Доктор Дарувалла выразил сожаление, что нет времени рассказать им о том, что произошло в цирке; а там имело место кое-что интересное. На это Джон Д. сухо заметил, что подготовка к соблазнению второй миссис Догар – это отнюдь «не цирк»; сказано это было в пренебрежительном тоне, – дескать, пусть доктор прибережет свои глупые истории о цирке для другого, более легкомысленного момента.

Детектив Пател высказался еще более откровенно. На колпачке серебряной шариковой ручки оказались не только отпечатки пальцев Рахула – из-под зажима на колпачке было извлечено пятнышко высохшей крови, и это была кровь той же группы, что и у мистера Лала.

– Позвольте напомнить вам, доктор, – сказал заместитель комиссара, – все еще остается неясным, что делал Рахул с колпачком авторучки во время убийства мистера Лала.

– Также необходимо, чтобы миссис Догар признала, что колпачок авторучки принадлежит ей, – перебил его Джон Д.

– Да, спасибо, – сказал Пател, – но колпачок авторучки не является уликой – по крайней мере, сам по себе. Нам действительно нужно установить, что никто больше не мог быть автором этих рисунков. Мне говорят, что рисунки, подобные этим, можно идентифицировать как подпись человека, но необходимо заставить миссис Догар порисовать.

– Как бы намекнуть ей, чтобы она показала, какие варианты отношений ей нравятся, – сказал Дхар сценаристу. – Скажем, я мог бы спросить, что она предпочитает в сексуальном плане. Или я мог бы ее попросить подразнить меня – чем-нибудь сексуально откровенным, – сказал актер.

– Да-да, я понимаю, – нетерпеливо сказал доктор Дарувалла.

– А еще есть банкнота в две рупии, – сказал настоящий полицейский. – Если Рахул еще задумал убить кого-нибудь, возможно, он уже напечатал на деньгах соответствующие предупреждения или сообщения.

– Разумеется, это и будет тем, что вы называете уликой, – сказал Фаррух.

– Я бы предпочел все три улики – совпадение двух частей авторучки, рисунок и что-то напечатанное на деньгах, – ответил Пател. – Это было бы достаточным доказательством.

– И когда вы хотите начать? – спросил Фаррух. – Соблазнение, как правило, происходит по какому-то сценарию – для начала должна вспыхнуть взаимная сексуальная искра. Затем идет условленная встреча – или, по крайней мере, обсуждение места свидания, если не само свидание.

Сценаристу не очень-то понравилось, когда Инспектор Дхар многозначительно сказал:

– Полагаю, мне лучше бы избежать фактического свидания, если только это возможно, если не нужно заходить слишком далеко.

– Ты только полагаешь! Как будто ты не знаешь! – воскликнул доктор Дарувалла.

– Дело в том, что мне нужен диалог, чтобы предусмотреть любые непредвиденные обстоятельства, – сказал актер.

– Именно, – сказал детектив Пател.

– Заместитель комиссара показал мне фотографии этих рисунков, – сказал Джон Д. и понизил голос: – Должны быть также какие-то личные рисунки, которые она хранит в секрете.

Опять Фаррух вспомнил мальчика, который кричал: «Они топят слонов! Теперь слоны рассердятся!»

Джулия пошла помогать Нэнси одеваться. Нэнси привезла к ним чемодан с одеждой, потому что без помощи Джулии она не могла решить, что надеть на новогодний вечер. Обе остановились на чем-то на редкость сдержанном; это было серое облегающее платье без рукавов с узким воротником-стойкой, поверх которого Нэнси надела простую нитку жемчуга. Доктор Дарувалла узнал ожерелье, потому что оно принадлежало Джулии. Когда доктор удалился в спальню и ванну, он взял с собой планшет с зажимом и пачку писчей бумаги, а также захватил бутылку пива. Он так устал, что горячая ванна и холодное пиво мгновенно сморили его, но даже с закрытыми глазами он видел возможные варианты диалога между Джоном Д. и второй миссис Догар – или он писал для Рахула и Инспектора Дхара? Это было частью проблемы; сценарист чувствовал, что не знает персонажей, для которых писал диалог.

