С этими словами Рахул повернулся и пошел прочь через пляж. Доктор Дарувалла подумал, что Рахул намеренно удалялся в таком ракурсе, чтобы дать доктору наилучшее представление о своих женственных бедрах. Ягодицы Рахула также были продемонстрированы наилучшим образом, обвитые саронгом – тонкой тканью, которая, тесно облегая тело выше пояса, подчеркивала овалы его грудей. Тем не менее Фаррух критически отметил, что руки Рахула слишком велики, плечи слишком широки, предплечья слишком мускулисты… Стопы же были слишком длинными, а лодыжки слишком крепкими. Рахул не был ни совершенным, ни завершенным.

– Разве она не прелесть? – прошептала на ухо доктору Промила.

Она наклонилась над ним в гамаке, и Фаррух чувствовал, как тяжелая серебряная подвеска, главная деталь ее ожерелья, воткнулась ему в грудь. Итак, Рахул в мозгах Промилы был уже полноценной «она».

– Она кажется… женственной, – сказал доктор Дарувалла тетушке, преисполненной гордости.

– Она и есть женственна, – возразила Промила Рай.

– Ну… да, – сказал доктор.

Он чувствовал себя в гамаке, как в ловушке, с нависшей над ним Промилой, похожей на какую-то хищную птицу, будто он был ее добычей. От Промилы шел пронзительный запах – смесь сандала и жидкости для бальзамирования трупов, что-то луковое, но также и болотное. Доктор Дарувалла сделал усилие, чтобы подавить приступ тошноты. Он почувствовал, что Промила тянет к себе роман Джеймса Солтера, и схватил книгу обеими руками.

– Если это такая замечательная книга, – сказала она с сомнением, – то, надеюсь, ты одолжишь ее мне.

– Я думаю, что Мехер будет читать после меня, – сказал он, хотя имел в виду не Мехер, не свою мать; он хотел сказать – Джулия, его жена.

– Мехер тоже здесь? – быстро спросила Промила.

– Нет – я имел в виду Джулию, – смутился Фаррух.

По усмешке Промилы было понятно, что она его осуждает, как если бы его сексуальная жизнь была настолько унылой, что он путает мать с женой, – а ему еще не было и сорока! Фарруху стало стыдно, но он был также и зол. То, что поначалу огорчало в «Спорте и времяпрепровождении», теперь заполоняло его; он чувствовал себя в высшей степени мотивированным, но не в грешном порнографическом смысле. Это было что-то настолько изысканное и эротичное, что он хотел бы разделить это чувство с Джулией. Проще говоря, роман удивительным образом заставил его вновь почувствовать себя молодым.

Доктор Дарувалла воспринял Рахула и Промилу как сексуально аберрантных^[52] существ. Они нарушили его настрой; они бросили тень на то, что было написано столь же чувственно и искренне, сколь сами они были неестественны и порочны. Фаррух подумал, что должен пойти предупредить Джулию о рыскающих вокруг Промиле Рай и ее племяннике-с-грудями. Супругам Дарувалла, вероятно, придется как-то объяснить их юным дочерям, что́ не так с Рахулом. Фаррух решил в любом случае поговорить и с Джоном Д. Доктору не понравилось, что Рахулу так хочется выделить Джона Д. «из толпы».

Промила, без сомнения, уже впечатлила племянника-с-грудями своим собственным убеждением, что Джон Д. слишком красив, чтобы быть сыном Дэнни Миллса. Доктор Дарувалла подумал, что Рахул ушел на поиски Джона Д., потому что будущий транссексуал надеется увидеть в этом дорогом для доктора мальчике какие-то проблески Невилла Идена!

Промила обернулась над гамаком, как бы сканируя пляж для своей «прелести» Рахула; доктор Дарувалла использовал этот момент, чтобы взглянуть сзади на ее с замазанными морщинами шею. Он пожалел об этом, поскольку на него уставился опухолевый нарост, похожий на меланому. Доктор не мог заставить себя посоветовать Промиле показаться кому-нибудь из врачей. Во всяком случае, это не имело отношения к работе ортопеда, и Фаррух вспомнил, как недобро реагировала Промила на отговорку Лоуджи по поводу безволосости Рахула. Не поспешил ли с диагнозом отец? – подумал доктор Дарувалла. Возможно, отсутствие волос на теле было ранним сигналом того, что в половой сфере Рахула следовало что-то исправить.

