Принимая во внимание текущий час, доктор Дарувалла позвонил детективу Пателу домой. Фаррух размышлял над тем, что Пателов полно в Гуджарате; много их было и в Африке. Он знал гостиничного Патела и Патела из универмага в Найроби. Но он знал только одного Патела, который был полицейским, – и Фарруху, как назло, на звонок ответила Нэнси. Она всего лишь сказала «алло», но одного этого слова было достаточно, чтобы Фаррух узнал ее голос. Доктор Дарувалла был слишком изумлен, чтобы ответить, но его молчание говорило само за себя.

– Это доктор? – спросила Нэнси в своей привычной манере.

Доктор Дарувалла подумал, что было бы глупо повесить трубку, но целое мгновение он не мог решить, как поступить. Он знал по собственному удивительному опыту долгого и счастливого брака с Джулией, что совершенно необъяснимо, почему людей тянет друг к другу и что их удерживает вместе. Если бы доктор знал, что отношения между Нэнси и детективом Пателом были глубоко завязаны на дилдо, ему бы пришлось признать, что в вопросах сексуальной приязни и совместимости полов он понимает гораздо меньше, чем полагал. Доктор подозревал, что в его с Джулией отношениях с обеих сторон имел место межрасовый интерес друг к другу – оба они это, несомненно, чувствовали. И по поводу странного случая Нэнси и заместителя комиссара Патела доктор Дарувалла также предположил, что за образом плохой девушки Нэнси, возможно, скрывается девушка с добрым сердцем; доктор легко мог представить себе, что Нэнси захотела полицейского. А касательно того, что привлекло заместителя комиссара в Нэнси, тут Фаррух, как правило, отдавал предпочтение светлому цвету кожи. В конце концов, сам он обожал белокожесть Джулии, а она даже не была блондинкой. Что прошло мимо внимания доктора, изучавшего различные материалы для фильмов об Инспекторе Дхаре, так это черта, характерная для многих полицейских, – любовь к покаянию преступников. Бедный Виджай Пател обожал чистосердечные признания, а Нэнси ничего от него не утаила. Она начала с того, что вручила ему дилдо.

– Вы были правы, – сказала она ему. – Он развинчивается. Только стык был залит воском. Я не знала, что он открывается. Я не знала, что там внутри. Но посмотрите, что я привезла к вам в страну. – Инспектор Пател считал дойчмарки, а Нэнси продолжала: – Там было больше, но Дитер что-то истратил, а часть их украли. – После короткой паузы она добавила: – Было совершено два убийства и оставлен один рисунок.

И далее она рассказала ему абсолютно все, начиная с футболистов. Люди влюбляются по странным причинам.

Тем временем, ожидая ответа доктора по телефону, Нэнси стала испытывать нетерпение.

– Алло? – повторила она. – Кто это? Это доктор?

Всегда неспешный доктор Дарувалла все-таки знал, что на вопрос Нэнси придется ответить; просто он не хотел, чтобы на него наезжали. Бесчисленные дурацкие реплики заскакали в мозговом отсеке сценариста; это были остроты умника, то есть крутого парня, – обычный закадровый голос из старых фильмов об Инспекторе Дхаре («Плохое уже произошло – худшее еще происходит. Женщина это заслужила, – в конце концов, она могла что-то знать. Итак, карты на стол»). После такого бойкого творческого пути доктор Дарувалла явно испытывал проблемы с тем, что же сказать Нэнси. По прошествии двадцати лет трудно было заговорить как ни в чем не бывало, но доктор все-таки попытался.

– Так это вы! – сказал он.

На том конце провода повисло молчание. Как будто Нэнси ожидала от него не меньше чем чистосердечного признания. Фаррух почувствовал, что это несправедливо. Почему Нэнси хочет, чтобы он считал себя виноватым? Ему следовало бы знать, что к чувству юмора Нэнси непросто подобраться, однако Дарувалла, рискнув это сделать, свалял дурака.

– Ну и как нога? – спросил он ее. – Получше?

