и он, прежде неподкупный полицейский, тоже нанес небольшой урон сумме дойчмарок Дитера, дав первую и последнюю в своей жизни взятку. Это была просто обычная сумма, необходимая для продвижения по службе, для занятия прибыльной должности, – и нужно помнить, что Виджай Пател был не из Махараштры. Чтобы из инспектора отдела Колаба стать заместителем комиссара криминального отдела Главного полицейского управления на Крауфорд-Маркет, от гуджарати требовалось то, что называется «подмазать». Но по прошествии многих лет и наряду с безуспешными попытками найти Рахула взятка оставила неизгладимый след в самосознании заместителя комиссара. Цена вопроса была разумной, отнюдь не сумасшедшей; и вопреки приводящим в ярость экранным фантазиям об Инспекторе Дхаре в полиции Бомбея без небольшой взятки действительно нельзя было рассчитывать хоть на какое-то продвижение по службе.
