Уходить из дворца не хотелось. Хорошо еще, что наушников вполне можно было подкупить и, вместо того, чтобы провожать просителя до ворот, его оставили идти самому. Вроде как магик-пространственник, он уж точно найдет выход. Впрочем, несколько раз столкнувшись в коридорах со знакомыми, Манфред решил, что наушники здесь слишком уж продажные и скоро могут все поменяться. Если только королю наоборот не нужно это. Так он сразу узнает и о тех, кто готов купить то, что нельзя, и тех, кто готов это продать.

За мыслями, хорошо или плохо попасть в такой список, Манфред не заметил, как добрался до знакомых комнат. У двери покоев принцессы по-прежнему маячил один Ринкольф. Манфред подошел ближе.

– А где безымянный? – вроде бы совсем простой вопрос, и он даже не начал выспрашивать ничего, о чем нельзя говорить, но на Ринкольфа этот вопрос подействовал как ведро холодной воды.

– Он… король… Заберите меня отсюда, господин! – зашептал гвардеец, постоянно оглядываясь на дверь. – Я могу чистить пегасов. Могу на войну пойти. Охотиться на единорогов… не пробовал, но уверен, что смогу. Пожалуйста!

Манфред был впечатлен.

– Ринкольф, что такое? Как она могла тебя так запугать? Или ты не понял, что у принцессы даже нет ма…

Он захлебнулся словами, когда юный гвардеец плотно закрыл ему рот перчаткой.

– Не произносите это вслух, – зашептал Ринкольф. – Слишком догадливые потом много лет не смогут даже произнести все слова правильно или надеть собственные штаны.

Манфред замер. Он собирался возмутиться по поводу прикосновений к его лицу без его на то позволения, но сейчас понял, что глупый мальчик просто хотел его спасти. За своими мечтами о власти Манфред постоянно забывал, что тот самый король, который должен был власть ему передать, пока что был в самом расцвете сил и лет, а еще был самым настоящим дедом не самого Манфреда, а именно Радославы. И прежде чем ставить ловушку на неуловимую любовницу, нужно понять, как к этому отнесется Ламберт. Как же все запутанно!

– Тебе что-то грозит, Ринкольф? – уточнил Манфред, ожесточенно вытирая губы от неприятного металлического привкуса.

– Вроде бы нет, – смутился тот.

– Тогда к чему это нытье? – Манфред разозлился. – Мне нужны свои глаза и уши тут, а не среди стада единорогов или пегасов!

– Но она совершенно непредсказуема! – дрогнувшим голосом возразил Ринкольф. – И она меня пугает. А теперь еще требует доставить ей Ирену из дома синих. Но я не могу оставить свой пост!

Манфред задумался. Отправить Ринкольфа и воспользоваться этим? Нет, тогда гвардеец вылетит из дворца как пробка из бутылки. Сказать, что домработнице здесь нельзя появляться? Тоже глупость. Старую Ирену он знал. Хитрая старуха, обожающая Мейнгрима, но не слишком сильная магесса. Что с того, если Радослава с ней увидится? Передаст что-то Гриму? Допустим. Тогда тот совершит какую-нибудь глупость, попробует прорваться к жене силой, а значит, падет в еще большую немилость у короля. И лучше, если это произойдет сейчас, пока Ламберт не передумал отдалять принцессу от её супруга. Что же, решено!

– С этим я сам могу тебе помочь, – лениво произнес он. – Я передам Ирене, что её хочет видеть принцесса. Что-то еще?

– Ей нужны артефакты от падений для себя, сына и няньки, – перечислил обрадованный Ринкольф. – Пусть Ирена их и принесет.

Ринкольф нагнал его у лестницы.

– Чуть не забыл, – задыхаясь, произнес он. – Ирене нужно обязательно сказать еще вот что… Не знаю, чем это так важно, но с принцессой лучше не спорить.

– Да, лучше не спорить, – согласился Манфред и, насвистывая веселый мотивчик, начал спускаться вниз. Это походило на какое-то зашифрованное послание, и Манфред обязательно собирался его передать. Потому что играть он любил, а Радослава была самым изощренным игроком, какого он когда-либо встречал.

