Отличный материал! – подумал сценарист. Ирония моментально покинула доктора Даруваллу: вот он сам, замышляющий смерть своей выдуманной Пинки и в то же время ожидающий реальных результатов теста Мадху на ВИЧ. Но Фаррух снова опередил себя; он попытался представить, что еще такого мог делать Ганеш, чтобы стать незаменимым для цирка. Этот мальчик – он калека, нищий; он неуклюж, он хромает… Единственный трюк, который он может исполнить, – это трюк с птичьим дерьмом. (Сценарист поспешно записал трюк с птичьим дерьмом – теперь, когда Пинки должен был убить лев, требовалось больше комической разрядки.)

В этот момент Ранджит принял телефонный звонок от доктора Таты. Очередной импульс Фарруха, весь его ход мысли были прерваны. Еще больше Фаррух был раздражен характером информации доктора Таты.

– О, дорогой, дорогой мой старик-отец, – сказал Тата-Два. – Я боюсь, что он все потерял!

Доктор Дарувалла не был удивлен, узнав, что старый доктор Тата потерял много диагнозов; в конце концов, старый дурак даже не знал (до родов), что Вера ждет близнецов. А что на сей раз? – подмывало спросить Фарруха. Но он поинтересовался в более вежливой форме:

– Так он осматривал Рахула?

– Держу пари, что да! – сказал доктор Тата. – Должно быть, это было что-то с чем-то – Промила утверждала, что мальчик оказался импотентом в некоем одиночном эпизоде с проституткой! Но я подозреваю, что диагноз был немного преждевременным.

– Какой был диагноз? – спросил доктор Дарувалла.

– Евнухоидизм! – воскликнул Тата-Два. – Сегодня мы используем термин «гипогонадизм»^[91]. Но назовите это как хотите, на самом деле это просто симптом или синдром с несколькими возможными причинами. Вроде головной боли или головокружения…

– Да-да, – нетерпеливо сказал доктор Дарувалла. Похоже, Тата-Два успел просмотреть литературу на эту тему или, возможно, поговорил с каким-нибудь лучшим акушером-гинекологом; акушеры-гинекологи, как правило, знали об этом больше, чем другие врачи, потому что они хорошо разбирались в гормонах, предположил Фаррух. – Что заставляет вас подозревать гипогонадизм? – спросил доктор Дарувалла Тату-Два.

– Если я вижу мальчика или мужчину с размахом рук, более чем на два дюйма превышающим его рост, – то есть с очень длинными конечностями, – ответил доктор Тата. – Кроме того, если расстояние от лобка до пола больше, чем расстояние от лобка до макушки. – (Должно быть, он смотрит в книгу, подумал Фаррух.) – И если также у такого мальчика или мужчины отсутствуют вторичные половые признаки… – продолжал доктор Тата-Два. – Ну там тембр голоса, мышечная система, степень развития полового члена, ромбовидный волосяной покров от лобка до пупка…

– Но как можно делать заключение о вторичных половых признаках, если мальчику еще нет и пятнадцати или того меньше? – спросил доктор Дарувалла.

– Да, в этом-то и проблема – делать заключение невозможно, – сказал Тата-Два.

– Рахулу было всего двенадцать или тринадцать лет в сорок девятом году! – воскликнул Фаррух.

Если Промила говорила об импотенции мальчика, потому что у него не было эрекции или потому что у него не получился секс с проституткой, то разве это не абсурд? И разве не абсурд, что старый Тата поверил ей?

– Ну, я и имел в виду, что диагноз несколько преждевременный. Процесс полового созревания начинается в одиннадцать-двенадцать лет и ознаменован тем, что яички становятся более твердыми. Обычно он длится лет пять, хотя другие половые признаки, например рост волос на груди, могут продолжать проявляться еще лет десять.

По слову «ознаменован» доктор Дарувалла определил, что Тата-Два наверняка подглядывал в книгу.

– Короче, вы хотите сказать, что рост волос на лобке у Рахула мог начаться позже. И не время было называть его каким-то евнухом! – воскликнул Фаррух.

– Хм, сегодня евнухоидизм отнюдь не означает, что мы называем кого-то «каким-то евнухом», – пояснил доктор Тата.

