Однако Фаррух знал, что даже правила клуба «Дакворт» не защищены от одной любопытнейшей лазейки. Они гласили, что если даквортианец отказывался от членства в клубе «Дакворт», то его место мог занять новый член, – данное правило действовало только в отношении живых даквортианцев; в таком случае новое членство обходилось без обычной процедуры выдвижения кандидатов в члены, без самих выборов и двадцатидвухлетнего листа ожидания. Если бы этим исключением из правила злоупотребляли, оно наверняка подверглось бы критике и устранению, но даквортианцы не отказывались от своего членства. Даже когда они уезжали из Бомбея, они продолжали платить взносы и сохранять свое членство; даквортианцы оставались даквортианцами навсегда.
Через три года после того, как доктор Дарувалла уехал из Индии – «навсегда», если только этому можно было верить, – он все еще честно выплачивал свои взносы клубу «Дакворт»; даже в Торонто доктор читал ежемесячный информационный бюллетень клуба. Но Джон Д. совершил неожиданную, неслыханную, недаквортианскую вещь – он отказался от членства. Заместитель комиссара Пател был «спонтанно принят» вместо Инспектора Дхара. Джон Д. был заменен настоящим полицейским, который (тут все согласились) отличился в «общественном лидерстве». Если и были возражения против большой белокурой жены, всюду сопровождавшей уважаемого сыщика, эти возражения никогда не были слишком очевидными, хотя мистер Сетна так и не забыл опушенный пупок Нэнси и тот день, когда она встала на стул и потянулась к механизму потолочного вентилятора, – не говоря уже о той ночи, когда она танцевала с Дхаром и покинула клуб в слезах, или когда на следующий день она в гневе вышла из клуба в сопровождении карлика, водителя Дхара.
Доктор Дарувалла узнал, что детектив Пател и Нэнси были спорным пополнением клуба «Дакворт». Но старый клуб, по убеждению доктора, был всего лишь еще одним оазисом – местом, где Нэнси могла побыть самой собой и где заместитель комиссара мог немного отдохнуть от своих профессиональных обязанностей. Так Фаррух предпочитал думать о Пателах – отдыхающих в Дамском саду, наблюдающих за жизнью, которая течет медленнее, чем жизнь, которую они прожили. Они заслужили передышку, разве нет? И хотя прошло уже три года, бассейн наконец-то был отремонтирован; в самые жаркие месяцы, до муссонов, он бы вполне подошел Нэнси.
Никогда ни слова не было сказано о том, что Джон Д. сыграл роль благодетеля Патела или отчасти ангела-хранителя Нэнси. Мало того что выход Джона Д. из клуба «Дакворт» обеспечил членство Пателу – это Джону Д. пришло в голову, что вид с балкона квартиры Дарувалла в чем-то поможет Нэнси. Не выясняя мотивов доктора, Пател перебрался в квартиру на Марин-драйв – под предлогом того, чтобы присматривать за престарелыми слугами.
В одном из нескольких безупречно напечатанных на машинке писем заместитель комиссара Пател сообщил доктору Дарувалле, что хотя оскорбительная надпись на лифте больше не появилась, после того как ее украли во второй раз, тем не менее старые слуги Дарувалла продолжали пользоваться исключительно лестницей в своих нелегких восхождениях и спусках. Старые правила не отпускали Налина и Рупу; правила не подлежали пересмотру – они переживут любые надписи. Слуги сами отказывались пользоваться лифтом – с их трагическими предрассудками ничего нельзя было поделать. Еще более глубокую симпатию полицейский выражал вору. Жилищный комитет поставил перед детективом Пателом задачу найти виновного. Заместитель комиссара довел до сведения доктора Даруваллы, что он не добился большого прогресса в расследовании этого дела, но подозревал, что вторым вором была Нэнси, а не Вайнод.
Что касается продолжающихся случаев нарушения покоя жильцов собаками первого этажа, то это всегда происходило в нечестивый час раннего утра. Жители первого этажа утверждали, что собак специально заставлял лаять жуткого вида карлик-таксист, бывший «шофер» доктора Даруваллы и отставного Инспектора Дхара, – но детектив Пател был склонен возлагать вину на разных нищих бродяг с Чоупатти-Бич. Даже после того, как в двери фойе врезали новый замок, собаки иногда сходили с ума, и жители первого этажа настаивали на том, что карлик получил возможность незаконно проникать в вестибюль; некоторые утверждали, что видели, как уезжает белый облезлый «амбассадор». Но эти обвинения были опровергнуты заместителем комиссара, поскольку собаки первого этажа лаяли в мае 1993 года – более чем через месяц после взрывов в Бомбее, в результате которых погибло более двухсот человек, а среди них и Вайнод.