14

Двадцать лет

Завершенная женщина, ненавидящая женщин

Плоская и глупая шутка доктора отозвалась пустотой в телефонной трубке, поскольку Нэнси по-прежнему молчала. Ее молчание было как эхо, будто Фаррух позвонил на край света. Затем доктор Дарувалла услышал, как Нэнси кому-то сказала: «Это он». Ее голос прозвучал невнятно, да и трубку она, скорее невольно, прикрыла ладонью. Фаррух не мог знать, насколько смиренней сделали Нэнси эти двадцать прошедших лет, погасив ее энтузиазм.

Двадцать лет назад она предстала перед молодым инспектором Пателом с завидной решимостью не только передать ему дилдо и рассказать в деталях о мерзких преступлениях Дитера, но и подкрепить исповедь намерением изменить свою жизнь. Нэнси сказала, что хочет исправить допущенные ошибки, и обрисовала свои чувства к молодому Пателу настолько выпукло, что в результате настоящий полицейский долго молчал. Как Нэнси и предполагала, ей удалось пробудить в этом инспекторе сильнейшее, мучительное желание, однако он сдержался, поскольку был не только профессиональным детективом, но и джентльменом – не чета ни туповатым футболистам, ни пресыщенным европейцам. Одно было ясно: чтобы тяга друг к другу переросла в физическую близость, Нэнси самой придется сделать первый шаг.

Хотя она была убеждена, что в итоге выйдет замуж за этого идеалиста-детектива, однако ряд независящих от нее обстоятельств отдалил это событие. Например, стресс, вызванный исчезновением Рахула. Как новичок, примкнувший к борьбе за справедливость, Нэнси была разочарована тем, что Рахула не могут найти. Убийца-зенана, лишь ненадолго получивший скандальную известность в районе публичных домов Бомбея, бесследно исчез как из Каматипуры, так и из злачных мест на Фолкленд-роуд и Грант-роуд. К тому же, как выяснил инспектор Пател, трансвестит по прозвищу Милашка всегда и везде был чужим. Его ненавидели те немногие хиджры, что его знали, – однако не меньше ненавидели его и друзья из зенана.

Рахул продавал свои услуги по необычайно высокой цене, но он продавал лишь свою внешность, в которой исключительная женственность сочеталась с физической силой и корпулентностью, что делало его весьма привлекательным экспонатом для любого борделя трансвеститов. Когда посетителя заманивали в бордель, говоря, что там находится Рахул, то сексуальные услуги клиенту оказывали другие трансвеститы – зенана и хиждры. А прозвище Милашка честно отражало как способность Рахула привлекать клиентов, так и его ущербность, поскольку, только показывая себя и никому не позволяя большего, Рахул демонстрировал свое превосходство, а это оскорбляло прочих проституток-трансвеститов.

Они видели, что он был равнодушен к возмущению, которое вызывал; он также был слишком большой, сильный и уверенный в себе, чтобы опасаться их. Хиджры ненавидели его, потому что он был зенана; его приятели-зенана ненавидели его, потому что он сказал им, что намеревается себя «завершить». Но все без исключения трансвеститы-проститутки ненавидели Рахула, потому что он не был проституткой.

О Рахуле ходили в основном грязные слухи, но инспектор Пател не мог добыть никаких доказательств, что это правда. Некоторые трансвеститы-проститутки утверждали, что Рахул часто посещал женский бордель в Каматипуре. Кроме того, трансвеститы возмущались тем, что, набивая себе цену в их публичных домах на Фолкленд-роуд и Грант-роуд, он на самом деле общался со всяким сбродом. Были также некрасивые истории относительно того, как Рахул использовал женщин-проституток в Каматипуре; утверждалось, что у него никогда не было секса с девушками – он просто бил их. При этом упоминалась гибкая резиновая полицейская дубинка. Если эти слухи были верны, то избитым девушкам нечего было показать, кроме красных отметин, которые быстро исчезали и считались несущественными по сравнению со сломанными костями и прочими ранами от смертельных ударов, нанесенных более серьезным оружием. К тому же у девушек, которые, возможно, и пострадали от таких побоев, не было никакой правовой защиты. Кем бы ни был Рахул, он действовал расчетливо. Вскоре после убийства Дитера и Бет он уехал из страны.