– Как можно ставить такой диагноз в нежном возрасте, когда мальчику всего двенадцать-тринадцать лет? – спросил Дарувалла.

– Да, согласен, – ответил доктор Тата-Два. – Такой диагноз больше подходит восемнадцатилетнему юноше с микрофаллосом.

– Боже мой! – воскликнул Фаррух.

– Ну, не надо забывать, что все семейство Рай было довольно странным, – возразил доктор Тата.

– Да, из тех семейств, которым можно ставить сколько угодно ошибочных диагнозов, – заметил доктор Дарувалла.

– Я бы не стал называть это «ошибочным диагнозом», – скорее, он просто немножко преждевременный, – сказал в свое оправдание Тата-Два. Было вполне понятно, почему доктор Тата хотел сменить тему разговора. – Да, могу ответить насчет той девочки. Мистер Сабхаш передал мне, что вы хотите побыстрей получить анализ. – (На самом деле мистер Сабхаш говорил доктору Дарувалле, что тест на СПИД займет по меньшей мере два дня или больше, если первая фаза исследования даст положительный результат.) – Во всяком случае, с ней все нормально. Анализ отрицательный, – сказал доктор Тата.

– Быстро же сделали, – сказал доктор Дарувалла. – Вы имеете в виду результаты анализа девочки по имени Мадху? Ее имя – Мадху?

– Да-да, – сказал доктор Тата. Теперь была его очередь выказать нетерпение. – Я как раз смотрю результаты. Написано имя Мадху. Тест отрицательный. Мистер Сабхаш только что положил результаты на мой стол.

«Сколько лет вашему мистеру Сабхашу?» – хотелось спросить доктору Дарувалле, однако для одного разговора он и так был слишком раздражен. Во всяком случае, теперь можно было увезти девочку из города. Фаррух поблагодарил Тату-Два и повесил трубку. Он хотел вернуться к сценарию, но сначала вызвал к себе Ранджита, чтобы тот сообщил мистеру Гаргу, что у Мадху нет ВИЧ-инфекции. Доктору не хотелось лично говорить какие-то приятные для этого мистера вещи.

– Быстро же сделали, – сказал Ранджит, однако бо́льшая часть мыслей доктора Даруваллы была по-прежнему занята сценарием.

В данный момент его гораздо больше волновали те дети, а не эти, заботу о которых он взял на себя.

Доктор помнил, что следует попросить Ранджита связаться с женой карлика; Дипе нужно было сказать, что Мадху и Ганеш отправляются в цирк и что доктору необходимо узнать, где именно в штате Гуджарат находится сейчас цирк. Фаррух также должен был позвонить новому миссионеру – предупредить иезуита о том, что уик-энд они проведут в поездке с детьми в цирк. Однако сценарий был гораздо притягательней для доктора, и вымышленный мистер Мартин казался ему более привлекательным существом, чем Мартин Миллс.

К сожалению, чем ярче сценарист вспоминал и описывал номера «Большого Королевского цирка», тем больше росло предчувствие разочарования, которое неизбежно ждало его, когда он и Мартин Миллс доставят реальных детей в «Большой Голубой Нил».

20

Взятка

Пора уматывать

Что касается Мартина Миллса в сопоставлении с вымышленным мистером Мартином, то на сей счет Фаррух почти не чувствовал никаких угрызений совести; сценарист подозревал, что создал легковесного дурака из тяжеловесного сумасшедшего, но это было лишь смутное подозрение. По сценарию, когда миссионер первый раз навещал детей в цирке, он, поскользнувшись, шлепался в дерьмо слона. Доктор Дарувалла еще не осознавал, что, возможно, настоящий миссионер уже шлепнулся в нечто худшее, чем слоновье дерьмо.

Что касается слоновьего дерьма, оно не пригодится как название. Фаррух написал его на полях страницы, там, где впервые появилась эта фраза, но теперь зачеркнул. В Индии запретили бы фильм с таким названием. Кроме того, кому захочется пойти в кино под названием «Слоновье дерьмо»? Люди не возьмут с собой своих детей, а это было кино для детей, полагал доктор Дарувалла. Если только оно вообще для кого-то, мрачно подумал он. Таким образом, его снова охватила неуверенность в себе. Он, казалось, приветствовал ее как старую подругу.