Он изо всех сил пытался вспомнить тот вопрос о докторе Тате, оставшийся без ответа. Он вспомнил тот день, когда Промила и Рахул привезли старого дурака к особняку семейства Дарувалла: там еще были какие-то предположения насчет того, с какой целью Промила и Рахул были у доктора Таты. Маловероятно, чтобы ГИНЕКОЛОГИЯ-И-МАТЕРИНСТВО-ЛУЧШАЯ-ЗНАМЕНИТАЯ-КЛИНИКА-ДОКТОРА-ТАТЫ могла заняться лечением Промилы, которая никогда бы не рискнула доверить свои драгоценные части врачу с репутацией ниже среднего. Это Лоуджи предположил, что пациентом доктора Таты мог быть Рахул. «Какие-то дела по поводу безволосости», – вроде бы сказал тогда старший Дарувалла.

Теперь старого доктора Таты уже не было на свете. По велению нынешних, более скромных времен его сын, который также был акушером и гинекологом, удалил из вывески на клинике слова «лучшая» и «знаменитая», тем более как врач сын слыл таким же специалистом ниже среднего, что и его отец; в медицинской среде Бомбея его всегда упоминали как «Тата-Два». Тем не менее, возможно, Тата-Два сохранил записи своего отца. Фаррух думал, что было бы интересно узнать побольше о безволосости Рахула.

Забавно было представить себе, насколько же единодушны оказались Промила и Рахул в решении изменить пол Рахула, что они обратились не к кому-нибудь, а именно к хирургу-гинекологу. Вы ведь обращаетесь не к тому, кто специалист по органам, которые вы хотите иметь, а скорее к тому, кто разбирается в органах, которые у вас есть! Значит, понадобился бы хирург-уролог. Доктор Дарувалла предположил, что следовало бы проконсультироваться и у психиатра; безусловно, ни один ответственный врач не возьмется за операцию по смене пола по одному лишь требованию пациента.

Затем Фаррух вспомнил, что операции по смене пола в Индии запрещены, хотя это вряд ли мешало хиджре кастрировать себя; холощение являлось кастовым долгом хиджр. По-видимому, Рахул страдал не от отсутствия бремени такого «долга»; похоже, выбор Рахула был мотивирован чем-то другим – не тем, чтобы стать изолированным третьим полом евнухов-трансвеститов, а тем, чтобы стать «завершенным». Настоящей женщиной – вот кем хотел стать Рахул, по представлению доктора Даруваллы.

– Я предполагаю, это молодой Сидхва рекомендовал вам отель «Бардез», – холодно сказала Промила доктору, что заставило того вспомнить нежеланный источник той изначальной информации.

Этот молодой человек поражал Фарруха приверженностью ко всему самому модному, однако об отеле «Бардез» Сидхва говорил долго и с необузданным энтузиазмом.

– Да, это был Сидхва, – ответил доктор. – Полагаю, он и вам его рекомендовал.

Промила Рай посмотрела сверху вниз на доктора Даруваллу, лежавшего в гамаке. Казалось, что это рептилия уставилась на него, – в абсолютно холодном взгляде не было ни проблеска жалости, а только лишь беспокойство, с каким ящерица высматривает муху.

– Это я сказала ему, – произнесла Промила. – «Бардез» – это мой отель. Я приезжаю сюда уже много лет.

Ну и выбрал же я! – подумал доктор Дарувалла. Но Промила уже покончила с ним, по крайней мере на данный момент. Она просто двинулась прочь, даже без намека на какие-то там церемонии, которые можно было бы принять за знак вежливости, хотя она, конечно, обладала хорошими манерами и, когда нужно, могла их продемонстрировать в избытке.

Так что для Джулии у меня плохая новость, подумал Фаррух: два отвратительных даквортианца приехали в отель «Бардез», оказавшийся одним из их любимых мест. Хорошей же новостью был роман «Спорт и времяпрепровождение» Джеймса Солтера – очень давно книга так не захватывала его тело и разум, а ведь ему уже было тридцать девять.

Доктор Дарувалла возжелал свою жену – так внезапно, так остро, так бесстыдно, как еще никогда не желал ее, – и он подивился силе прозы мистера Солтера, которая пробудила в нем все эти чувства: она доставляла ему эстетическое наслаждение и вызывала у него нечто гораздо большее, чем просто эрекцию. Роман представлялся ему героическим актом обольщения; он оживил все чувства доктора.