Джулия рассказала Фарруху про Нэнси – та была настолько взволнована, решая, как одеться, что, бедная, покрылась по́том; ей пришлось принять ванну в квартире Даруваллы, и мысли сценариста отвлеклись на это. В ванной оставался запах – пожалуй, не парфюма и не масла для ванн, а чего-то незнакомого; это не был запах Джулии – и его необычность сплеталась с воспоминаниями доктора о том времени, в Гоа. Главная проблема, которую необходимо было разрешить, чтобы начать линию Инспектора Дхара в диалоге, заключалась в следующем: знает или не знает Джон Д., что миссис Догар была Рахулом? Разве он не должен был сказать ей, что он знал, кто она такая, – что он знал ее прежнее «я», и разве это не первая фаза для соблазнения? («Я всегда хотел тебя» – что-то в этом роде.)

Решение, чтобы Нэнси надела столь скромное платье – она и волосы подобрала вверх, оголив шею, – было продиктовано лишь желанием, чтобы Рахул ее не узнал. Хотя заместитель комиссара неоднократно говорил своей жене, что он очень сомневается в том, что Рахул узнает ее, страх по-прежнему не отпускал Нэнси. Единственный раз, когда Рахул ее видел, Нэнси была обнаженной и с распущенными волосами. Теперь она решила их поднять; она сказала Джулии, что в этом платье она – полная противоположность себе голой.

Но каким бы строгим ни было платье, оно не могло скрыть тяжелую женственность бедер и грудей Нэнси; кроме того, ее тяжелые волосы, которые обычно лежали на плечах, были слишком густыми и недостаточно длинными, чтобы держаться аккуратно, особенно если она будет танцевать. Ее волосы, скорее всего, растреплются, и Нэнси будет выглядеть легкомысленной. Сценарист решил: пусть Нэнси танцует с Дхаром; после этого перед ним стали возникать возможные сцены.

Фаррух обернул бедра полотенцем и просунул голову в дверь столовой, где Джулия ставила на стол какие-то закуски; хотя до полуночного ужина в клубе «Дакворт» было еще много времени, никто пока не хотел есть. Доктор решил отправить Дхара вниз, в переулок, где в «амбассадоре» их ждал карлик. Доктор Дарувалла знал, что Вайнод знаком со многими экзотическими танцовщицами в «Мокром кабаре»; возможно, одна из них в долгу перед карликом.

– Я хочу устроить тебе свидание, – сказал Фаррух Джону Д.

– Со стриптизершей? – спросил Джон Д.

– Скажи Вайноду, что чем она будет расфуфыренней, тем лучше, – ответил сценарист.

Он знал, что канун Нового года – важная ночь в «Мокром кабаре»; кем бы ни была экзотическая танцовщица, ей придется рано покинуть клуб «Дакворт». Фарруху это было на руку – он хотел, чтобы эта женщина перед уходом выдала бы какое-нибудь зрелище. Кто бы она ни была, сценарист знал, что платье на ней будет явно противоположным скромному, – она, конечно, будет выглядеть совсем не по-даквортиански. Она обязательно привлечет всеобщее внимание.

За недостатком времени Вайнод был ограничен в выборе; из всех женщин в «Мокром кабаре» карлик выбрал исполнительницу экзотических танцев по имени Мюриэл. Она впечатлила Вайнода тем, что показалась ему чувствительней других стриптизерш. Кроме того, кто-то из зрителей бросил в нее апельсин; такое вопиющее неуважение расстроило ее. Приглашение немного потанцевать в клубе «Дакворт», особенно с Инспектором Дхаром, – это был очень важный шаг в мире Мюриэл. Короче говоря, Вайнод поспешно доставил экзотическую танцовщицу в квартиру Даруваллы.

Когда доктор Дарувалла закончил доработку текста, у Джона Д. уже почти не оставалось времени, чтобы отрепетировать диалог; следовало проинструктировать Нэнси и Мюриэл, а детектив Пател должен был позвонить мистеру Сетне по телефону; детектив прочел довольно длинный перечень распоряжений стюарду, которые, несомненно, оставили старого вынюхивателя в состоянии крайнего неодобрения. Вайноду полагалось отвезти Дхара и экзотическую танцовщицу в клуб «Дакворт»; а Фаррух и Джулия поедут вместе с четой Пател.

Улучив момент, Джон Д. отвел доктора Даруваллу в сторону и предложил выйти на балкон. Когда они остались одни, Дхар сказал: