В отношении к внутренней истории Московской Руси XVI век замечателен попытками Московского правительства оживить древний общинный дух русского народа и дать общинным учреждениям больше самостоятельности в областном управлении и судопроизводстве. Они были вызваны народным неудовольствием и частыми жалобами на притеснения, вымогательства и всякие неправды наместников и волостелей, которые особенно усилились в смутную эпоху малолетства Ивана IV и повлекли за собой умножение воров и разбойников. Попытки эти наглядно выразились в целом ряде губных и уставных грамот. Губные грамоты предоставляют городским и сельским общинам право самим отыскивать воров и разбойников, судить их и казнить посредством выбранных ими губных голов и лучших людей. (Губой называлась часть уезда или волости, собственно судебный округ.) Первые известные нам таковые губные грамоты относятся ко времени боярского управления, которые написаны от имени великого князя Ивана Васильевича, тогда еще малолетнего. Это именно грамоты Белозерская и Каргопольская, помеченные октябрем 1539 года. Они выданы по челобитью самих жителей Белозерского и Каргопольского уездов: жители жаловались на то, что разбойники их грабят, села и деревни жгут, путников на дорогах убивают; причем имеют притоны у разных людей, которые принимают от них награбленную рухлядь, а великокняжие приставы и сыщики своей волокитой и вымогательствами причиняют жителям большие убытки. Вняв этим жалобам, грамота поручает всем жителям уезда, князьям, детям боярским, всем служилым людям и крестьянам, с общего совета, выбрать на каждую волость человека три или четыре из детей боярских грамотных в губные головы, да к ним прибрать старост, десятских и человек пять-шесть лучших крестьян. Эти выборные власти пусть разыскивают как самих разбойников, так и их пристанодержателей, подвергают их пытке и затем уличенных пусть бьют кнутом и казнят смертью, а имущество их выдают пограбленным; о чем потом посылают списки в Москву к боярам, «которым разбойные дела приказаны» (т. е. в Разбойный приказ). В 1541 году губная грамота дана была Пскову по жалобе псковичей на правосудие и вымогательства наместников. Тогда же начали давать подобные грамоты и по другим городам. В царском Судебнике 1550 года (по статье 60-й) постановляется уже общим правилом, чтобы наместники «ведомых разбойников» отдавали на суд губным старостам; а «старостам губным, опричь ведомых разбойников, у наместников не вступаться ни во что». Тут губные головы названы старостами, и это последнее название за ними осталось, а лучшие люди, выбираемые им в помощь, получили название целовальников — общее тогда название для всех выборных людей, приставленных к какому-либо делу и целовавших крест, т. е. приносивших присягу в добросовестном исполнении порученного им дела.
Московское правительство в своем распоряжении идти навстречу народным желаниям не ограничилось утверждением и распространением губных учреждений, но пошло и далее. Приблизительно в ту же эпоху юности Ивана IV, в эпоху влияния Сильвестра и Адашева, оно попыталось совсем отменить своих наместников и волостелей и поставить на их место земские учреждения, т. е. дать земским общинам почти полное самоуправление. Уставные грамоты на такое самоуправление давались сначала по просьбе самих жителей. Некоторые посадские и крестьянские общины присылали в Москву своих уполномоченных с челобитной грамотой, в которой излагались жалобы на великокняжих кормленщиков, т. е. наместников и тиунов; от их насилий и вымогательств, а также от татей и разбойников многие жители «разбрелись порознь», станы и волости пустели, а наместники с их тиунами, праветчиками и доводчиками продолжали взимать сполна свои кормы и всякие поборы с оставшихся посадских людей и становых или волостных крестьян. По челобитью жителей, Московское правительство от имени царя и великого князя Ивана Васильевича отменяло у них наместников и тиунов, вместо которых разрешено приписанным к известному посаду жителям выбирать по нескольку лучших людей, которые назывались излюбленными головами или старостами и ведали все те дела, которыми прежде ведал наместник, т. е. творили суд и расправу, собирали установленные пошлины и оброки и сами отвозили их в Москву. При мирских разрубах и разметах этих пошлин и оброков в севернорусских областях обыкновенно единицей обложения у крестьян служила обжа, а у посадских — двор, которые приравнивались друг к другу. При сем земские общины отнюдь не были избавлены от наместничьих и тиуновых кормов и поборов. Только эти кормы и поборы были переложены на деньги и доставлялись в Москву вместе с государевыми оброками. В помощь излюбленным головам и старостам для исполнения полицейских обязанностей выбирались сотские, пятидесятские и десятские, а для суда и денежных сборов выбирались к ним так наз. целовальники; письмоводство вел при них земский дьяк, также выбранный общиной или миром. Все сии власти, собранные вместе, составляли земскую избу.