Собаки все еще лают, писал доктору Дарувалле детектив Пател. Фаррух был уверен, что это их дразнил призрак Вайнода.
На дверях ванной комнаты в доме Даруваллы на Рассел-Хилл-роуд висела табличка, которую карлик украл для них. Она пользовалась большим успехом у их друзей в Торонто.
СЛУГАМ ЗАПРЕЩЕНО ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ЛИФТОМ, ЕСЛИ ОНИ НЕ СОПРОВОЖДАЮТ ДЕТЕЙ
Если оглянуться назад, то следует признать нечто жестокое в том, что бывший клоун выжил после того несчастного случая с перекидными качелями в «Большом Голубом Ниле». Похоже, боги играли с судьбой Вайнода – то, что слон закинул его на трибуны зрителей, и то, что карлик стал своего рода местной знаменитостью со своим собственным таксопарком, казалось чем-то тривиальным. И то, что карлик пришел на помощь Мартину Миллсу, который уже валялся на земле, окруженный теми беспощадными проститутками, теперь казалось скорее смешным, чем геройским. Доктора Даруваллу поразило, насколько это было несправедливо, что Вайнод погиб от взрыва бомбы в здании «Эйр Индиа».
Во второй половине дня 12 марта 1993 года рядом с выходом из офиса банка «Бэнк оф Оман» взорвался автомобиль, начиненный взрывчаткой. Одни были убиты на улице, другие – в банке, занимавшем ту часть здания «Эйр Индиа», которая была ближе всего к месту взрыва. «Бэнк оф Оман» разнесло на куски. Вероятно, Вайнод ждал пассажира, у которого были дела в банке. Карлик сидел за рулем своего такси, которое, к сожалению, стояло рядом с заминированным автомобилем. Только заместитель комиссара Пател мог объяснить, почему на улице было разбросано так много рукояток от ракеток для игры в сквош и старых теннисных мячей.
Над зданием «Эйр Индиа» на билборде, большом рекламном щите, были часы. Еще два или три дня после взрыва время на них оставалось неизменным – два часа сорок восемь минут. Странно, что доктор Дарувалла задавался вопросом: не обратил ли Вайнод внимание на время на часах? Заместитель комиссара полагал, что карлик умер мгновенно.
Пател сообщал, что жалкие активы компании «ВАЙНОД ГОЛУБОЙ НИЛ, ЛТД.» вряд ли обеспечат жену и сына карлика; но благодаря успехам Шиваджи в «Большом Королевском цирке» у молодого карлика и его матери не будет материальных проблем, а Дипа еще раньше получила значительное наследство. К ее удивлению, она была многажды упомянута в завещании мистера Гарга. (Кислотник умер от СПИДа год спустя после того, как супруги Дарувалла покинули Бомбей.) Недвижимость «Мокрого кабаре» не шла ни в какое сравнение с недвижимостью компании Вайнода. Доли Дипы в этом стрип-притоне было достаточно, чтобы она могла закрыть кабаре.
Экзотические танцы никогда не означали реального обнажения тела – настоящий стриптиз был запрещен в Бомбее. На самом деле эти танцы в «Мокром кабаре» были лишь намеком на обнажение. Клиентура, как некогда заметила Мюриэл, была там действительно мерзкой, но причина, по которой кто-то бросил в нее апельсин, заключалась в том, что экзотическая танцовщица не обнажилась. Мюриэл была стриптизершой, которая не раздевалась, подобно тому как Гарг был добрым самаритянином, которым на самом деле не был – во всяком случае, по мнению доктора Даруваллы.
Одну из фотографий Вайнода Джон Д. вставил в рамку и держал на своем столе в цюрихской квартире. На ней карлик был запечатлен не в пору своих автомобильных дней, когда бывший Инспектор Дхар ближе узнал его, – это был старый снимок, еще с цирковых времен Вайнода. Актеру он нравился больше всех остальных. На фотографии карлик надевает свой клоунский наряд; мешковатые штаны в горошек такие короткие, что кажется, будто Вайнод стоит на коленях. Сверху на нем майка – со спиралевидными полосками, как на вывесках парикмахерских[121] в Индии, и он улыбается в камеру – улыбка карлика расплывается в еще большей улыбке, нарисованной на его лице и доходящей до уголков сияющих глаз.