С просьбой Радославы он справился прекрасно, и некоторое время даже пытался следить за поспешившей куда-то старухой, но потом потерял её из виду и остался на торговой улице. Идти домой не хотелось. Дома была Ева, на которую никак не удавалось раскопать хоть что-то стоящее. А спорить с женщиной, которая права, было категорически не в духе Манфреда. Он толком не спал уже несколько дней, и ему была просто нужна передышка. Но разве это объяснишь Еве?

Мысль понеслась дальше, и Манфред неожиданно для себя вспомнил о месте, где ему было хорошо и спокойно. Те комнаты, что он снимал для встреч с Радославой. Конечно, прошло несколько лет с тех пор, и они могли быть сейчас кем-то заняты, но он оставлял их за собой, так почему бы не попытаться? К тому же, можно посмотреть, по-прежнему ли там всё как было. Он соблазнял Радку там раз за разом так долго, неужели он не сможет сделать это снова? Она же всего лишь женщина, верно? И просто теряла голову от него! К тому же женщины так сентиментальны. Она снова окажется в том же месте и просто не сможет устоять. И он решительно провесил портал, не желая даже идти ногами до гостиницы.

О том, что хозяин оставлял за собой право сдавать его комнаты до первого требования, но за меньшую сумму, Манфред вспомнил лишь, когда оказался посреди комнаты прямо позади стоящей перед зеркалом женщины в ночной сорочке. И это посреди белого дня!

Он хотел извиниться и рвануть порталом обратно, но сумел оторвать взгляд от груди, которую тонкая ткань больше подчеркивала, чем скрывала, и перевести его на лицо. Вот тут его ждало потрясение куда серьезнее.

– Роза? – недоверчиво уточнил Манфред. – А где этот… Барвинок?

Он прикусил язык, сообразив, что попасть вот так, без всякой подготовки туда, где находятся разыскиваемые беглецы, совсем не такая хорошая идея, как могло показаться на первый взгляд. И хорошо бы Роза была тут одна.

Женщина не выглядела испуганной, или успела успокоиться, пока он её разглядывал.

– А тебе зачем Барвинок? – негромко спросила Роза, не поворачиваясь к нему лицом и медленно снимая бретельку сорочки с плеча.

– Ну… его ищут, – Манфред смотрел в зеркало, где отражалась и Роза, потянувшаяся ко второй бретельке, и он сам, стоящий за её спиной с таким голодным взглядом, что стало чуть стыдно и страшно жаль себя.

– И?.. – вторая бретелька соскользнула по плечу до локтя, вслед за ней и вся сорочка скользнула ниже, но повисла, зацепившись кружевом за торчащие соски. Это было уже выше сил Манфреда. Руки сами двинулись вперед, обхватывая мягкие полушария груди и освобождая их наконец от ткани.

– Просто хотел убедиться, что он нам не помешает, – промурлыкал Манфред, в голове которого билась лишь одна чудом сохранившаяся мысль. У него наконец-то на самом деле будет цветочная! Радослава не в счет, она лишь выдавала себя за иностранку. Он краем глаза поймал более светлую полоску кожи на месте, где был брачный браслет и вдохновился еще больше. Чужих жен у него еще тоже не было. И пусть ссориться со Скарбимежем было совсем не с руки, ну так он ведь ничего такого не планировал, верно?

– Не помешает, – тем же тоном отозвалась Роза, упираясь спиной ему в грудь и по-прежнему не отрывая взгляда от зеркала.

Манфред забыл про бессонные ночи и то, что сюда он шел отдохнуть. Мягкое соблазнительное тело в его руках и еще перед зеркалом просто вдохнули в него новую жизнь. Он сжимал и мял, рычал те глупости, что так любят женщины, в ухо Розе и целовал плечи, чуть прикусывая нежную кожу. Роза едва заметно улыбалась и время от времени ахала, когда он хватал её чересчур сильно. В зеркале отражались порозовевшие щеки и багровые от прилившей крови соски, что некстати напомнило про багряного принца, а никак не про возбуждение.

Это несоответствие охлаждало пыл, и Манфред, недовольно рыкнув, погрузил комнату в темноту, а саму Розу подхватил на руки и понес в кровать. Она послушно раскинулась на кровати, позволяя ему делать что захочется.

«Медуза, – промелькнуло в голове Манфреда. – Сначала она как зеркало отражала мои желания и вздохи, а сейчас просто растеклась по кровати и не совсем понятно, тут она или это галлюцинация, и я занимаюсь любовью с матрасом. Проклятье!»