Древнейшая известная нам в этом смысле уставная грамота дана в 1552 году посадским и крестьянам Важского уезда; он был разделен на два стана по двум посадам, Шенкурью и Вельску, и потому составил две земские избы, в каждой по десяти излюбленных голов, выбранных миром из посадских людей и волостных крестьян. (Тогда как губные старосты выбирались только из детей боярских, т. е. из помещичьего сословия.) Из последующих таковых же уставных грамот заслуживает внимания грамота, данная в 1556 году жителям Двинской земли или нижней ее половины, средоточием которой был город Холмогоры. По этой грамоте хотя наместники и тиуны Двинские не отменялись, но от суда и сбора доходов они отстранялись, а дела эти поручались двум излюбленным жителями головам с пятью или шестью товарищами, также выбранными из лучших людей. Двинские излюбленные головы, или судьи, по-видимому, были в то же время и губными старостами; в помощь им для поимки татей и разбойников на посаде, в станах и волостях поручалось выбрать сотских, пятидесятских и десятских, таких, «которые были бы добры и прямы и всем крестьянам любы». Все эти излюбленные власти выбирались, по-видимому, без сроку, так как жителям предоставлялось право переменять их и на их место выбирать других лучших людей.
Правительство Московское, как само говорит в некоторых грамотах, в это время, с одной стороны, осаждалось частыми жалобами городов и волостей на притеснения кормленщиков, т. е. наместников и волостелей, которые старались вымогать поборы сверх положенных; с другой, оно подвергалось «докуке и челобитьям многим» от самих кормленщиков на то, что посадские и волостные люди не платят им положенных кормов, не даются им под суд, бьют их, взводят на них поклепы и затевают с ними большие тяжбы (когда оканчивался срок кормления наместников и волостей). Поэтому оно пришло к мысли повсюду отменить суд и управу своих кормленщиков, на место их поставить излюбленных голов и старост, а разнообразные кормы заменить определенными денежными оброками, смотря «по промыслам и по землям», которые должны были доставляться в царскую казну дьякам; из этих оброков предполагалось выдавать время от времени вознаграждение боярам и детям боярским, смотря по их «отечеству и дородству». Причем с отменой прежней системы кормлений предположено было усилить наделение служилых людей поместьями. В таком именно смысле в сентябре 1556 года был издан указ, который начинается словами: «Царь и великий князь Иоанн Васильевич всея Руси со своею братиею и с боярами приговорил о кормлениях и о службе всем людям, как им впредь служити». Выше было сказано, что относительно ратной службы этим указом определялось, сколько ратников и с какого количества земли должны были выставлять помещики во время войны. А те помещики, которые, имея земли, совсем не выставили ратных людей, обязаны были вносить за них особые деньги.
Но намерение правительства отменить систему кормлений, повсеместно заменив наместников и волостелей излюбленными головами и старостами, не было приведено в исполнение. Такому развитию земского самоуправления воспрепятствовали разнообразные причины. Во-первых, оно не могло быть распространено на окраинные области, угрожаемые неприязненными соседями, в особенности южные и восточные, которые требовали постоянных оборонительных мер, и потому управлялись не только наместниками и царскими дьяками, но иногда и прямо воеводами, имевшими в своих руках более сильную власть. Отсюда мы видим, что земское самоуправление применялось собственно отчасти в областях центральных, а главным образом в северных, бывших Новгородских и Псковских, сохранявших еще предания вечевого быта. Во-вторых, земское самоуправление мало согласовалось с общим развитием государственного строя, т. е. с развитием московского самодержавия и начала приказного, направленного к централизации, к сосредоточению всего управления в государевой столице. С таким направлением совместимо было существование общин не всеуездных и не всесословных, а только мелких, посадских и волостных, и притом имевших своей задачей по преимуществу разверстку податей и повинностей. В этом смысле мало-помалу сложилось действительное значение земского, или общинного, самоуправления. В-третьих, наконец, существованию сколько-нибудь самостоятельных общин препятствовали все более выступавшие сословные грани, т. е. преобладание в государстве военнослужилого сословия, с одной стороны, и постепенное закрепощение крестьянства — с другой. Хотя по губным и уставным грамотам того времени общинными правами, по-видимому, пользуются крестьяне и владельческие и черные, но в действительности пользование этими правами для первых затруднялось отношениями к владельцам и их прикащикам, так что, в сущности, правами общинного самоуправления могли пользоваться только крестьяне черные, или государевы. Но и сии последние по своим ведомствам, а также по своим занятиям или промыслам разделялись на разные группы, которые могли составить только мелкие отдельные общины, каковы: крестьяне черносошные, дворцовые, рыбники, бортники, бобровники и пр. Сам Иван IV, в лучшую пору своего царствования, т. е. в эпоху Сильвестра и Адашева, покровительствовавший земским общинам, потом явно стремится к их ограничению или, точнее, к обращению их в низшие служилые единицы, так что выборы излюбленных старост и целовальников становятся не правом общин, а их повинностью. Отсутствие определенного вознаграждения за выборные должности также немало способствовало их упадку; смотря на свои должности как на повинность выборные люди, естественно, старались вознаградить себя сами; поэтому на их вымогательства и притеснения впоследствии явились такие же жалобы, какие слышались относительно наместников, волостелей и тиунов. Особенно такое направление приняли губные учреждения, так как в губные старосты выбирались дворяне и дети боярские; они тяготились отправлять безмездную земскую службу. Но губные учреждения, имевшие более определенное назначение, т. е. разбойные и татенные дела, получали более широкое распространение в Московском государстве, чем земское самоуправление, и потом на много лет пережили последнее{76}.
